Утром я уехал в Одессу. В Красном переулке дома была Люся. Опять мне повезло. Я взял запасной ключ от квартиры и пошёл к друзьям. Я не ошибся. Много друзей и приятелей служили в армии, некоторые ещё не вернулись из «ссылки» в Тернопольскую область, куда весь наш техникумовский выпуск направили на работу. Саша Клоцман единственный никуда не уезжал. Он был футболистом и играл за строительный институт. Его приняли в институт без экзаменов, и он остался в Одессе. Я попросил Сашу забронировать столик в ресторане «Красный», собрать человек 10 из наших и от моего имени пригласить их на вечер, чтобы обмыть мою первую звезду. Перед тем, как зайти в ресторан, я предупредил ребят, что при любых обстоятельствах, что бы ни произошло, после ресторана я должен быть дома в Красном переулке. Они меня заверили, что так и будет. Половину гуляющих я ранее не знал, но погуляли хорошо. Все были довольны. В такси приехал домой, и ребята меня не оставили, пока я не зашёл в квартиру. Утром у дворового крана окатил себя холодной водой (в комнате водопровода не было), от завтрака отказался, но от чашки чёрного кофе, предложенной Люсей, отказаться не мог. Посидели, поговорили. Полушутя, полусерьезно я попросил её познакомить меня с какой-нибудь девчонкой из университета. Ведь их там было полно. Она также согласилась полушутя, полусерьезно:
- Но вот беда, когда много, то трудно выбрать.
- А ты не выбирай. Мне маменькину доченьку не надо, не надо и из богатой семьи. Я и сам не Рокфеллер. В остальном я сам разберусь.
- А ты это серьезно? – уже без смеха спросила Люся.
- А что, не пора?
- Я ничего не говорю, – ответила она.
На этом и разошлись. Я решил навестить бабушку и тётю на Пересыпи, а также родителей моего друга Лёни Скляра, который сейчас служил на Колыме, в Крестах-Колымских. Вернулся поздно вечером, честно выполнив намеченную программу.
- Какие у тебя планы на завтра? – спросила Люся
- Собственно никаких. Чертовски устал от безделья, – ответил я.
- Тогда, если не против, пойдём завтра на обед к моим друзьям. Они живут на улице Ласточкина, – сказала Люся, – они хорошие люди и мои друзья.
- Твои друзья – мои друзья, – сказал я и улёгся на своей кушетке у окна. Сон не заставил себя ждать. Армия меня научила долго в предсоньи или послесонном состоянии не находиться. Истина толстовского Каратаева действовала на всём протяжении службы, да и после неё: «Лёг – свернулся, встал – встряхнулся».
Утром, после завтрака, пошёл шляться по городу. Выйдя из ворот, справа меня встретила ласковой осенней погодой милая воспетая легендарная Дерибасовская. Она обдала меня своей тихой утренней свежестью, несмотря на то, что еще очень много было мест, где вместо домов зияли дыры, огражденные невысокими заборами из камней разрушенных домов, а мусор аккуратно был складирован за забором. Все эти обломки разрушенных домов ждали своего звездного часа, когда на этом месте будут воздвигнуты новые, удобные, архитектурно выдержанные сооружения, утверждающие вечность жизни.
Я медленно пошёл по любимой улице и скоро оказался у оперного театра. Долго не мог отвести глаз от этого серого монумента, рукотворного памятника, равного по красоте которому не сыщешь нигде в мире. Скульптурные композиции портика, не повторяющиеся ярусы высотной разрезки, чередующиеся стили, выдержанные классические формы придавали зданию монументальность.
Однако было нечто другое, что пробуждало память. Дело в том, что почти одновременно с поступлением в строительный техникум я начал работать в оперном театре статистом. Рекомендовал меня и ещё трёх человек, учащихся техникума, наш коллега Фимочка Герценштейн, мать которого работала в этом театре, а он там был при ней с детства. Поступление моё в техникум совпало с периодом, когда в оперном театре готовили к постановке оперу Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». На сцене нужны были высокие парни, «богатыри». Вот так нас взяли на работу. Там я познакомился с начальником цеха миманса Марьей Рафаиловной – добрым, энергичным, вездесущим человеком, настоящей одесситкой, благодаря которой я проработал в театре около четырёх лет. Я был на сцене, когда пел народный артист Украины Ильин, который на этой сцене пел с Шаляпиным. В театре в это время пели заслуженные артисты Благовидова, Савченко, Данченко, Колтон, Дидученко. Танцевали з.а.р. Рындина, Иваньковская, Каверзин, Павлов и восходящая звезда Козуленко. Да, это истинный храм искусства. О виденном здесь и прочувствованом можно написать книгу. А кто его знает? Может, когда-то она будет написана. А пока я о нашем театре рассказывал моим однополчанам – солдатам, офицерам. Я ходил около театра по много раз исхоженным дорожкам. Воспоминания, воспоминания, воспоминания... Хорошо, что здесь висели ещё те старые довоенные часы, которыми я часто пользовался во время моей работы в театре. Сейчас они показывали, что время отправляться на званый обед.
Когда я пришёл домой, Люся была уже дома. Говорили обо всём, только не о званом обеде. Сборы были недолги, так как всё моё было на мне. Тёплая одежда лежала в чемодане и ждала своего времени на обратном пути в часть. В 13 часов мы вышли из дома, а через 10 минут были на месте. Друзья Люси оказались очень приятными людьми, так что осваиваться в новой обстановке долго не пришлось. Жанна была студенткой университета и занималась вместе с Люсей, муж её заканчивал медицинский институт. Жанна с Люсей начали сервировать стол. Занимаясь своей работой, они одновременно задавали мне вопросы о Заполярье, где я без выезда находился уже свыше трёх лет. Мне было приятно рассказывать о том, как я привыкал к климату и как воспринимал капризы севера.
Почти одновременно в комнату вошли муж Жанны и девушка, подруга хозяйки и Люси. Меня представили вновь вошедшим. Мужа Жанны я ранее не знал, но о нём в разговорах слыхал. О гостье я не знал ничего. Среднего роста, стройная, по сравнению с Жанной и Люсей она была худощавая. Нарядом она также отличалась, но то, что на ней было надето, было хорошо подогнано и подчёркивало всё то, что должна подчёркивать одежда на девушке. Самым запоминающимся на ней было очки, говорящие, что у девушки со зрением не всё в порядке. Стёкла очков были с большими диоптриями и увеличивали её глаза, а пластмассовая оправа практически закрывала всё лицо, которое нельзя было рассмотреть. Гостья присоединилась к разговаривающим, но вопросов не задавала. И здесь только меня осенила мысль, что это та девушка, с которой меня знакомят по моей просьбе. Я прервал свой рассказ, посмотрел на часы, извинился и поднялся со стула:
- Извините, пожалуйста, я на минутку отлучусь. Мне нужно сделать звонок по телефону.
Выйдя на улицу, я подошёл к ближайшему гастроному и сделал покупку – бутылка портвейна «три семьёрки», пара баночек паюсной икры, торт, какие-то шоколадные конфеты – и с этим вернулся на званый обед. Новые знакомые по достоинству оценили мой вклад в обед. Несмотря на то, что трое из пяти имели достаток лучший моего, икра на столе у них появлялась не часто. К завершению обеда Люся поднялась из-за стола и извинилась – её ждали какие-то неотложные дела. Поднялись Софья и я, сославшись на ту же причину. Распрощавшись с хозяевами, мы вышли за ворота. Я предложил Софье проводить её домой в общежитие, она согласилсь.
Мы шли медленно через городской сад. Вечер был безветренный, тихий. Людей в саду почти не было. Сухие опавшие листья похрустывали под ногами. Я говорил о погоде, что у меня дома в Заполярье уже давно лежит снег, что морозы уже не позволяют так медленно разгуливать по аллеям. Правда, нужно заметить, что у нас пока аллей нет, но у нас есть простор. С одной стороны – залив, с трёх сторон сопки, за которыми ещё сопки и так до самого Ледовитого океана. Не знаю, из-за вежливости или из интереса Софья слушала меня, лишь в редких случаях задавала вопросы. Так мы оказались у дверей общежития университета. Осведомившись, желает ли она встретиться завтра и получив положительный ответ, я заметил:
- Неплохо бы узнать, в какое время удобно прийти, а также номер комнаты, и неплохо бы знать фамилию, к кому прийти.
Получив ответы на все вопросы, я попрощался и я ушёл.
Идти домой сразу не было желания. Бродил по городскому саду, по приморскому бульвару, по Дерибасовской. Было о чём подумать, было над чем поразмыслить. До конца отпуска осталось пять дней. Как их провести? Не продолжать знакомство? А что дальше? Возникшую мысль о переносе этого вопроса в Ваенгу сразу отверг. Есть пословица: «Семь раз отмерь, один раз отрежь!» Правда, один мой знакомый внес поправку: «Если семь раз мерить, то лучше потом не резать.» Думай, дорогой! Думай! Стало холодно. Осень брала своё. Пошёл домой. Теперь, когда я шёл один по засыпающему городу, обратил внимание, что улипы освещены намного лучше, чем в годы учёбы. Да, пуск новой электростанции намного улучшил быт горожан. А ведь я тоже внёс маленькую толику в её строительство! Проходя преддипломную практику, я впервые здесь был оформлен на должность хоздесятника и с работой справился.
На бульвар доносились специфичные звуки работающего порта. Басистые голоса кораблей оповещали прибытие или убытие. Визгливые, свистящие и шипящие «кукушки» и «овечки» – маневровые паровозы – своим пением сообщали, что они никому не дадут спокойно жить и при этом подавали под загрузку порожняк и с трудом откатывали на магистрали гружённые составы.
В море перемигивались цветные огни фарватерных створов и маяка. Всё работало по определённому графику с определённым ритмом, и только я, и именно мне это казалось, выпал из ритма, в котором привык находиться с первых дней службы в армии. А, собственно, что случилось? Девушка согласилась с тобой встретиться. Что здесь нового, запретного, необычного? Ничего. Ничего-то ничего, а всё-таки самочувствие неординарное: и радостное, и тревожное.
Домой пришёл поздно. Люся ещё не спала. Обложившись книгами, что-то писала. Когда я вошёл, она прекратила работу и пронзительно впилась в меня взглядом. Не ожидая самого вопроса, я ответил:
- Ничего не знаю.
Я только сейчас почувствовал, что устал. Не желая Люсе мешать заниматься, улёгся спать.
Свободное копирование
