Несмотря на то, что строительные батальоны были переформированы в военно-строительные отряды, офицеры бывших стройбатов должны были нести патрульную службу в гарнизоне. Это, наверное, последнее божье наказание пало на взводного. Два раза в месяц мы должны были идти в наряд по гарнизону, патрулировать. В девятнадцать часов мы должны были являться в комендатуру на инструктаж. Зам. начальника гарнизона при инструктаже докладывал обстановку в гарнизоне. Начинался инструктаж и кончался угрозами:
- В гарнизоне беспорядки. Приказываю всех нарушителей доставлять в комендатуру. Если у кого-либо не будет задержаний, значит, Вы не работали, что повлечёт за собой наказание.
Наше патрулирование превращалось в охоту. Никто не хотел конфликтовать со своим командованием, которому комендатура не ленилась писать уведомление о плохой службе наряда. Хорошо, если начальник патруля майор. Он может остановить любого офицера в звании до майора, сделать ему замечание, проверить документы, отметить задержание. Другое дело, когда начальник патруля младший лейтенант. Он практически не может задерживать офицеров, а солдата или сержанта задержать почти что невозможно – они знали все щели в заборах и все закоулки, по которым передвигались свободно. Однажды я обратил внимание на группу явно военнослужащих в кожанных куртках. Они шли по гарнизону, громко разговаривая. Речь каждого включала, как сейчас говорят, нецензурную лексику. Они были явно выпившими. Дойдя до магазина, они купили водку. Тогда ещё не было «сухого закона». Я зашёл в магазин. Один из них обратился к другому: «Товарищ подполковник, возьмём «Московскую» или «Ерофеича?» Я сразу вышел из магазина, забрал своих патрульных и удалился. Дело в том, что старшины аэродромного обслуживания часто носили кожанные куртки, к которым погоны не шли. Если это действительно подполковник, то он может поставить тебя по команде смирно, а если он пьян, то может дать пощёчину. Здесь дело серьёзное. Но были и комические случаи.
Дали мне патрульных из аэродромного обслуживания. Все по первому году службы, низкорослые, в общем – дети. Определён мне был маршрут в Нижней Ваенге, около магазина. Место не из спокойных. Проходя мимо одного из женских общежитий, мы услышали крик. Кто-то из дома звал на помощь. Мы бросились в дом. Поднялись на второй этаж. Длинный коридор. С двух продольных сторон – стены с дверьми в комнаты. В коридоре – один моряк, выше меня ростом, в два раза шире. Он стоял у одной двери и рвал ручку, ругался и кому-то угрожал. Я подошёл к нему и приказал прекратить безобразие. Матрос поглядел на меня мутными пьяными глазами:
- Товарищ лейтенант, здесь никто меня не понимает. Только Вы можете понять, – сказал он, затем повернулся к двери и начал опять рвать дверную ручку.
Я отошёл к своим патрульным и одного солдата послал в комендатуру за помощью. Подойдя к матросу, я опять потребовал прекратить безобразие. Матрос со злостью рванул ручку и оторвал её. Посмотрел на неё, как на какую-то неведомую вещь, и швырнув её по коридору, начал ногами стучать в дверь, пытаясь её вышибить.
Как к нам подошёл капитан, я не заметил. Маленький, щупленький, с большим старым портфелем. Я бы в другой раз назвал его за глаза «конторской крысой». Он меня спросил, в чём дело. Как старшему по званию я вежливо ответил, что пытаюсь прекратить безобразие. Он ко всем своим не богатырским данным оказался близоруким. Прищурив глаза, от переложил свой портфель из правой в левую руку и посмотрел на матроса.
- А, это ты, Весна? Я же приказал тебе, чтобы ты здесь не показывался!
- Товарищ капитан, – обратился матрос к офицеру, – здесь никто меня не понимает...
- Ну и свинья же ты, братец, – прервал его капитан, – и правой освободившейся рукой схватил матроса за волосы и крутанул ему голову. Матрос, как стоял, даже шага не сделал, осел и лёг на пол.
- Лейтенант, пошлите патрульного в комендатуру и вызовите машину. Он ещё долго будет лежать, успеете. Капитан отошёл куда-то по коридору и скрылся за дверью какой-то комнаты. Я с двумя солдатами-недомерками вытащил матроса из общежития, и в этот момент подъехала машина из комендатуры.
- О, опять Весна! – крикнул один из матросов комендантской роты, – не повезло бедолаге, видать, опять попал под руку капитану. – Подъехавшие матросы комендатуры погрузили, как куль с мусором, пьянчугу на машину и увезли в комендатуру. Я с облегчением вздохнул и со своими микропатрульными продолжил путь к месту нашего патрулирования. Мы не успели отойти и ста метров, как из того же парадного услышали крик о помощи. Мы бросились назад. На этот раз нам не пришлось подыматься вверх. Прямо внизу у лестницы лежал офицер, а на него уселся какой-то старшина и кулаком лупил офицера. Я подбежал и потребовал прекратить безобразие, а пьяному старшине приказал следовать за мной в комендатуру. Старшина не прореагировал на мой приказ и продолжал лупить офицера. На втором этаже шла разборка между женщинами, жилицами общежития. Однако они были гражданские лица, и мне до них дел никаких не было. Я повторил приказание старшине, и когда он опять не выполнил приказание, схватил его за патлы и с силой крутанул ему голову, надеясь, что он упадёт с офицера. Копна волос осталась у меня в руке, а старшина продолжал колотить офицера. Когда женщины увидели моё деяние, они перестали ругаться между собой и набросились на меня. Одна обозвала меня фашистом, вторая собралась меня ошпарить сверху кипятком. Мне осталось только выбросить волосы на старшину, высказать несколько нецензурных слов в адрес женщин и удалиться.
Свободное копирование
