В 7 утра я, как всегда, был уже в роте, на подъёме и разводе. После завтрака провёл занятия по уставам и выпроводил всех на строевое занятие. Пришел домой, где был готов уже завтрак, мы позавтракали и пошли в универмаг. Выбор пальто был небольшой, но пальто мы всё же купили. Когда мы шли домой, я узнал, что зимнего пальто у жены не было и в багаже. После обеда я удачно съездил в посёлок Роста, где заказал хромовые сапоги. К 22 августа Софья была полностью экипирована и могла функционировать в автономном режиме. Это стало ещё возможным потому, что в паспорте были поставлены соответствующие печати, которые разрешали въезжать и выезжать в гарнизон. А через два дня произошли события, которые полностью изменили планы дальнейшей работы Софьи.
Приехав на конференцию в Мурманск, Софья нашла полковника Кокарева, начальника дома офицеров. Он помнил о ней, но просил немного подождать, так как дело обрело неожиданный оборот. Увидев, что Софъя поникла и состояние её было близко к обморочному, он поспешил её успокоить:
- Вы только не волнуйтесь, всё складывается хорошо. А, собственно, пойдёмте!
Они вошли в небольшой зал, где собрались участники конференции. Кокореву при его высоком росте быстро удалось найти человека, которого он искал. Сделав Софье знак, чтобы она шла за ним, он подошёл к группе разговаривающих.
- Сан Саныч, можно тебя на минутку похитить? – спросил он тоном человека, которым мог обратиться к хорошо знакомому человеку. Из группы отделился мужчина в возрасте Кокарева в гражданском костюме, очках.
- О, полковник! Я давно тебя разыскиваю. Так в моём вопросе ты сумеешь мне помочь? Нашёл кого-то? – засыпал вопросами Александр Александрович.
- Да, думаю, сумею. Знакомтесь. – Он представил Софью директору школы нашего посёлка. Здесь же было написано заявление и наложена виза директора. Была сразу наложена ещё одна виза вышестоящей инстанции, и заявление было уложено в папку приказов. Домой Софья приехала сияющая, как двадцать копеек 1952 года со школьной нагрузкой около двух ставок. Она рассказала мне, что после приезда её на конференцию в Мурманск она очень легко нашла полковника. Он познакомил её с директором школы Ваенги. Две молодые учительницы, которые по направлению приехали в Ваенгу, из-за того, что не было в посёлке жилья, уехали в Ленинград. Так что сейчас в школе две вакантные ставки историков.
Софья для школы была находкой, хотя с какой стороны посмотреть. С одной стороны, диплом с отличием о чём-то говорил, с другой стороны, опыт её работы в школе был равен нулю, и не совсем просматривалась третья сторона, которая была очень связана со второй. Дело в том, что разница лет между преподавателем и учениками очень мала, и молодой преподаватель терялся и в прямом, и в переносном смысле среди учеников-акслератов, выросших уже в послевоенное время на харчах министерства обороны. Их вопросы к молодым преподавателям ставили преподователей в аховое состояние. Пока что о второй и третей стороне дела знал только директор школы. Ещё в Мурманске на конференции, когда Софья узнала, что будет работать в нормальной школе и всем своим видом не скрывала радость, Сан Саныч оглядел её с головы до ног. Его глаза говорили: «Ты ещё хлебнёшь горя, девочка!», но выбора у него не было, и ведущим историком школы стала Софья. Уже через неделю после начала занятий ведущий историк школы начал стонать. Каждый вечер я бегал в верхнюю Ваенгу, где была школа, встречать Софью, чтобы проводить её в нашу кладбищенскую обителъ. По дороге я узнавал о «прелестях» учительской жизни и работы. Нередко рассказы сопровождались всхлипыванием, а то и рыданием. Я старался, чем было возможно, помогать ей, но моя помощь заключалась в сочувствии. Этого, конечно, было очень мало. Дело дошло до того, что я предложил ей бросить работу или относиться к ней более спокойно. Но моя жена об этом и слушать не хотела.
Моя работа к этому времени стала более стабильной. Новобранцы приняли присягу и получили работу на объектах, перешли на свой хлеб. Две бригады плотников и столяров начали работать здесь же, на территории будущего расположения батальона. Возводились новые две казармы и помещение штаба. Полковник Прохоров опять хотел возложить на меня техническое руководство, но я не забыл обиду, которую он мне нанёс, и деликатно отказался. Я выполнял строго то, что было в моих обязанностях, но техническое руководство осуществлял начальник участка, прямой подчинённый Прохорова, капитан Оленев, человек с гонором, высоким самомнением о себе и с очень малыми техническими знаниями. Организационные способности этого человека также не просматривались. Когда была собрана первая казарма, начали крыть крышу древесной стружкой по сплошному настилу. Стараясь показать начальству темп работы, Оленев приказал на фасадную сторону казармы стелить настил и одновременно укладывать кровельную щепу, что моя бригада отлично выполнила. Дело закончилось тем, что ночью сильный ветер со стороны не покрытой крыши сорвал стандартные крепления стропил. Крыша, описав вокруг фасадной стены окружность, рухнула на землю, ломая щиты фасадной стены. Оленева я больше не видел. Меня вызвали в штаб батальона и зачитали приказ подполковника Иванова, что в силу сложившихся обстоятельств на меня возлагаются обязанности технического руководства и ответственность за своевременную сдачу казарм в эксплуатацию. Время на строительство было указано очень короткое, и в этом я увидел руку моего «друга». Ни о добавочной оплате, ни о передаче взвода в приказе не говорилось. Я расписался в книге о получении приказа и здесь же написал рапорт, в котором просил меня перевести на техническую работу. При отсутствии возможности удовлетворить просьбу прошу меня демобилизовать.
Свободное копирование
