Через несколько дней на рейде встал на якорь Г-250. К этому времени у нас понтон в сборе находился на берегу. Первым катером на берег прибыли майор Мильштейн и бригада электриков. Нельзя сказать, что главный мне не доверял, но мой подход к решению технических вопросов его всегда настораживал. На этот раз, а может, это мне показалось, при встрече он был несколько спокойнее. Мой рапорт, как всегда, оборвал.
Он ещё с корабля увидел смонтированные одну с половиной мачты. Когда мы пошли к строительному посёлку, по дороге он увидел столбы фидерной линии, а когда подошли к центральной мачте и он увидел пробитые в скальном грунте 180 длинных траншей для высокочастотного заземления антенн, он не сумел сдержать своего удовлетворения, что выразилось одним тихим словом: «Молодцы...»
Положив свой походный чемоданчик у меня в кабинете, главный предложил пройтись по объектам на самом посёлке. Сначала мы направились в аппаратную. Зал аппаратной был отделан полностью цинковыми белилами. Несмотря на то, что я его всё время проветривал, запах цинквайса ещё чувствовался. Ёмкость склада горючего была смонтирована в котловане на фундаментах и ждала следующего технологического процесса — гидроизоляции и обваловки. В дизельной меня ждал довольно неприятный сюрприз. Когда мы зашли в машинный зал, там уже были электромонтажники. Угол одного из трёх фундаментов был отбит. Бригадир электриков, Михаил Иванович, с которым я познакомился на берегу, невысокий, широкоплечий пожилой человек с большой лопатистой седой бородой «а ля Карл Маркс», вопросительно глядел на меня своими большими, ещё не стариковскими глазами. Я и сам видел, что цемент, на котором мы изготовляли бетон, не годится, но ждал какого-то чуда, что фундаменты наберут прочность, но чудо не сотворилось по вполне закономерной причине: дело в том,что до меня на объект было завезено 50 тонн гидрофобного цемента. Этот цемент уже два года был сложен у нас на складе.
Была на мешках указана марка цемента, но не было инструкций по его применению. Для окончания работ мне вообще не нужно было иметь такое количество цемента. Я решил на внутренние фундаменты применить более старый цемент, чтобы он не слежался. Расчёт количества цемента я сделал согласно марке цемента. Однако я не мог знать, что этот цемент нужно особо сильно перемешивать в бетономешалках принудительного перемешивания или в больших бетономешалках с вращающимися барабанами. Только в этих бетономешалках можно было разбивать жировую плёнку, которой обволакивалась каждая частичка цемента. В моей бетономешалке вода не смешивалась с цементом, поэтому бетон имел почти нулевую прочность. Но это я узнал намного позже. По реакции главного инженера я понял, что на этом гидрофобном цементе «сгорел» не только я. Главный инженер мне тихо сказал, чтобы я разобрал эти фундаменты, а новые делал по чертежам, которые придут с паспортами электродизельных машин — их должны сейчас разгрузить из корабля.
Когда мы вышли из дизельной на территорию стройпосёлка, пришли шесть человек. Эти люди должны произвести шефмонтаж оборудования, которое изготовил их институт. Во главе группы был кандидат технических наук Иван Иванович, вот фамилию его я запамятовал, да она мне и не была нужна. Они все шли за телегой, загруженной чемоданами, которую тащил наш неутомимый мерин. Дежурный офицер встретил их и повёл в выделенный им домик, где они заняли две комнаты. Положив свои чемоданы, все кроме Ивана Ивановича ушли на берег принимать их грузы. Грузы были особенные, и их боялись доверять солдатам. Кроме ящиков, довольно тяжеловесных, было ещё много ящиков с радиолампами громадных размеров. Каждая лампа была подвешена в деревянной клетке на пружинах, и вдобавок на каждой лампе были надеты фетровые кольца. На корабле отгружали это оборудование начальник радиомаяка капитан Попов Юрий Владимирович и его подчинённые — четыре старшины, классные специалисты.
Через два часа нас нашёл в «прорабке» Иван Иванович, когда мы с Мильштейном корректировали планы работ по объектам. С подчёркнутой питерской деликатностью и вежливостью он произнёс:
- Понимаете, товарищ лейтенант, наш институт изготовил основной блок пульта на восемьдесят сантиметров шире, нежели проём в стене аппаратной. Этот блок не входит в проём.
Мильштейн в разговор не вступал, он только поднял глаза и ждал, что я отвечу.
- Понимаете, Иван Иванович, коль скоро ваш институт изготовил блок таких размеров, что он на 80 см не входит в проём, он должен был предусмотреть монтажный проём, однако товарищи из института этого не сделали.
Ответив ему, я сам удивился, что начинаю быть не «мальчиком» в строительстве.
- Это понятно, но в полевых условиях мы здесь блок разобрать не сумеем и под открытым небом его оставлять нельзя, — растеряно произнёс он.
- Я готов признать, что это наша ошибка и виновные понесут наказание.
Он сделал небольшую паузу, как бы давая мне время на обдумывание, а затем продолжил:
- Я прошу найти возможность расширить проём и сделать это в кратчайший срок. Влага не должна проникнуть в агрегат. Заранее благодарю.
Он надел велюровую шляпу, с которой никогда не расставался, и вышел из помещения, аккуратно закрыв за собой дверь.
- Конечно, нужно расширить проём или разобрать оконный проём, что приемлемее, — отдал указание главный инженер и углубился опять в бумаги с графиками, как будто нас не прерывали.
Свободное копирование
