Дальше, по приказу командира корабля, наш путь лежал на Соловецкие острова. В этих широтах Белое море сковывается льдами в начале декабря. На календаре была ночь с 3 на 4 декабря. В море появилась шуга. Эти маленькие льдинки пока ещё не мешали продолжать навигацию, но при усилении мороза они прилипали друг к другу и создавали мощный панцирь, с которым мог справиться только ледокол. Мы шли вдоль восточного побережья Кольского полуострова. В эту ночь всё-таки мы сделали несколько остановок без спуска катера. К борту подходила моторная лодка. С корабля опускали поддон с продуктами на зиму, и мы снимались с якоря. Да, нудно идти на сухогрузе пассажиром, в особенности когда тебя кормят, поят и нет никаких забот.
Утренняя побудка никаких коррективов не внесла. Всё было, как и прежде. Правда, когда умывался, я обратил внимание, что вода из кранов шла желтоватая. Оделся и вышел на палубу, закурил. Вода в море была как в озере спокойной. Корабль шёл полным ходом вдоль берега.
Утро встретило нас нормальным розовым заревом, хотя до восхода солнца было ещё далеко. Мороз усиливался. Пока находился на палубе, берег по правому борту скрылся: то ли материк изменил очертания, то ли корабль изменил курс. На палубе стало холодновато. Пошёл к ребятам, у которых должен был сейчас быть подъём. Сержанты со своей работой справлялись. Распорядок внутренней службы они выполняли. Пошёл к себе в каюту. Юрия там уже не было. Взял первую попавшуюся книгу с полки и начал читать. Это было какое-то наставление по судовождению. Много терминов мне были незнакомы, но это не имело значения. Позавтракали. Выходя из кают-компании, я спросил Юрия, почему из кранов течёт жёлтая вода, да и запах далеко не ландышей.
- Ещё немного – и этой не будет. Мы пришли в Мурманск с рейса и хотели пополнить запасы воды, но нас поставили на старый причал, где брать воду можно было только пожарными шлангами при очень плохом напоре. Начальство проснулось и вспомнило, что пропустило время заброски продуктов и дров на точки, мобилизовало всю технику, загрузило корабль и сразу начало нас гнать в рейс. В это время мой горе-командир прохлаждался на берегу с бабами. Явился на корабль и приказал: «Отдать концы!» Пришлось «отдать»... Теперь пищу готовим из опреснённой воды, а умываемся остатками, что заготовили.
Ходовые двигатели перешли на другой режим работы. Стало как-то тихо.
- Подходим к Соловкам, – сказал старпом и побежал на капитанский мостик.
Я вышел на палубу. Теперь земля была у нас по курсу. Корабль шёл на самой малой скорости. Мы входили в маленькую бухту, в которую корабли такого класса, как наш, входили очень редко.
После швартовки я вышел на причал. Вот она, земля соловецкая! Соловки! Одно слово, а какая безмерная ёмкость в этом слове! У одних они вызывают страшные воспоминания, у других остались только фотографии тех, кому не повезло и они попали на Соловки. Испокон веков слово «Соловки» ассоциировалось со словом «каторга». О Соловках сложено много песен – страшных, безысходных. Рядом с причалом, к которому мы пришвартовались, прилепился маленький полуразрушенный сухой док, в котором находился полусгнивший корпус бывшего парусника. На огромной, исключительно ровной поляне проходили строевую подготовку моряки. Впоследствии я узнал, что это было большое рукотворное озеро, которое имело площадь сорок гектаров, а глубину – сорок метров. И, конечно, нельзя было отвести глаз от Соловецкого монастыря, памятника русского зодчества. Не задумываясь, я пошёл к нему.
Стены монастыря были выполнены из валунов громадного размера. Всякий валун имеет как минимум одну плоскую грань, которая образовалась ещё в ледниковый период. Диву даёшься, когда внимательно рассматриваешь стену и видишь, что валуны весом в десять и более тонн на громадной высоте уложены в кладку, да ещё плоская сторона валуна органически совмещена с общей плоскостью стены. И всё это сделал русский мужик, грамоте не обученный, полуголодный, попами запуганный, но живучий и смекалистый. Верх стены увенчан кирпичной стеной, причём кирпич громадного размера, который выжигали, видимо, здесь же. Надстраивали стену в восемнадцатом столетии. Стены настолько толстые, что в них свободно размещались различные по назначению помещения. Это я узнал, когда с большим трудом, при помощи доски проделал себе тропинку в снегу и прошёл на территорию монастыря. Внутри крепости снега было меньше, но чтобы рассмотреть памятники и могилы, нужно было основательно поработать той же доской. По ровно уложенному снегу было видно, что в монастыре никто не живёт. Везде были следы гибели, разрушения этого колосса, памятника русского зодчества. Надгробные плиты, высеченные из цельного гранита, сохранились хорошо, можно было прочесть звания и фамилии покоившихся. Среди духовных лиц на одной могиле я прочёл, что на этом месте захоронен архангельский крестьянин, который являлся почётным гражданином. Он очень много сделал при строительстве крепости-монастыря. Пробыв в крепости несколько часов, я вернулся на корабль. Мои ребята вместе с матросами корабля вели на причале разгрузку кирпича.