Утром подъём был по распорядку. Во время завтрака я спросил у Попова, как спалось на новом месте.
- Спасибо, лейтенант, хорошо. В особенности хорошо спится, когда целый день натягаешься с оборудованием. Но вот одно плохо. Сильно воняет порченой рыбой.
Это был второй сигнал о порченой рыбе, и я решил сам проверить. Когда я вошёл в прихожую домика (да что зашёл — когда я открыл дверь!), мне в нос ударил этот дурной запах испорченной рыбы. Постучав в дверь комнаты ленинградцев, открыв её, зашёл в комнату. За столом в комнате сидели питерцы и ели сельдь с хлебом.
- Заходите, лейтенант, — приветливо пригласил меня зайти Иван Иванович, — мы здесь решили с ребятами перед завтраком побаловаться немного селёдочкой...
Он сделал паузу и как бы в доказательство, что селёдка замечательная, укусил большой кусок, пожевал немного и проглотил, после чего продолжил:
- Понимаете, лейтенант, вчера, когда мы высадились на берег, то прохаживаясь по берегу, мы обнаружили бочку сельди архангельского посола. Понимаете, замечательная сельдь, но нерадивые хозяева так небрежно разгрузили бочку, что часть сельди вывалилась на землю, и мы взяли себе по несколько штук. У нас в Ленинграде такую достать трудно.
Я понял всё. Но как я мог объяснить этим людям, которые чудом уцелели в блокаде, что мы выбросили эту сельдь как недоброкачественную, что у нас есть много сельди, что мы предоставим им возможность есть её столько, сколько они сумеют съесть! Как я мог объяснить им, пережившим блокаду, что есть нужно по времени или тогда, когда хочешь есть, но не тогда, когда достанешь где-то еду... Я вспомнил, как в первые послеблокадные дни к нам в Ижевск, где наша семья была в эвакуации, приехали ленинградцы. В 1943 году мы в лесу раскопала участок земли и засадили её картофелем. Посадочный материал мы собирали около года, отрезая глазки в картошке, которую покупали у удмуртских крестьян для супа. После сбора урожая мы уже считали, что не голодали — был картофель. Мы могли его есть до утоления голода. Я хорошо запомнил гневные глаза ленинградцев, когда они увидели, что мы чистим картофель: они готовы были признать нас врагами народа! Да, они были голодны, но прошло уже десять лет, а они по-прежнему обожествляют продукты питания.
- Уважаемый Иван Иванович, — медленно и тихо произнёс я, — не могу себя даже намёком поставить рядом с голодающими питерцами в годы блокады, но голод я познал в самом безжалостном варианте в содружестве с цингой. Поэтому прошу меня простить, если я скажу что-то не так. Дело в том, что сельдь, которую вы принесли в посёлок — испорченная, а не архангельского посола. У нас в экспедиции вся медицина в одном лице — фельдшера Мудрова. Я прошу, чтобы не дай Бог не было у нас дизентерии, немедленно выбросить селёдку. У нас достаточно продуктов высококачественных, чтобы не чувствовать голода. Прошу мне верить. Извините, пожалуйста.
Я вышел из домика и направился к Гуляеву. Рассказав ему о разговоре с питерцами, попросил его, чтобы первые дни он изыскал возможность несколько увеличить им рацион в виде добавок по их просьбам. Командир роты меня понял.
Свободное копирование
