Строевой командир - 37

Разбудил нас стук в дверь. Вошёл старшина и принёс мне тёплую одежду: полушубок, шапку-ушанку, ватные брюки, валенки, рукавицы-двупалки.

- В конце командировки, товарищ лейтенант, сдайте эти вещи в хозчасть.

Я сдал ему продаттестат, шинель, сапоги и ненужную одежду.

- Товарищ полковник приказал вам всем срочно явиться на завтрак. – Старшина ушёл.

Мы дружно поднялись, привели себя в порядок и пошли в столовую. Одежда на мне была новой и по размеру. Не в ладах я всегда был с валенками, но эти были хороши, и я легко в них передвигался. Завтрак был на славу. После завтрака без перекура мы подошли к штабу. Все были в валенках, и только полковник – в бурках. Он осмотрел нас и опять обратился ко мне:

- Лейтенант, Вы ходите на лыжах?

- Я одессит, товарищ полковник, – ответил я. Все дружно засмеялись.

- С Вами всё ясно. Вас завезут в роту. Там поселитесь и на лесоповальном участке будете отбирать свайный лес. Инструктаж и размеры Вам даст капитан. Какое должно быть качество, Вы знаете.

- Задача ясна, товарищ полковник,– сказал я. Начальник леспромхоза развернул карту, и они с полковником уточнили маршрут перехода. Как видно, они проверяли новую площадь лесных массивов для леспромхоза под разработку.

К штабу подошла грузовая автомашина ГАЗ повышенной проходимости. Мы сели в кузов, полковник – в кабину. Сразу за воротами расположения батальона начался лес. Рассвело. Снег белоснежным ковром лежал по обе стороны дороги. Через минут 20-30 машина круто повернула в сторону, и мы буквально поплыли по снегу, оставляя за собой глубокий след. Иногда машина во что-то упиралась, давая обратный ход, сворачивала, а затем продвигалась вперёд. Иногда полковник открывал боковое окно и переговаривался с начальником леспромхоза. В некоторых местах мы пересекали следы обитателей леса. Офицеры, сидящие в кузове, знавшие азарт охоты, только охали, вспоминая охотничьи походы. То и слышно было:

- Смотри, ещё недавно подлец-волк пробегал, – крикнул один.

- Смотри, а вон след лисы, – показывал другой зигзагообразный след.

Белки, услыхав завывающий рокот мотора, с испугом цепляясь за ветки,  убегали прочь. Но вот машина остановилась. Офицеры начали разбирать лыжи. Подали лыжи полковнику. Снег был рыхлый и глубокий, поэтому лыжи по очереди надевали прямо на кузове, опустив задний борт, который был на уровне со снежным покровом, и сходили на снег. Все вдруг тронулись в дорогу, постепенно входя в лыжню лидера. Когда группа спустилась по склону вниз, она была похожа на маленькую чёрную змею, ползущую по белому снегу. Я сел в кабину машины, и мы поехали к наезженной дороге, чтобы по ней добраться к расположению лесоповальной роты. В этих местах лес был редкий и низкорослый. Несколько раз мы основательно застревали. Один раз пришлось пользоваться лебёдкой, закреплённой на переднем бампере. Наконец показалась дорога. Мы выползли на неё, разрезав поперёк укатанную машинами «Студебеккерами»- лесовозами колею.

- За это нас не похвалят шофера-лесовозы, – сказал мне шофёр нашей машины,– но что мы можем сделать – не по своей воле мы здесь!

Скоро мы подъехали к громадному рубленому дому, где распологались канцелярия, столовая, красный уголок роты.

- А где же казармы? – спросил я шофёра

- А их здесь нет, – ответил шофёр, – вон видите ямы в снегу? Так это входы в землянки, где живут солдаты и офицеры.

Я сошёл с машины и направился в канцелярию роты. Встретил меня старший лейтенант, командир роты.

- Я знаю, о Вас мне звонили. Поселитесь с нашими офицерами. Они вернутся к 18-ти часам. Пока посидите в канцелярии. В канцелярии на столе лежали газеты «Правда», «Красная звезда», «На страже Заполярья». Все они были не первой свежести, но я их всё-таки немного просмотрел. Начало темнеть. Здесь полярной ночи не было, но север есть север. День резко увеличивался, но был ещё очень коротким. Скоро где-то в стороне от канцелярии заработал дизель, зажегся свет. Я вышел из помещения. У входа в каждую землянку горела лампочка. Несколько светильников были закркеплены на деревьях и освещали поляну у канцелярии. К 18 часам с делянок возвращались лесорубы. Сначала на территорию въехали штук 10 лошадок с трелёвочными саночками. За ними – солдаты и офицеры на лыжах. На поляне они отстёгивали лыжи и пропадали в дырах входов в землянки.

Вдруг я услыхал знакомый голос:

- Глазам не верю! Какими судьбами тебя сюда занесло?

 Я повернулся и увидел приближающегося ко мне выпускника нашей школы офицеров Белостоцкого из Кривого Рога. Я был удивлён не менее, чем он. Узнав, что я здесь в командировке, он затащил меня к себе в землянку, где были ещё три офицера нашего выпуска: Вольдемар Спульманис, Володя Халява, который к неудовольствию своего отца сменил фамилию на Тимошенко, взяв девичью фамилию матери, и Валентин Немиров из Костромы. Моё появление в их землянке вызвало возгласы типа «Вот это да!», «Никак не ждали!», «Вот это здорово!» и т.п. Каждый счёл нужным хлопнуть меня по плечу. Так начался ритуал встречи. Ребята пошли рапортовать ротному, я остался в землянке. Заходя в неё, я сосчитал ступеньки. Значит,  при высоте ступеньки 25см заглубление землянки – один метр. Высота помещения у конькового бруса – 2,5м. Значит, землянка на поверхность земли выходит на 1,5 м.

Если накат и утепление 60-70 см, а снаружи землянок не видно, то глубина снежного покрова здесь более 2 м. Мне было непонятно, как при таком снежном покрове можно валить лес. Ожидая прихода товарищей, я осматривал землянку. Боковые стены были не выше полутора метров, у торцевой стены противоположной входной двери стояла металлическая печка, но её почти не топили, разве только для того, чтобы просушить одежду, как сказал мне мой товарищ. Полы были выполнены из полусгнивших досок, при ходьбе по ним из щелей выплёскивались маленькие фонтанчики. Несмотря на то, что наружная дверь была сделана из грубо обструганных досок, нижняя часть которых изрядно прогнила, в землянке было тепло. Да, наши бывшие тюремные помещения в Варламовой губе Ваенги, а теперь используемые под казармы стройбата, выглядели дворцами по сравнению со здешним жильём. Мне казалось, что эти землянки сохранились со времени войны, но так это или иначе – ребята не знали. Пока я разглядывал и подсчитывал, хозяева вернулись. Двое из них принесли матрац и постельное бельё для меня и бросили это на свободное место на нарах.

Мы сидели и, как говорят на флоте, «травили баланду», т.е. беседовали. Основные темы беседы были: кто что знает о друзьях, кто куда попал после выпуска, что пишут из дома. Дома, оказалось, у всех было не очень хорошо. Друзья, молодые строители, устроиться на работу прорабами не могли, а кто устроился на зарплату – жить не мог, очень она была низкой. Видно, наши законодатели рассчитали, что, как и в торговле, на стройке нужно воровать и этим пополнять свой дефицит в бюджете.

Принесли ужин. На незнакомом сооружении стояло пять котелков с супом, на крышке котелка – второе, хлеб, сахар и ещё какой-то свёрток. Чайник с чаем солдат держал в другой руке. В свёртке были четыре тихоокеанские сельди. Когда солдат ушёл, на столе появились две бутылки водки. Здесь сухой закон введен не был. Мы посидели чуть ли не до полуночи. Никто из офицеров на «отбой» не ходил. Бегать здесь солдатам некуда. В 22 часа потух свет, разговаривали в темноте. Первую ночь провёл тяжело. У раскалённой печи сушились полушубки и валенки, было душно. Заснул под утро.