Детство – замечательная пора. Но на Колыме, мне кажется, все проходит по-другому, и детство тоже. Самое интересное - никто особенно за нами, детьми, не следил. Бегали мы, где хотели, и сколько хотели, возвращались домой только поесть и поспать. Причем ели всей ватагой у того, кто первым проголодался и пошел домой. Все родители готовили помногу именно на этот случай. Никто никогда не выпроваживал таких гостей из дома – сколько пришло, стольких и накормили. Но мы и не засиживались. Нам всегда хотелось на улицу.
Природа у нас там замечательная. Больше я такой красоты не видел нигде. Не видел нигде такого ярко-синего неба и таких совершенно, стерильно-белых облаков, такой сочно-зеленой травы и листьев, таких кристально чистых родников и прозрачных рек с сильным течением и шумными перекатами. Выходишь из дома, и глаза упираются в сопки – такие возвышенности, похожие на горы, украшенные как гирляндами хвоей стланика в обрамлении рубиновых россыпей брусники. И сердце замирает от восторга, и ты не веришь, что это просто так устроено природой, а убежден – есть Творец, который все это придумал и устроил так специально, чтобы украсить этот самый краешек земли. Известно же, что драгоценности всегда прячут от посторонних глаз. И мы с ребятней уходили в эти сопки, забирались на самый верх, и могли часами сидеть на какой-нибудь вершине, болтая обо всем на свете и любуясь этой, предназначенной только для нас, красотой.
Лето у нас было совсем коротюсеньким. Один знаменитый местный поэт, написав строчки: «Колыма ты Колыма, чудная планета: двенадцать месяцев зима, а остальное лето», почти не преувеличивал. Иногда старый снег на вершинах сопок не успевал растаять до новой зимы. Тем не менее, мы и купались и загорали. Под «мы», я имею в виду детей старшего садишного возраста. Надо отметить, что поселки на Колыме хоть и были не очень большими, детей в них всегда была куча. Почему-то в то время было великое множество многодетных семей. Мы на этом фоне выглядели средне. Нас было пятеро. Жили рядом с нами семьи, где росло и семь, и десять и двенадцать детишек. Взрослые не купались. Во всяком случае, я ни разу такого не наблюдал. А мы, когда жили на Эльгене, ходили купаться на «Песочек». Так вся ребятня называла небольшое озерцо с песчаным берегом, расположенное рядом с поселком. Мы приходили туда большой толпой, разжигали костер из старой автомобильной шины, раздевались, кидались в совершенно ледяную воду, бултыхались там несколько минут, потом посиневшие, с «гусиной кожей» выскакивали на берег и сразу бежали к костру, греться. И так целый день. Но таких дней выпадало за все лето с десяток, не больше. А в остальные бесснежные дни мы гоняли на велосипедах по поселку, играли в чижа, в войну. Причем, одно время, насмотревшись фильмов, мы стали мастерить луки, стрелы, копья, шпаги из стальной проволоки и устраивали на заброшенном квашпункте (это такое здание с огромными деревянными чанами в которых для заключенных и остальных жителей поселений квасили капусту) такие грандиозные битвы, что голливудские режиссеры лопнули бы от зависти. Но однажды в одном из сражений нечаянно мальчишке самодельной шпагой выткнули глаз. И, естественно, после тотального разоружения, нам категорически запретили войны прошлых веков. Тогда мы стали воевать дистанционно «стреляя» из деревянных макетов автоматов, винтовок и пистолетов, что было не так интересно, но зато относительно безопасно. Относительно, поскольку для эффекта мы иногда делали, так называемые «пестраки». Брали короткий, сантиметров десять, отрезок медной трубки небольшого диаметра, один ее край сгибали под углом в 90 градусов и заливали расплавленным свинцом. Затем брали гвоздь, также часть его сгибали под прямым углом и, наконец, брали очень тугую резинку. И все. Оружие было готово. Дальше в трубку выкрашивали серу из нескольких спичек, засовывали гвоздь, оттягивали его на резинке к краю трубки, затем нажимали на резинку, гвоздь острием ударял по сере и раздавался выстрел такой силы, словно стрельнули из пистолета. Увлечение это было повальным, грохот стоял в поселке неимоверный, но родители терпели опять же до тех пор, пока один чудик не переборщил с зарядом. Трубка у него при выстреле буквально разорвалась на части и покалечила руку. И опять нас разоружили, но к тому времени мы уже повзрослели и пошли в школу.