В 4 часа я зажёг маленький фонарик, проверил время, оделся и вышел в комнату, где спала гостья, зажёг керосиновую лампу. Софья спала безмятежным сном младенца в отчем доме. В комнате было тепло, и она, отбросив одеяло, раскрылась немного больше, чем было дозволено при молодом человеке. Мне жалко было её будить. Видно, что она уже давно не жила в семье, не знала тишины ночи и покоя. Я подошёл к тахте. Первым долгом я легонько и быстро накрыл её одеялом.
- Софушка, пора уже вставать, – тихо сказал я.
Она шевельнулась, но вставать ей явно не хотелось. Мне пришлось повторить и напомнить, что пора вставать. Теперь она уже услыхала всю фразу. Открыв глаза, окинув меня близоруким взглядом, она привычным движением потянулась к стулу, где лежали очки и одежда. Надев очки, она полностью проснулась и вопросительно посмотрела на меня.
- У нас не так много времени, – сказал я и вышел на крыльцо. Закурил. Через несколько минут она вышла. Я дал ей полотенце, налил в умывальник воду. Она освежилась, встряхнулась и стала подгонять меня:
- Я готова, – сказала она, – бежим, а то опоздаем.
Мы быстро, по крутому подъёму поднялись в верхнюю часть села на станцию. Паровоз уже был прицеплен для следования на Одессу. Пар валил из него со всех сторон, издавая тихий монотонный шипящий звук, и только из-под основных цилиндров вырывались столбы пара, которые громко прерывисто шипели, напоминая слово «Тиише, ти-и-ше». Мы прошли вдоль состава. В одном вагоне сидело несколько овидиопольских колотушников (так в Одессе называли овидиопольцев, которые вместо сметаны продавали колотуху, т.е. сметану, разбавленную чёрт знает чем). Мы зашли в этот обитаемый вагон. Особо о чём-то говорить было ещё рано, нужно было многое обдумать и осознать, что с нами происходит, настоящее ли это или временное. Станционный колокол пробил три раза, раздался свисток старшего кондуктора поезда, который повторился свистком паровоза. Поезд вздрогнул, толкнулся чуть назад, затем – вперёд и, как бы выбрав направление, поехал. Я сказал Софье, что вечером буду у неё, на что она ответила, что будет дома после восемнадцати. Я спрыгнул из вагона и пошёл домой. С моей стороны выбор был сделан. Вечером должно было всё решиться, во всяком случае что-то решиться.
День встретил в надуманной работе и в ожидании отъезда. Отец сказал, что завтра они втроём приедут в Одессу меня проводить. Днём я покинул Овидиополь, вечером в 18 часов я был у Софьи. Немного посидели, поболтали о прошедшем празднике, после чего мы в третий раз пошли по своему маршруту. Было довольно прохладно. Людей на улице было не много. Софья рассказывала о подготовке к дипломной работе, о теме, которую она будет разрабатывать.
Я рассказал, как тяжело мне было сдавать экзамены в строительный институт, не имея десятиклассного образованиям, и даже диплома об окончании обучения в техникуме. Экзамены в институт были в июле, а защита диплома в техникуме – в августе. Пока что для меня институт закрыт и, наверное, всё придётся начинать сначала. Однако наша прогулка подходила к концу. Завтра в это время я буду уже далеко от Одессы, а основной вопрос ещё не решен. Я решил изменить тему разговора.
- Отпуск мой завершён. Завтра прогулки по нашему маршруту не будет. Я тебе очень благодарен за время, которое ты провела со мной. Будет что вспоминать и чем согреваться. Однако делать тебе какие-то предложения сейчас я не вправе по многим причинам. Не по нашей вине встретились мы всего четыре дня назад. Друг друга знаем очень мало. Мы сделали всё от нас зависещее, чтобы дать друг другу больше информации о нас, но необъятное не объять. Я служу в Заполярье. Кроме того, что природные условия не совсем совмещаются с жизненными, жизненные условия не совсем совмещаются с нормальной жизнью, которую каждый человек должен строить. – Я очень боялся быть не понятым при таких длинных тирадах, а это могло случиться. Решил сократиться и продолжил:
- Ещё раз хочу поблагодарить тебя за эти четыре дня, которые ты мне подарила, и добавлю, что я благодарил бы судьбу, чтобы она дала мне возможность быть с тобой всё время, и совместно с тобой строить нашу жизнь. Поэтому, если ты не против, давай будем переписываться. Это единственный выход, который у нас есть. Узнав друг друга получше, нам легче будет решать остальные вопросы. Если будут какие-то трудности, требующие безотлогательного решения, обращайся к Люсе. Ответа от тебя сейчас не требую и не жду. Поживём – увидим. А на завтра, пожалуйста, зарезервируй время с 13 до 14 часов. Будь у нас в Красном переулке. Я за тобой зайду.
Теперь паузу уже взяла Софья и, помолчав, сказала:
- Очевидно, быть посему. У меня к тебе просьба. Вот видишь – сразу же... В Ленинграде у меня живёт тётя. Очень близкий мне человек. Если не трудно, когда будешь там, зайди к ней и передай от меня привет. Что касается завтрашнего дня, то я, безусловно, выкрою время.
На этом мы и разошлись. Домой я не пошёл сразу. Не пошёл я и по нашему маршруту. Что мне там делать одному? Улицы Преображенская, Большая Арнаутская, Ленина, Дерибасовская – это кольцо, по которому я очень много раз ходил. Была ночь. Город лежал предо мной в разноцветных огнях окон, ещё не полностью восстановленных после войны домов. Освещение улиц было слабым, но оно уже было. Улицы расстилали предо мной свои широкие ровные тротуары, и каждая улица навевала в памяти свои воспоминания. Преображенская улица. Сюда я приехал после эвакуации. Улица Чкалова. По ней я ходил долгое время в техникум, нёсся, как метеор, и прохожие отскакивали от меня в стороны. Улица Ленина, или Решельевская – эта особая улица. Здесь жила Аллочка, первая моя любовь, вспоминать о ней мне очень приятно.
Но насколько всё это было по-детски! Финал всей этой истории довольно банален. Аллочка, не дождавшись моего объяснения, вышла замуж, надолго оставив след в моей душе. И вот я уже на Дерибасовской улице – моей самой яркой странице юности. Это улица воспета многими поэтами и деятелями искусств.
Домой пришёл поздно. Люся уже спала. Я тихо улёгся в своём уголке и моментально провалился в объятия Морфея.
Свободное копирование
