За первым рабочим днём пробежала первая неделя, за неделей прошёл и месяц. Я впервые составил материальный отчёт, впервые закрыл наряды, т. е. указал, что заработали люди и в целом рота за прошедший месяц. Подсчитав остатки материалов, сделал заявку на недостающие материалы. Всё было готово, только не хватало корабля, чтобы отправить на базу документы.
В одно из воскресений Краморенко предложил мне пойти с ним в гости в посёлок Канин Нос к служащим гидрометеорологической станции, ГМС.
- Это нужные люди, – сказал мне Василий, – иногда мы пользуемся их услугами. Да и вообще здесь нужно всех знать. Они здесь старожилы и могут иногда дать добрый совет.
Погода была отменной, солнце стояло высоко, и казалось, что всё тепло оно отдавало только нам, тем, кто его любил и очень скучал по нему зимой. Ясное голубое небо высоко висело над нами. Зелёное покрывало тундры обновлялось с такой интенсивностью, что казалось, если внимательно присмотреться, то можно увидеть, как увеличивается листва в размере. Почти три километра мы шли к тому месту полуострова, где море было видно и с левой стороны, и с правой. Едва заметная тропинка, ведущая от строительного посёлка к посёлку Канин Нос, разделяла громадное плато на две части. Слева – бугристая от торфяных кочек мягкая равнина, расстелившаяся почти до северо-восточного берега моря. И справа – каменная равнина, которая доходила к юго-западному берегу и оголёнными скалами будто бросалась в море. Мы бодрой быстрой походкой шли на самый кончик Носа. Василий во всё горло пел песню о Чёрном море, о Крыме: «Там море Чёрное, песок и пляж. Там жизнь привольная чарует нас». Голос у него был красивый, отсутствием слуха он не страдал. Но если бы он пел плохо, его всё равно кроме меня никто бы не слыхал,так как здесь никого не было. Кстати, должен сказать, что жизнь в Крыму нас не чаровала, ни он, ни я там не бывали. Так с песнями мы дошли до посёлка. Ещё издалека мы увидели канинский световой маяк, который верой и правдой служил морякам. Когда подошли поближе, то увидели воистину архитектурный памятник деревянного зодчества. Чёрно-белый красавец маяк стоял по команде «Смирно!» и готов был в любой момент помочь морякам пройти опасные места мелководного участка моря. Рядом с маяком, несколько ниже, стоял энергетический корпус комплекса маяк-ревун. Ревун – это устройство, которое при помощи мощного компрессора издавало воющий звук. Этот звук был слышен на много миль и служил предупреждением кораблям при сильных туманах. Впоследствии я узнал, что он был и нашим помощником, когда мы, возвращаясь из дальних точек, попадали в туман.
На ГМСе нас приняли радушно. Был устроен обед в нашу честь. Мы сидели в большой комнате. Служащих было за столом пять человек. Меня очень удивило, когда я увидел, что за стол села девчонка лет пяти от роду. Она со всеми села за стол и была любимицей всего коллектива. Мать девочки, женщина лет тридцати, инженер-гидролог, стройная брюнетка, уже три года работала на станции безвыездно. Несмотря на то, что она была опрятно одета и следила за собой, по глазам её было видно, что она одинока. Иногда в кино смотришь, как кинозвезда играет одинокую женщину, и восхищаешься: «Ах,как хорошо сыграно!» Здесь же, когда видишь всё это наяву, взвыть хочется. За что эта женщина так наказана? Но тем не менее она стойко несёт свой крест, свою службу, в пургу и стужу брала анализы воды и измеряла ее температуру, делая всё, что требовалось на станции. Она с дочерью в доме ГМС имела отдельную комнату. За столом сидела ещё одна молодая женщина. Она была моложе первой и была её полной противоположностью. Блондинка, пышные волосы были аккуратно собраны в куприк, её белое не южное лицо было покрыто лёгким румянцем, в сочетании с большими голубыми глазами она была прекрасна. В отличие от сослуживицы глаза её светились и были наполнены радостью. Девушка попала на ГМС по распределению после окончания гидрометеорологического института. Она также жила в здании ГМС, где ей была выделена маленькая комнатка. Казалось, Надежде, а её именно так звали, судьба уготовила счастливое будущее. Она подружилась с морячком из отряда БРО, и эта дружба переросла в горячую любовь. Морячок заканчивал службу и имел намерение Надежду забрать с собой после демобилизации. Трое парней из штата ГМС жили тоже здесь, но им была выделена комната побольше, которая служила им спальней. Контингент ГМС весь день проводил в гостиной, которая служила столовой, холлом, рекреацией. Из этой комнаты были входы во все спальни, в служебные помещения и на кухню. В комнате стоял артельный стол и скамейки. Всё было сделано из тёса без краски и сияло чистотой. Почему-то вспомнился завхоз из «Педагогической поэмы» Макаренко, у которого была такая же мебель. Меня и Василия пригласили в гостиную, усадили за стол, собственно, там сидеть можно было только за столом. Женщины сели с нами, мужчины хлопотали по хозяйству. Изредка кто-то из них присоединялся на недолгое время к нашей беседе. Я рассказывал о своём городе, о котором они много слышали, но в котором никто не бывал. И как всегда, когда я назвал город, у всех начинали светиться глаза и рты расплывались в улыбке. Никто не хотел знать, что город перенёс жестокую блокаду, оккупацию, разруху, они каким-то чутьём были уверены, что если в живых остался хоть один одессит, то город возродится, восстанет из пепла и докажет свою бессмертность. Новое поколение одесситов сумеет своей кажущейся беспечностью, умом, трудолюбием веселить мир, вселяя в каждого оптимизм и жизнелюбие..
Ребята стали накрывать на стол. Солеными овощами нас удивить было невозможно, а вот мясной тушёнкой, свежим вареным картофелем, которые были поставлены на стол, мы были приятно удивлены. В наш хозрасчётный рацион эта пища не попадала. Была также в большом количестве и в разных вариациях рыба: варёная, жареная, солёная, вяленая. На маяке частенько брали катерок у пограничников, шли к ближайшим сейнерам, находящимся на промысле у Каниного Носа и за символическую цену покупали рыбу в таком количестве, чтобы хватило всем в посёлке. Мы этого делать не могли. У нас кроме понтонов никаких плавсредств не было и не предусматривалось. Ни водки, ни вина на стол не ставили. На стол поставили жидкость, напоминающую квас, я знал по Ижевску, где я был в эвакуации, что местное население часто к обеду на стол ставило квас, и им запивали то, что Бог послал. На вкус это был кисловатый, щиплющий за язык напиток, приятно льющийся. И опять, уже третий раз я попал впросак. Когда обед закончился, я хотел встать и выйти покурить, однако обнаружил, что это желание невыполнимо. Я не мог оторваться от скамьи, словно она была смазана клеем. Вокруг все ликовали, видя это зрелище. Весь ужас моего положения заключался в том, что голова была абсолютно трезвой, разговор нормальный, а ноги мне не подчинялись. Так я впервые встретился с бражкой, которую впоследствии частенько встречал при застольях. На помощь пришёл Василий. Мы вышли на воздух, покурили. Я пришёл в себя.
Домой мы возвращались поздно вечером. Солнце стояло высоко, оно не только светило, но и грело. Своим трудом, не знающим перерыва, оно воодушевляло нас.
Свободное копирование
