Первые месяцы работы показали, как надо работать, что надо делать, как вести себя, от чего нужно было отказаться. Моя рота дала батальону неплохую финансовую поддержку. Модрис не заставлял меня оспаривать объёмы выполненной работы, расценки. Я имел возможность заниматься организацией работы и следить за техникой безопасности. Результаты работы моей роты были намного лучше, чем в первой роте. В третей роте механизаторы в основном работали на повремёнке. У меня тоже в роте были два отделения повремёнщиков – охранники и возчики. Если рота выполняла план примерно на 120%, то повремёнщики, конечно, снижали процент выполнения. Полная трагедия была для них, когда солдатам начали за перевыполнение платить прогрессивную доплату. Мне пришлось хорошо поработать, чтобы этой категории солдат выдали какие-то прогрессивные доплаты. Однако на совещаниях по выполнению производственных заданий ни комбат, явный антисемит, ни замполит Викторов успехов роты не замечали, находя какие-то погрешности солдат в дисциплине. При желании это было сделать нетрудно. К нам на флот из Севастополя в наказание прислали дослуживать бывшего старшину Салгана. По специальности он водолаз. За какие-то провинности он был разжалован и сослан на Северный флот в стройбат. По национальности он цыган. Красавец парень. Я себе представил, что на юге у него не было недостатка в поклонницах. Я взял его в свой второй взвод. В первый день работы он вышел со всеми на объект, но к работе не приступил, о чём мне доложил командир отделения. После обеда он ушёл с объекта. Вечером со всеми возвратился в роту. После ужина я вызвал его в канцелярию. Он пришёл и по форме доложил. Я предложил ему сесть. Он сел.
- Ну, как служится на новом месте, есть ли претензии к командованию, хватает ли питания? – спросил я, глядя ему в глаза. Я сразу понял, что парень он неглупый, но очень обижен и этого не думает скрывать.
- Товарищ лейтенант, на все Ваши вопросы отвечу, со мной всё в порядке. Но я работать не буду. Если есть у Вас работа для водолаза, я буду работать по специальности. У меня есть допуски на работу на максимальных глубинах. Я классный специалист. Перевозить камень тачками не буду. У Вас другой работы нет.
- Да, пока нет. Перевозка камня в тачках, думаю, это явление временное, пока не придумаем механизмы. Я, к примеру, имею подготовку к строительным работам, а меня призвали и приказали в тачках перевозить камень, я перевозил, несмотря на то, что лично считаю, что тот, кто меня сюда прислал на эту работу, совершает преступление. Государство тратило на меня деньги, учило, а отдать долги государству я не могу. Какому-то недоумку не понравился мой нос, и он меня направил сюда. Свой долг я выполнил, но опять меня обманули. Обещали послать на строительную площадку, чтобы организовывать работу, чтобы люди тачками не перевозили камень, а перевозила машина. Однако кто-то решил, что я должен объяснять рабочим, что камень нужно перетаскивать тачками, вручную. Я с таким решением не согласен и добиваюсь своего, но при этом выполняю работу, которую мне поручили. Вам я советую поступить так же, каждый солдат не может командовать, а исполнять свой долг обязан.
- Вы можете поступать, как Вы желаете, но работать я не буду.
- Это Ваше дело. – Я поднялся со стула, давая знать, что разговор окончен, – но я должен буду подать рапорт.
- Это ваша обязанность , – сказал он, подымаясь. Я больше с ним не беседовал. Начальство на рапорт не ответило. Я подал второй рапорт. Ответ опять не последовал. Иванов ждал случая, чтобы Салган что-то совершил криминальное и за это возложить ответственность на меня. Но Салган действовал осторожно. На третью неделю я получил от Нэммэ очень сложную работу. Нужно начать отсыпку железнодорожной насыпи, которая должна была начинаться около нашего батальона и дойти до Нижней Ваенги. Начинать работу нужно было с пятидесятиметровой высоты, сбрасывая камень вниз на обсушку. Сложность заключалась в том, что работать нужно было начинать с гранитного обрыва, что представляло немалую опасность. И здесь я вспомнил фильм «Заключённые», где отъявленному вору в законе Косте поручили какую-то очень ответственную работу, и он с ней справился.
- А почему бы не испробовать? – подумал я и вечером вызвал Салгана.
- Не надоело ли тебе ничего не делать? Честно признаюсь, у меня бы кусок хлеба не полез в горло. Или ты добиваешся трибунала? Ты умный парень, Салган. Если, не дай Бог (я не верующий, но повторяю – не дай Бог), дело дойдёт до трибунала, ты там ничего не сумеешь доказать. Верь мне, я присутствовал по приказанию на заседании трибунала, где подсудимым лейтенантам не дали и слова сказать, сорвали с них погоны и обоим дали по десять лет тюрьмы. Они не дадут тебе и слова сказать в свою защиту. Они не примут твои объяснения, что придирки и дискриминация была из-за того, что ты цыган. Загремишь! И оттуда если и вернёшся, то жить уже будет некогда.
Я обратил внимание, что когда я сказал «цыган», его глаза сверкнули так же, как в первой нашей беседе, когда я сказал, что кому-то не понравился мой нос. Видимо, он испытал на себе нетерпимость какого-то командира из-за его национального происхождения, хотя характер у него был далеко не ангельский.
- Так вот я тебе предлагаю альтернативу. Водолазных работ у меня нет и не будет. Эти работы на севере выполняет какая-то эпроновская организация. Но у меня появилась работа, на выполнение которой я своих лесных сослуживцев послать не могу. Да, я боюсь. Я привык к высотам, но там я себя чувствую не совсем уверенно. Поэтому я решил обратиться к тебе. Если возьмёшься за это дело, даю тебе день на подготовку и на подбор нужных солдат. Ну, и прости, спрашивать буду с тебя. Не исключено, что переформирую отделение.
Он подумал и спросил:
- Когда посмотрим?
- Сейчас там темно, мы ничего не увидим. После завтрака отправимся, здесь совсем недалёко. Обедать можно будет в нашей столовой.
Уж очень мне хотелось спасти этого человека и, кажется, мне это удалось. Утром мы пошли на сопку.
- Вот здесь со станции Варламово должна идти железная дорога до шестого причала. Мы должны срезать сопку так, чтобы насыпь была пять метров. Вот, возвращаясь к нашему первому разговору, я хочу начать работы таким образом, чтобы тачками не приходилось таскать камень, чтобы меньше нужно было его плинтовать и легче укладывать. Отсюда и начнём, – слукавил я (с предыдущего дня при осмотре фронта работ я обратил внимание на природную площадку метрах в пятнадцати отсюда).
- А мне кажется, – оживлённо сказал он, – что начинать надо отсюда. Отсюда камень с первых подрывов пойдёт вниз. Очистка будет минимальная.
- Ты прав, нам эту площадку природа подарила, чтобы именно отсюда начинать разработки.
- Здесь постоянное ограждение не поставить. Нужны канаты, из которых готовят страховки. Я знаю и умею их делать. Сегодня к вечеру нужно привезти канаты. Работы можно будет начать только послезавтра, – в завершение сказал он.
- Тогда пойдём со мной в контору участка, получишь канат и начинай работать.
Работа закипела. Салган оказался прекрасным специалистом. Четыре перфоратора работали без остановки. У меня во взводе был кузнец, который на специальном станке заправлял буры. Салган вошёл с ним в контакт, и без буров бурильщики не оставались. Со второго месяца работы звено стало передовым, конечно, это отразилось и на прогрессивной оплате. Деньги Салган отправил родителям. Три месяца мы не могли нарадоваться работой парня. Но произошло то, чего я и ожидать не мог. Ни Иванов, ни замполит Викторов на объектах не бывали. Они были далеки от производства. Викторов решил, что нужно провести производственное совещание, определить передовиков и пожурить остальных. Наверное, о проведении этого совещания он получил указание. Он первый взял себе слово и за основу взял мои рапорта четырёхмесячной давности и начал костерить Салгана и меня, который не принял никаких мер. После совещания Салган зашёл ко мне в канцелярию.
- Товарищ лейтенант, за что он меня... – на глазах его были слёзы, – за что он меня так позорил, за то, что я цыган? То же было в Севастополе, я работал, а они издевались надо мной, здесь по-человечески Вы со мной поговорили впервые, и я Вам поверил. Но я только сейчас понял, что Вы здесь, как и я... Нет меня больше. – Он вышел из канцелярии. На утреннюю поверку он не явился. В батальоне его не было. Через неделю его поймали в Мурманске. Он совершил какое-то преступление. Я на следующий день после его исчезновения доложил в штаб и зашёл к Викторову.
- Товарищ подполковник, почему вы вчера позорили Салгана? Уже квартал группа под его руководством работает отлично. Вы указали на недостаточно чёткую мою работу, хотя на производстве рота одна из передовых. Я Вам скажу, что Салган уверен, что на Северный флот его направили в наказание, а вся вина его в том, что он цыган. А Вы поговорите с солдатами, какого они мнения о Салгане, они Вам расскажут.
- Успокойся, лейтенант, найдут твоего солдата и будут судить за дезертирство. Я если буду нарушать дисциплину, пусть меня судят. Ты говоришь, что твоя рота лучшая, это говорит о том, что ты потерял скромность, а это нехорошо.
- Товарищ подполковник, я больше ничего не скажу, но мы несём службу в строительных войсках флота и по показателям эффективности работы нужно судить о нас.
- Младший лейтенант, вы ещё молоды судить, что важнее чего. Вы свободны! – обиделся на меня замполит.
Свободное копирование
