Отсидев положенное на гауптвахте, пришёл в часть Володя Сычёв, но не зампотехом командира, а ему придумали должность механика батальона, хотя кроме двух автомашин у нас никаких механизмов не было. До появления этой должности с машинами справлялся командир хозвзвода. Бедному Володе пришлось заняться оконной решёткой. Он уточнил у меня эскиз. Когда привёз решетку, выполненную из краденного материала и сваренную за поллитра водки, мои плотники её установили. Комбат не спешил меня направлять на гауптвахту, уж очень опасный участок работы у меня был на отсыпке насыпи железной дороги.
Пришёл в батальон новый зампотех, капитан Баландин. Красавец мужик, высокий, стройный, опрятно одетый. Однако этим и заканчивался арсенал его достоинств. Собственно на этой должности ничего другого не требовалось. Он даже успел побывать на одном или двух совещаниях, где высказал несколько никому не нужных советов. Из подчинённых у него в штате должен был быть только техник-нормировщик, но пока его ещё не было. В первый же месяц работы, переходя при отливе обсушку в морозное время, он наступил на обледенелый окатанный камень и упал. В части появился на костылях, а следующий раз появился через месяц уже без костылей, но видно было, что не судьба ему была с нами поработать. На следующей неделе он упал опять на камнях и поломал руку. Больше он в части не появлялся. На эту должность прислали подполковника. Да, да, подполковника, да ещё именитого. Подполковник Жигарев был родным братом главного маршала авиации. С виду и не скажешь, что он алкоголик. Среднего роста, правда, толстоват, но не слишком, подтянутый, опрятный. В общежитии офицеров, где жили семейные старшие офицеры, ему была выделена комната. Но верно говорится в украинской пословице: «Пан пана видит по голенищам». Он нас вычислил каким-то своим методом. Однажды вечером, когда мы после отбоя собрались в нашем бункере на отдых, чтобы расслабиться после тяжёлого рабочего дня, он зашёл к нам в бункер. Мы только открыли банки с консервами и разлили по стаканам водку. Сначала мы немного опешили, но Володька Сычёв, опомнившись, пригласил его на сто грамм. К нашему удивлению, он не отказался. Так Жигарев начал к нам приходить на сто грамм. Ни разу он не угостил нас. Мы поняли: это больной человек. Стакана водки ему было достоточно, чтобы, придя домой, лечь и уснуть. Мы много работали и не всякий раз нам удавалось покупать водку. В эти дни Жигарев заходил к нам и, как бы шутя, спрашивал: «Что, ребята, сегодня сухой закон?» и узнав, что у нас ничего выпить нет, уходил. К этому времени у нас произошло ещё одно событие, важное для всех нас. Утром мы выходили из нашего бункера обнажённые по пояс, приносили из камбуза воду и мылись, поливая друг другу. В это время на подъём и утреннюю поверку приехал Иванов и комиссия Строительного Управления Северного Флота. Комиссия обратила внимание на наш бункер и наш утренний туалет. Через два дня нам выделили в офицерском общежитии две большие комнаты с одноярусными койками, чистым бельем. И совсем уже роскошь – это центральное отопление, душевая, туалет. Всё это богатство находилось в Верхней Ваенге рядом с домом офицеров флота (впоследствии он стал матросским клубом). Наш бункер перестал существовать.