Вторая стройэкспедиция - 11

Когда мы окончили работу, Главный взял свой дорожный чемоданчик, и мы отправились на место приёмки грузов с понтона. На разгрузочной площадке работали два трактора. Один вытаскивал грузы с обсушки, другой на новых волокушах тащил грузы в посёлок. Мы с Главным пошли на понтоне к кораблю. Теперь штормтрап нам подали на понтон, и мы благополучно поднялись на корабль. Встреча со старпомом была радостной и громкой.

- Я так и знал, что тебя здесь долго держать не будут! Твой салон ждёт тебя, — шутливо громко сказал Юрий, чтобы слышал главный инженер.

- Нет, Юра, если бы ты шёл на Соловки, я бы ещё подумал идти с тобой или нет. Я пришёл приветствовать тебя в наших водах и пожелать тебе иметь под килем не менее шести футов и, конечно, здоровья!

- А раз так, тогда пошли, — сказал он и направился к себе в каюту. Мильштейну нравилось, что я был в хороших отношениях с командованием корабля. Когда я, попрощавшись с ним, пошёл за старпомом, он отпустил редкую лёгкую улыбку. На корабле он был гостем командира корабля.

Мы зашли в каюту. Юрий достал два стакана, бутылку коньяка, налил по стакану, а остальное закрыл винной пробкой и поставил в шкаф.

- Больше нельзя, — сказал он. — За здоровье!

Мы выпили. Закусили консервированной ветчиной и пошли на палубу

- Видно, тебе придётся в этом году долго загорать, — сказал он, глядя в полные трюмы, которые были наполнены кабельными катушками, бухтами провода и ящиками с оборудованием.

- Да, наверное, в этом году будете меня снимать на Большую землю ледоколом, — и добавил: — скажи пожалуйста, бочек 10 солярки для тебя это проблема? Понимаешь, я не знаю, будут ли приходить в этом сезоне ещё какие-нибудь грузы, да ещё неизвестно, кого пришлют, а я на зиму хочу зарезервировать для зимовщиков немного солярки.

- А бочки у тебя есть? — спросил старпом.

- Не было бы — не просил бы солярки.

- Грузи на следующий понтон!

Трактор ушёл с грузами в стройпосёлок. На обратном пути я приказал отгрузить 10 пустых бочек под горючее. Сам остался на берегу.

Трактор вернулся на берег после обеда, даже ближе к вечеру. Понтон стоял разгруженный и ждал прихода катера. Мы на него погрузили бочки и ждали, когда понтон отбуксируют к кораблю. Катер не приходил. Я велел поставить трактор фарами к кораблю и включить фары. Одного солдата поставил у одной фары и велел ему прикрыть эту фару, чтобы её не было видно на корабле. При помощи шапки я начал писать букву «А», что означало, что корабль вызывает берег. Не могу вспомнить, откуда я это знал, но корабль мне ответил. Семафор мне давал какую-то информацию, но какую — на берегу никто прочесть не мог. Однако при малейших остановках семафора я давал сигнал «тире», что означало «понял». На корабле поняли, что их на берегу не понимают, и семафор погас. Ко мне подошёл какой-то парнишка с корабля, неизвестно каким образом оказавшийся на берегу.

- Я третий механик на корабле. Сейчас штиль, отлив и лёгкий ветерок к кораблю. Я предлагаю столкнуть понтон на воду, и своим ходом он дойдёт до корабля, а там пришвартуемся.

Не знаю, какой чёрт меня дёрнул. Я согласился. То, что предложение сделал мне моряк, видно, было решающим фактором. Уж, наверное, в успехе он был уверен... Мы положили две половые доски на понтон, отдали концы, оттолкнулись досками от берега, сели на бочки и с удовольствием наблюдали, как берег начал от нас отходить. Когда мы отошли от берега на 300-400 метров, ветер стал усиливаться, берег удалялся быстрее. Мы прошли половину пути и увидели, что идём курсом левее нужного. Взяли в руки доски и начали загребать правее, но парусность была большой, и наши вёсла-доски с понтоном ничего сделать не могли. Тогда мы переставили бочки таким образом, что ветер сам погнал понтон к кораблю. Мы успокоились и ждали момента, чтобы изменить галс и уже точно направить понтон на корабль. Но тут произошло неожиданное: от корабля отвалил катер, буксирующий пять вязок брёвен для фидерной линии. Катер шёл курсом на нас. Я сразу не понял опасность, но когда осознал, вскочил на бочку и рукой показал рулевому катера, чтобы обходил нас слева. А у руля катера стоял корабельный врач, который очень следил за направлением катера и меня не замечал. Когда же он меня увидел, то начал жестом показывать, чтобы мы обходили его справа. В последний момент он сообразил и круто повернул катер вправо, но было уже поздно: четыре пакета прошли мимо нас, а пятый пакет стукнул по понтону. Бочки повалились, четыре упали в воду. Мы на ногах тоже не удержались и упали на палубе понтона. Вскочив на ноги, сразу начали подымать бочки, при помощи досок сравнительно легко. Пока мы наводили порядок на понтоне, подымали бочки, нас ударом брёвен отнесло в сторону от корабля. Мы ожесточённо начали грести нашими досками к кораблю, но тщетно: нам это не удалось. С ужасом мы наблюдали, как медленно но верно мы поравнялись с кораблём, а затем нас ветром понесло на север, в Ледовитый океан. Ужас нашего положения я видел в том, что когда я был на корабле, то обратил внимание, что второй грузовой катер на борту отсутствует. Первый катер ушёл с лесом на берег и обратно придёт где-то через час. За час нас отнесёт чёрт знает куда, а ночь медленно, но подходит. Сейчас на борту Г-250 Мильштейн, и опять он узнает о моей выходке.

Неприятной беседы с ним мне не миновать... Когда мы отошли от корабля метров на двести, мы услышали вой сирены на корабле. Она оповещала о тревоге. Грузовой катер был на берегу, значит, командир решил нам на помощь послать спасательный катер. Спуск на воду спасателя фиксируется в корабельном журнале, что впоследствии подлежит разбору. Где, когда, почему, а дальше — наказание. Я не ошибся: на воду был спущен белый спасательный катер и он, как чайка, понёсся в нашу сторону. На борту у него было два человека. Мы от корабля были уже на расстоянии не меньше километра.

Ничем не загруженный катер шёл как глиссер, задрав носовую часть, и казалось, что воды он касался только винтом. За кормой высоко вверх подымался водяной вихрь, который, опускаясь на воду, двумя волнами уходил от катера в разные стороны. По ходу катера можно было определить, что морякам было приятно промчаться на новеньком катере, который за своё существование всего пару раз опускался на воду. Их удовольствие нам очень дорого досталось.

Чтобы принять конец с понтона, они попытались ближе подойти к нам и, приблизившись, сделали крутой поворот, вираж. Созданная катером волна едва не опрокинула понтон, наклонив его больше чем на сорок пять градусов. Мы упали на палубу и уцепились за доски настила, бочки перекатились через нас, оставив на теле свои отметины. Опомнившись и встав на ноги, мы высказали морякам своё возмущение на сленге, от которого я в своём повествовании воздерживаюсь, и начали собирать бочки уже во второй раз. Моряки, чувствуя свою вину, усиленно начали нам помогать, подгоняя бочки к понтону. Окончив погрузку, мы на буксире благополучно были доставлены к кораблю. Поднявшись на борт, я дал указание поднять бочки. Взбучка была неизбежна. Дежурный матрос передал, что командир корабля приказал мне явиться к нему. Я пошёл за матросом. Показав мне на дверь рабочего кабинета командира, матрос удалился. Я зашёл в кабинет и доложил, что по его приказанию явился. Он внимательно смотрел на меня и, казалось, во время рапорта подбирал такие слова, чтобы побольней меня характеризовать, оскорбить, для того, чтобы лучше запомнил.

- Лейтенант, выйдя в море на понтоне, Вы не являлись членом корабельной команды. Понтон Ваш к кораблю не имел никакого отношения. Я мог не высылать за Вами катер, и через двадцать-тридцать минут мы бы с Вами расстались и, быть может, навсегда. Вот к чему должно было привести Ваше недомыслие! Неужели, служа на флоте, Вы до сих пор не поняли, что с морем шутить нельзя? Его нельзя бояться, но его нужно знать и подчиняться законам моря, продиктованным многими веками. Вы же поступили, как мальчишка! Когда я был в вашем возрасте, я тоже думал, что покорил море. Оно поставило меня на место, сделав свою отметину, — он показал свою левую руку, на среднем пальце которой отсутствовало две фаланги на указательном и безымянном — по одной.

Помолчав немного, он продолжил:

- Вам ещё долго служить и, видать по всему, будете связаны с морем. Будьте осмотрительны. Прежде чем что-нибудь предпринять, подумайте о последствиях, а затем делайте. Боже Вас сохрани, если Вы будете делать наоборот! Идите!

Я вышел от капитана весь мокрый. Он прав, мне крыть было нечем. Ссылаться на подтолкнувшего меня к этому поступку моремана было бы ещё глупее. Я сошёл с капитанского мостика и попал на Юрия.

- Ну и отмочил ты хохму, — только и сказал он, увидев меня и зная, что я был у капитана «на ковре».

Полные бочки дизельного топлива грузились на понтон, который уже частично был загружен монтажными грузами.

Я нашёл на корабле своего главного инженера, попрощался с ним и на понтоне ушёл на берег.

Поздно вечером, когда был дан отбой, мы с офицерами обсуждали работу прошедшего дня. Это было не офицерское собрание, а просто так, в некотором смысле трёп. Дежурный офицер рассказал нам, что он был в домике, где живут ленинградцы. Всё там хорошо, за исключением того, что в помещении очень тяжёлый воздух, стоит запах вонючей рыбы. Отпустив по этому поводу несколько шуток, мы перешли к обсуждению проведенной работы. Ночная смена к утру должна была закончить разгрузку корабля. Мы наметили план работы на следующий день и решили разойтись на ночлег, когда к нам подошла группа моряков. Я их видел на корабле, а с капитаном Поповым уже познакомился. Это был среднего роста чернявый мужчина, широкоплечий, с короткой шеей. Его прищуренные глаза, немного увеличенный рот с тонковатыми губами придавал ему вид солидной ехидны. Обычно физиономисты сразу определяют этих людей. Впоследствии мы убедились, что он в некоторой мере обладал этим качеством, но в целом был хорошим человеком и руководителем, а также прекрасным специалистом. Остановившись в нескольких шагах от нас, ни к кому не обращаясь он тихо произнес:

- Я так и знал — пехота! Ну, пехота, признавайтесь, в преферанс играете? — он сделал паузу и, не услышав вразумительного ответа, сказал: — Будете играть.

Далее он представился уже официально и представил каждого из старшин, прибывших с ним. Дежурный офицер отвёл их в домик, где расположились питерцы. Они получили там две большие комнаты.