На фото: Старпом капитан-лейтенант Юрий Дмитриевич Черницкий прокладывает курс на Соловецкие острова.
А момент наступил такой, что к несчастью корабль был очень близок. Пока судно стояло на якоре, был отлив. Судно опустилось примерно на три метра. В лоции это указано, и штурман знал, что киль осел. Проверка расстояния под килем до грунта радиоакустическим прибором показала, что кораблю ничего не угрожает, однако при развороте судно днищем напоролось на отдельную скалу, видимо, небольшую. Таких мест в море много. После того, как старпом ушёл, я ещё раз лёг на своё место и проснулся только к обеду, когда кто-то постучал в дверь.
- Войдите, – сказал я сквозь сон, не понимая, кто может стучать. В дверях появилась миловидная девушка в белом передничке.
- Прошу в кают-компанию на обед, – сказала она и скрылась за дверью.
Я не знал, как мне быть. Аттестата у меня не было, он находился в роте. Корабль военный, необходимо сдать продовольственный аттестат. Решил на обед не ходить, пока не выясню со старпомом. Однако решил одеться и проверить, как расположился личный состав. Минут через десять уже без стука в дверь ворвался старпом.
- Ты что, совсем спятил!? Командир приглашает на обед, а ты брезгуешь. А ты знаешь, что это оскорбление командира?
- Я же не сдал аттестат, – попытался оправдаться я.
- Ну и пехота, – вздохнул он и уже чуть ли не приказом добавил: – идём!
Кают-компания на этом корабле представляла собой комнату 40х50 кв.м. Посреди комнаты стоял длинный стол и кресла, в которые можно было садиться, не мешая рядом сидящему. Всё было прикреплено к полу. Борта стола были опущены. Ни окон, ни иллюминаторов в помещении не было. Справа в углу стоял рояль, слева – книжный шкаф с книгами. Когда я зашёл, со старпомом некоторые офицеры сидели за столом, некоторые стояли в стороне группами и разговаривали, не обращая на меня внимания, хотя пехотную форму я носил один. Юрий подвёл меня к столу и, показывая на кресло, сказал, что это моё место, пока я на корабле. Он отошёл в сторону, посмотрел на часы и занял место за столом. Все офицеры заняли свои места за столом. Зашёл командир корабля, капитан третьего ранга. Рядом с ним шла молодая симпатичная женщина. Раздалась команда старпома:
- Товарищи офицеры!
Все встали, приветствуя командира. Командир и его спутница заняли свои места. Последовала команда:
- Прошу садиться!
Обед начался.
- Сегодня у нас за столом начальник строительного участка Канин Нос – представил меня командир корабля офицерам.
Я поднялся с кресла, а затем, когда командир сел, я занял своё место. За столом были и вольнонаёмные из плавсостава. Они подчинялись всем правилам распорядка на корабле. Официантка ввезла сервировочный столик, на котором стояли салаты, супницы, хлебницы, ложки, вилки и ножи. Мы в экспедиции пользовались только ложками. Затем официантка убрала посуду и привезла вторые блюда и компот на десерт. После обеда часть обедающих ушла, а часть осталась в кают-компании, разделившись на мелкие группки, разговаривали. У меня знакомых не было. Я пошел прогуляться по кораблю. Зашёл в матросскую столовую, где разместилась часть солдат. Некоторым на ночь достались диванчики, стоящие вдоль стен, другим выдали раскладушки, которые они расставят после отбоя. Они уже пообедали. В помещении было тепло и вкусно пахло. Я поднялся по внутренней лестнице наверх, открыл дверь. Меня хлестанула холодная волна наружного ветра. Я всё-таки вышел и поднялся на верхнюю площадку над капитанским мостиком. Там был большой штурвал, компас и ещё какое-то оборудование. Морская вода отсюда была далеко внизу, и волны, а они всё-таки были, но не ощущались внутри корабля, смотрелись как на картине Айвазовского – нарисованными. Здесь, на площадке, было холодно. Я вошёл в тамбур и спустился на один пролёт лестницы. Открыл дверь, в которую я ещё не входил. Это был капитанский мостик.
Напротив двери спиной ко мне стоял рулевой. На всю стену, противоположную двери, было окно, в которое смотрел рулевой. Сбоку рулевого стояли человек шесть офицеров и смотрели в бинокли. Из-за перегородки вышел Юрий Дмитриевич. Увидев меня в дверях, он пригласил зайти в помещение. Я остановился около старпома, который в этот момент стоял у какого-то агрегата, похожего на большой радиоприёмник, смонтированный на стене, что-то крутил и внимательно смотрел на мигающие огоньки
- Я проверяю расстояние от киля до грунта, чтобы свериться с лоцией, – объяснил он, заметив мою заинтересованность.
Затем он зашёл за перегородку в маленькую комнатку, где стояли шкафы с большими книгами, лоциями. На столике лежала карта с нанесённой тонко отточенным карандашом линией – это был наш курс.
- Юрий Дмитриевич, сколько офицеров ведут корабль? – спросил я старпома.
- Ведут корабль два человека, дежурный штурман и рулевой.
- А что делают эти офицеры? – недоумевающе спросил я.
- Эти офицеры из гидрографического управления. Ребята сидели в Ленинграде и протирали штаны в должности флагманских специалистов. Чтобы не портили воздух управления, начальник их выгнал в рейс проветриться. В настоящее время ведём корабль я и стоящий у штурвала рулевой. Все остальные играют, или, как они думают, помогают нам, – он сверкнул своими цыганскими глазами и добавил: – главное, что не мешают. Бери бинокль и тоже смотри!
Стоять на капитанском мостике с большим цейсовским биноклем в тёплом помещении и наблюдать за морем, миганием огней и маяков, ещё в момент, когда у тебя уйма свободного времени и ты не несёшь никакой ответственности – это ли не блаженство!? Но с биноклем к окну я не подошёл. Я ходил по капитанскому мостику и рассматривал массу приборов на стенах и на специальных столиках. Когда старпом (а теперь он был штурманом, ведущим корабль) зашёл в помещение штурмана, я со стороны начал наблюдать за его работой. Само помещение имело три стены и являлось как бы закоулком капитанского мостика. Оно было хорошо освещено. Лампы были расположены так, что свет падал на столик с картой, не давая тень на карту от руки штурмана и одновременно свет не попадал к рулевому, перед которым тускло освещался компас. Несмотря на то, что мы шли в порт Гремиху, старпом тонко зачиненным карандашом начертил линию к Святому Носу, а затем ещё и ещё к точкам захода корабля, о которых я не знал и которые на картах СССР не обозначались. Юрий что-то высчитывал, сверял с таблицами, листал лоцию. Один раз взял секстант и вышел на верхнюю площадку. Сверив курс по звёздам, удостоверившись, что мы идём правильно, учитывая течение, силу ветра, он определил, когда мы будем проходить тот или другой огонь или маяк. Когда старпом начал повторять виденные мной операции, мне стало неинтересно. Я взял бинокль и стал смотреть со всеми вперёдсмотрящими. Мы сейчас двигались не на юг к Соловецким островам, а на запад к порту Гремиха. Кто-то из стоящих офицеров прекрасно знал этот фарватер и объявлял, с какой стороны и с какими характеристиками должен появиться огонь или маяк. Один раз даже я раньше всех увидел огонь, но совсем не стой стороны, с которой ожидали все, и вслух громко, как делали все, объявил. Офицеры повернули бинокли. Один из офицеров громко объявил, что с правого борта виден огонь встречного корабля и поправил названный мной угол, который изменялся пропорционально времени.
День приближался к концу. Слово «день» в этих широтах чисто условен. Определялся он только по часам. Солнце в декабре вообще не выходит из-за горизонта. Пригласили всех свободных от вахты на ужин. Я уже отказываться не стал. Старпома за столом не было, его заменил второй помощник. Ужин прошёл по сценарию обеда. После ужина я познакомился с вольнонаёмным вторым механиком. Узнав, что я из Одессы, он подошёл ко мне и попросил рассказать о моём городе. Сам он питерец. В Одессе он никогда не был, хотя должен был быть на спортивных соревнованиях общества «Водник».
- Знаешь, лейтенант, я очень люблю свой город Питер. Недаром его называют Северной Пальмирой. А твой город я полюбил заочно, по рассказам. Не зря его называют Южной Пальмирой, – сказал он мне.
- Я тоже люблю свой город. Но очень хотел побывать в Ленинграде. Слава Богу, что мне уже три раза удалось там побывать. Однако Ленинграда я не знаю. Чтобы его узнать, нужно там пожить, а у меня такой возможности нет и в ближайшем будущем не будет.
Я ему начал рассказывать об Одессе, об её архитектуре, народе, традициях. Я рассказывал и рассказывать хотелось, потому что меня слушали. Николай, а моего собеседника именно так звали, изредка задавал мне вопросы, и я с удовольствием на них отвечал.
- Лейтенант, у меня есть предложение. Давай пойдём в мою каюту и продолжим нашу беседу, – сказал Николай.
- Не возражаю, – ответил я, так как в большой комнате после того, как её покинули все, стало неуютно.
Мы прошли по коридору, где была каюта старпома, и спустились на один ярус ниже. Пошли по такому же коридору, у такой же двери остановились. Каюта второго механика была такая же, как у старпома – двухкомнатная, но немного меньше. Я сел на диванчик. Николай вынул из шкафа бутылку портвейна «777» и два яблока. Мы выпили по рюмочке вина, он налил по второй и поставил на стол.
- Спасибо за рассказ об Одессе, – сказал Николай, усевшись визави на приставной стул. – Если желаешь, я тебе тоже немного рассказу?
- Сделай милость.