После подъёма на приведение себя в порядок отпускалось 15 минут. Завтрак, сбор на работу. Друзья вынесли мне пару лыж.
- Бери, дружище, здесь тебе зимы хватит, – смеясь, сказал Белостоцкий, – а то Мальцев сказал, что тебе не хватает зимы, чтобы научиться ходить на лыжах.
Я взял лыжи, быстро подогнал крепления, сделал пробежку по снегу. Когда прыжком изменил направление бега, убедился, что лыжи на ногах держатся нормально. Подъехали трелёвочные тележки и взяли направление к узкой тропинке, ведущей в лес. Солдаты, гремя лыжами, сразу двинулись за ними. Мы, офицеры, замыкали эту цепочку. Я предварительно спросил, как далеко нам идти. Мне сказали, что 10-11 километров. Настроение моё сразу испортилось. Кросс на 10 км я бегал, но, как правило, приходил последним. Дыхание было на грани удушья, здесь я следил за дыханием особо тщательно, зная, что последние километры будут особо тяжелыми. Меня удивил тот факт, что никто из солдат не уцепился за трелёвочные саночки. Улучив момент, на спуске я приблизился к упряжке, а когда начался подъём, лошади вверх побежали рысцой. Я палкой зацепился за сани, но было темно, и я не видел, что делается впереди на дороге. Мешали сани, возчик и, как ни странно, сама лошадь. Не прошло и минуты на буксире, как одна лыжа попала в глубокую колею лыжни, вторая лыжа шла в колее саней. В одно мгновение я уже валялся на снегу, и что самое худшее, я не сумел отцепить палку. Пришлось крикнуть возчику, чтобы отцепил палку, без которой я вообще двигаться не мог. Больше я уже не цеплялся за сани, а шёл правее или левее дороги. Как ни странно, но на делянку я пришёл со всеми и без одышки. Вывод из этого обстоятельства мной был сделан следующий: или расстояние до участка было меньшим, друзья меня напугали, или, а это скорее всего, здесь сухой воздух и в нём больше кислорода. Поэтому дышится легче, чем в Ваенге.
По приходе на место вырубки леса я сразу приступил к работе, выполнять которую должен был по инструкции. Взяв топорик, которым обрубают ветки на спиленных деревьях, пошёл по участку. Лес на этом участке был редкий, с большими кронами, с гнутыми стволами. Видно, этот участок специально оставлен для зимней валки. Здесь на возвышенности больший ветер и меньше снега – 50-70 сантиметров высоты. Деревья, из которых можно изготовлять сваи, попадались редко. Я делал на них зарубки и уходил дальше. Вот трелёвщики начали первые сваленные стволы подвозить на подготовленную поляну. К работе приступили бригады по очистке стволов от сучьев. Они же распиливали стволы на стандартные брёвна. Ветки относили в сторону и сжигали. Какая бесхозяйственность! Уничтожать хвою, готовый продукт, который так нужен народному хозяйству – это дикость. Хвоя – это витамины, это смолы, это сырьё для изготовления комбикорма для животных и, в конце концов, из толстых веток можно было бы изготовлять древесный уголь. Сколько миллионов рублей взлетают в воздух, загрязняя окружающую среду! Подошли первые лесовозы, «Студебеккеры» и «ЗИЛы» трёхосные с повышенной проходимостью. Все солдаты бросили топоры и приступили к погрузке леса на автомашины. Всё делалось вручную.
Я не мог понять, как можно находиться за много километров от базы не имея помещения или хотя бы какого-то навеса, чтобы предохранить себя от дождя, или для принятия пищи. Поговорил об этом с офицерами, спросил их, существует ли здесь техника безопасности. На это получил ответ:
- Если солдаты будут обогреваться в помещениях, то кто будет выполнять план лесоповала?
Солдат при разговоре мне ответил, что они уже привыкли. Лошадка с колокольчиком под дугой, рысцой притащившая нам обед, своим звоном сообщила, что обед прибыл. Звон рельса, подвешенного к дереву, усилил сигнал, и на поляну начали сходиться солдаты. На санях в ящике стояли чистые армейские котелки. Пища была в термосах. Солдаты подходили к саням и кок в котелок наливал первое, а в крышке размещал второе. В крышку укладывалась ложка. Получив обед, солдат отходил и усаживался на пенёк или на бревно и ел. Поев первое и второе блюдо, солдат подходил к коку, и тот наливал ему в крышку чай. Чай во всех хозрасчётных стройбатах был одинаков – сладкая вода, закрашенная жжёным сахаром. Поев, солдаты сразу отправлялись на рабочие места. Офицеры ели так же, как солдаты. За несколько дней я обошёл весь участок и сделал зарубки на деревьях, хотя знал, что эта работа напрасна. Дело в том, что несколько дней я наблюдал за валкой деревьев с моими метками. Сердцевина всех стволов была поражена гнилью. Такой лес на сваи не годится. На пятый день я передал текст шифровки на имя Амфимова и продолжал исполнять порученную работу. До обеда я наблюдал за сваленными с меткой деревьями, а со второй половины дня валка прекращалась, и все занимались очисткой сучьев, распиловкой и сортировкой брёвен, а также отгрузкой их на машины. Я был не у дел. Через неделю друзья вменили мне в обязанность следить, чтобы к вечеру у нас была пара бутылок водки. Они показали мне дорогу к продовольственному магазину на станции Ёна. В этом магазине я должен был брать 2 литра водки в зависимости от погоды и доставлять в лес. Они брали на себя ответственность за отгрузку отобранного мной длинномера. Финансовая сторона дела решалась коллегиально – деньги в кружку. Лыжня была проложена знатоком лыжного дела, ни одна метель не могла её замести. Расстояние меня не пугало. Когда я первый раз пришёл на участок со всеми вместе, я приобрёл уверенность в себе, что это расстояние мне подвластно. В походах в Ёну и в лес меня смущало то, что я человек степи, леса я не знал и не знаю. В лесу я моментально теряю ориентировку. Скользить на лыжах при сухом морозе по хорошей лыжне одно удовольствие, но когда оказываешься на этой лыжне ночью, а ночь здесь в эту пору начинается в 15 часов, то чувствуешь себя не очень уютно. Но, как говорится, «Любишь кататься – люби и саночки возить».