На следующее утро, когда приступила к работе последняя смена солдат по разгрузке корабля, я поймал себя на мысли, что очень хотел бы, чтобы главный уже уехал, чтобы я самостоятельно начал организовывать работу. Фактически начинался мой дебют. После завтрака мы с главным шли по берегу. Он давал мне последние наставления.
- Я надеюсь и очень хотел бы, чтобы к следующему моему приезду я Вас застал живым и здоровым, – напоследок сказал он и вскочил на плавающий, только что разгруженный понтон.
Катер медленно подошёл к понтону и главный лихо вскочил в катер, где его подхватил за руку матрос с корабля. Заревел дизель. Оставляя за собой длинный белый шлейф, катер помчался к кораблю, обрывая ту хрупкую невидимую нить, которой мы были пришвартованы к большой земле. Спрашивать больше некого. Советов будет много, но отвечать за всё мне одному. Осмотрев разгруженные ночной сменой грузы, убедившись, что всё в безопасности, я позвал лейтенанта Краморенко и указал на ящики и связки с крепежом, которые нужно вывезти в склад в первую очередь.
Также нужно было срочно вывезти листовую медь высокочастотного заземления мачт, так как на неё большой спрос среди ненцев. Крупные конструкции и детали я решил вывозить непосредственно на места их монтажа. Отдав приказание, направился в контору. Дежурного по роте сержанта попросил найти командира роты и передать ему, что я прошу его зайти в контору. Не успел я разложить графики и чертежи, как майор Тряскин показался в дверях.
- Очень хорошо, товарищ майор, что Вы здесь, – приветствовал я его, – прошу садиться! Дело в том, что первым делом я хочу поблагодарить за ту поправку, которую Вы внесли в начале разгрузки. Очень существенная поправка. Ещё раз благодарен. Теперь перед тем, как созвать офицерское совещание, где я бы хотел ознакомить всех с планом работ, желательно нам бы посидеть и продумать, как мы будем выполнять поставленную перед нами задачу. Очень бы хотел услышать Ваше мнение.
Я умолк, вопросительно уставившись на майора. Он не спешил высказывать своё мнение по поводу работы. Он привык исполнять приказания и давать приказания подчинённым на основании полученных самим. Чтобы пауза не была слишком длинной, он начал несколько отвлечённо.
- Дело в том, что я зашёл не случайно, а Вы просили меня зайти. Во всяком случае так передал мне дежурный. Что касается благодарности, то не стоит меня благодарить. Мы делаем одно дело, и я убеждён, что Вы вовремя поняли свою ошибку, а значит, мы найдём общий язык и понимание в выполнении работ. Теперь о моём мнении в аспекте выполнения плана строительства. Оно должно остаться и останется прежним – будем работать, как и работали предыдущие две экспедиции, а именно: шесть дней работы с 8 часов до 17 часов. Остальное время будет использоваться на политмассовую работу. От работы на строительстве освобождаются дежурные по роте – два человека, повар – один, в наряд – один, прачка санинструктор – один, пекарь – один, кладовщик ОВИ и пфс (обозно-вещевого имущества и продовольственно-фуражного снабжения) – один. Всего-то восемь человек. Вот, кажется, и всё. Что касается офицерского собрания, то его можно собрать после ужина, если нет у Вас каких-либо возражений.
- Быть посему, – сказал я.
Майор ушёл. Сомнения, которые появлялись у меня иногда, теперь овладели мной полностью. Провести комсомольское бюро я мог, комсомольское собрание тоже мог, а вот производственное собрание... Эта неуверенность в себя имела основание. Дело в том, что после окончания техникума я был направлен на работу в овидиопольский райисполком в должности инженера отдела колхозного и гражданского строительства. Осень я проработал в отделе и понял, что эта должность надуманна, но я должен был отработать свой срок, то есть закрепить диплом. Зима в тот год выдалась очень холодная. На очередном заседании исполкома председатель запланировал обсудить вопрос о зимовке колхозного скота. Подготовить материалы к заседанию исполкома поручили мне и указали, какой колхоз я должен был проверить. Дорога от Овидиополя до Кологлеи была занесена снегом, и мне посоветовали идти через замёрзший Днестровский лиман. Вся трудность моей инспекции была в переходе через лиман. Лёд был без единой снежинки, а поэтому очень скользкий. Полыньи и торосы обошёл удачно, но беседы с председателем колхоза фактически не было. Он меня знал с годовалого возраста. В этой деревне мы прожили три года. Когда председатель узнал, по какому поводу я пришёл, он выразил сожаление, что пришёл поздновато. Нужно было приходить летом, когда колхоз просил кредит на ремонт животноводческих помещений. На этом наша беседа завершилась. Я вышел и направился к животноводческим постройкам. Двор лежал под толстым слоем снега. Дверей в помещениях не было, стёкла в окнах были выбиты, скота в помещениях не было. Я ушёл домой.
Через неделю меня вызвали на заседание исполкома как инженера отдела, чтобы я отчитался по стоящему на повестке дня вопросу. Я стоял и ни одного слова не мог сказать. Мне начали задавать вопросы:
- Так Вы были в колхозе «Искра»?
- Был, – ответил я.
- Животноводческие помещения видели?
- Видел, – этим же тоном ответил я.
- Что там было? Доложите!
- Ничего. Ничего там не было. Помещения полуразрушенные, не остеклённые, без ворот. Ни одного животного там не было.
- А где они? – допытывался председатель райисполкома.
- Не знаю, – ответил я, не желая дальше вести эту игру в дурачка. Я прекрасно понимал, что скот находится у колхозников.
Он это знал ещё летом, когда в районе не было денег, чтобы дать кредит колхозам.
- Ладно, идите, – сказал председатель райисполкома
Я ушёл. Как противно мне было участвовать в этой игре, хотя знал, что протокол моего отчёта будет подшит к делу, знал, что от председателя сейчас ничего не зависит, выход лучший или худший найдут председатели колхозов, а я, как мальчишка буду сидеть в отделе, получать свои гроши и выполнять указания председателя райисполкома! Как бы мне хотелось, чтобы мной назначенное совещание не было похожим на овидиопольское!
Сразу после ужина в контору, или как её называли – прорабку – вошли пять офицеров, ротный, замполит лейтенант Вишневецкий, два взводных и врач старший лейтенант Мудров. Я хотел врача освободить, но ротный возразил.
- Мы делаем одно дело, выполняем один приказ, и от каждого зависит выполнение приказа, на каком бы посту он ни был.
- Беру свои слова обратно, – отшутился я. – вполне согласен с товарищем майором.
Когда все уселись, я официально представился и сразу раскрыл все «карты». Сказал, что это мой первый объект, который я намерен довести до сдачи в эксплуатацию, вложив в него всю свою энергию и знание, и что надеюсь на помощь всех присутствующих на совещании.
- Мне явно нужна помощь в опыте проведения работ, который на данный период у вас больший, чем у меня.
Я подробно доложил о подлежащей выполнению работе и графике выполнения работ. После ознакомления присутствующих с планом работ я попросил командиров обсудить план их в аспекте того, как надёжнее, безопаснее выполнить предстоящую работу.
- Если есть вопросы, я готов в силу своих возможностей на них ответить, если есть предложения, мы можем их сейчас обсудить, – в заключение сказал я.
Все продолжали молчать. Слово взял замполит Вишневецкий, чего мне меньше всего хотелось:
- План напряжённый, – откашливаясь, сказал он, и мне показалось, что он глазами повёл по столу в поиске стакана с водой, как делают при больших выступлениях, но не найдя его, продолжил: – партийная и комсомольская организация сделает всё возможное, чтобы мобилизовать личный состав на выполнение поставленных задач.
На этом выступления закончились. Ротный, кадровый офицер, воевавший с начала войны в пехоте и закончивший войну при форсировании Днепра, освобождая Киев, получивший при этом тяжёлое ранение и контузию, сказал примерно то же, что и замполит. Взводные «высказали» своё одобрение молчанием.
- Да, – сказал я, когда пауза в ожидании выступления затянулась, – придётся мне сказать свои пару слов о графике выполнения работ. Я вас в своём выступлении ознакомил с графиком работ, каким нам его дали, или, как говорят, нам его спустили. Я в составлении его никакого участия не принимал, так как служил в другой части. Разрешите вам доложить свой вариант графика и план организации работ. Считаю, что все внутренние работы в помещениях необходимо передвинуть на более поздний срок, а пользуясь благоприятными погодами форсировать работы по устройству фундаментов под мачты, оттяжки и мертвяки. Исключением являются работы по отделке аппаратной, которая должна быть сухой и готовой под сплошную масляную окраску. Ввиду того, что у нас одна бетономешалка, которую без слов «извините за выражение» применить нельзя, считаю, что вести бетонные работы нужно в две, а в исключительных случаях – и в три смены, а может быть, круглосуточно. У нас есть июнь и июль, а дальше придёт ночная темень, а ещё дальше – вообще темнота. Я думаю, что вы моё предложение поддержите, товарищи офицеры.
Слово попросил лейтенант Краморенко:
- Всё это правильно, товарищ лейтенант. У нас в роте четыре офицера, не считая доктора. Мы выдержим. А как Вы считаете, Вы сумеете выдержать? Это не один и не два дня! – он сел ожидая ответа.
- Есть ещё вопросы? – в свою очередь спросил я. – Нет? Тогда я отвечу. Да, конечно, плохо, что меня послали в экспедицию без мастера. Но Вы, лейтенант, сказали, что у Вас в роте четыре офицера, не считая доктора, а значит, со мной будет пять офицеров. Из этого следует, что мы сумеем держать фронт даже круглосуточно, занимаясь каждый своим делом, направленным на выполнение плана. Да будет так! Если больше вопросов нет, благодарю за внимание и плодотворную работу на совещании. В заключение сообщаю, что расстановка на следующий день будет делаться вечером, корректировка – утром. Завтра две трети солдат работают в первую смену, треть – во вторую.
Когда все офицеры вышли, я проверил геодезические приборы, нивелир и теодолит. На отдельный листок бумаги нанёс схему разбивки на местности фундамента, оттяжек и мертвяков центральной антенны. В журнале расстановок личного состава записал работы, которые наметил выполнять без указания количества людей. До отбоя оставался час. Я вышел из прорабки. Погода была на удивление хорошей. На небе – ни облачка. В 21 час солнце было так высоко, как на Украине в 14 часов. Ни ветерка. Кое-где в ложбинах лежал ещё снег, но воздух был тёплым, и земля, освободившаяся от снега, была покрыта высокой травой. В некоторых местах распустились не ведомые мне ярко-синие и фиолетовые цветочки. Я сорвал несколько и понюхал. Цветы не имели никакого запаха. Я прошёл к солдатской казарме. Там группами стояли солдаты, громко разговаривали и свой разговор закрепляли широкой жестикуляцией.
Не слушая, а только наблюдая за ними, можно было в них узнать южан с Украины, Грузии, Молдавии. Северяне слушали их байки внимательно, сосредоточенно, разрешая себе при этом глубоко затягиваться сигаретами-самокрутками или «козьими ножками». На волейбольном поле шли баталии между командами, которые всё время меняли свои составы по разным причинам. Когда появилась вакансия, я вышел на поле и принял участие в соревнованиях. Так закончился мой первый самостоятельный рабочий день на новом месте.
Свободное копирование
