Ещё до наступления осенних непогод по инициативе зампотеха батальона Сычёва с участием наших офицеров мы в районе столовой построили себе маленькое общежитие. На бревенчатую квадратную раму размером 4х4 метра поставили стойки, сделали верхнюю обвязку с небольшим уклоном в одну сторону. Стойки снаружи обшили горбылём, с внутренней стороны – досками, оставив проёмы одного окна и одной двери. Полы настелили из досок. Привезли машину опилок и набили ими стены, засыпали полы опилками по рубероиду. Сверху настелили половую доску. Стены внутри обшили сухой штукатуркой, регибсом. Аналогично полам выполнили крышу. Для покрытия верха использовали толь. Подвели электричество для освещения и отопления. Шесть офицеров поселились в нашем бункере, к которому уже в морозы мы пристроили тамбур с ещё одними дверьми. Да, это был не пятизвёздочный отель, но и не солдатская казарма. У стены с входной дверью стоял стол и два табурета, у трёх стен стояли три двухярусные кровати, закрепленные за офицерами рот. Всё сложилось как нельзя лучше. Меня вызвал комбат в штаб и представил новому командиру роты. Майор Мохинов сначала произвёл на меня не лучшее впечатление. Малого роста офицер средних лет, с замученным лицом, беззубым ртом, немного сутуловат. Обмундирование на нём не сидело, а висело – что шаровары, что гимнастёрка, что шинель. Впоследствии мы подружились, как могут дружить коллеги по работе. Он отвоевал всю войну от звонка до звонка. Семью потерял во время войны. С фронта пришёл сразу по окончании войны, женился, появились дети – три девочки. Специальности не было. Жили впроголодь. Видимо, начал пить. Затем попросился в армию, в Заполярье, где мы и встретились. Зарплату в основном пересылал в город Горький, где жила семья. Об этом я узнал несколько позже. Я передал роту по всем правилам. Утром мы пошли по объектам. По дороге ротный задавал мне вопросы, по которым я определил, что с ним сумею работать. Самое главное, чтобы он не спелся, как Викторов, с комбатом. Я решил сразу предупредить ротного о своих не совсем нормальных отношениям с комбатом.
- Теперь тебе будет легче, ему будет труднее доставать тебя через мою голову. Ты постарайся как можно меньше к нему обращаться, – сказал он и сразу переменил тему разговора: – Мне нравится, что ты в хороших отношениях с техническим персоналом, это очень важно в стройбате.
Однако ротный просчитался в оценке моего положения в батальоне. Комбат меня достал. А дело было так.
В один из будних вечеров после отбоя мы собрались на отдых в наш бункер. К нам зашёл Володя Сычёв. Он был в своём амплуа, немного выпивший. В данный момент он был при портупее и револьвере, с красной повязкой с надписью «Патруль». Мы его предупредили, чтобы он был осторожнее, ведь он идёт в комендатуру, и там могут засечь, что он пьян.
- Не дрейфь, ребята, я фаталист. А вы знаете, кто такие фаталисты? Смотрите... – Он вынимает револьвер. Мы сидели каждый на своей койке. Я разделся и уже лежал под одеялом. Все мы смотрели на Володю, который молча занимался своим делом. Он вынул два потрона из трех, которые были в барабане.
- Так вот, – продолжил рассказ наш зампотех. Оставив один патрон в барабане, он прокатывал барабан по рукаву шинели, а потом...
Прокатав несколько раз барабаном револьвера по своей шинели, он поднёс ствол к своему виску и начал нажимать курок. Наши револьверы уже сотни раз были в ремонте. У меня, например, был револьвер, на котором была надпись: «Его Императорского Величества Тульский оружейный завод». Этот револьвер спускал боёк с лёгкого нажатия крючка. Я видел хорошо, что Володя уже нажал крючок в два раза сильнее. Затем он повернул резко ствол в мою сторону, и раздался выстрел. Пуля прошла над моей грудью выше на сантиметров десять и пробила доску обшивки стены. Доблестный фаталист побледнел, взял со стола положенные им два патрона, заложил их в барабан, поднялся и в гробовой тишине покинул бункер. У нас в ушах остался звон. Никто не мог сказать и слова. Все молча улеглись по своим койкам и, как сказал Бабель, сделали ночь. Утром Володя отправился на десять суток на гауптвахту. К чему я рассказал об этом случае? У других офицеров он прошёл незамеченным, но это у других. У меня же была такая планида, которая была похожа на планиду шолоховского деда Щукаря: какой бык ни сорвётся, тот его боднёт, какая собака ни пробежит, его укусит. К моему «счастью», в батальон пришла комиссия из первого отдела, определила нарушение в устройстве помещения секретной части и оставила предписание сделать на окно металлическую решетку. Казалось бы, причём здесь я? Это кажется непонятно простачкам. А фактически здесь-то собака зарыта. Комбат приказал Калягину написать приказ о моём назначении временно исполняющим обязанности зампотеха батальона с исполнением обязанностей командира второго взвода второй роты. Следующий приказ предписывал мне в течение одних суток изготовить и установить на окно металлическую решетку. Я уже не говорю, что для изготовления оной решетки нужны материалы, но нужен ещё и сварочный аппарат, нужны минимум три специалиста: сварщик, слесарь, плотник. Ну и, конечно, даром никто это делать не будет. Я никаких связей с мастерскими не имел и не знал, где они находятся. Через день меня вызвал комбат. Вопрос был один – почему не стоит решетка? Ответ был тоже один, что у меня нет материала и специалистов. Не считаю нужным излагать ту ахинею, которую нёс комбат. Окончил он свою воспитательную проповедь тем, что за производственную непригодность он увольняет меня с должности зампотеха и объявляет мне трое суток гауптвахты. Майору Иванову так хотелось меня наказать, что он пошёл на явное нарушение дисциплинарного устава, гласящего, что за один проступок не наказывают дважды. А может, для антисемитов существует неписаный устав, кто его знает?
На следующее утро я взял полотенце, зубную щётку с пастой и пошёл на гауптвахту. Увидев, что меня нет на разводе, Мохинов послал за мной посыльного. Тот вернулся и доложил, что меня в расположении части нет, что я ушел на отсидку. Мохинов пошёл к комбату и спросил, кто будет нести ответственность, если с солдатом случится несчастье. Иванов ему ответил, что за личный состав в роте несёт ответственность командир взвода.
- Позвольте, как он может нести ответственность, если Вы его отправили на гауптвахту?
- Он должен был идти на отсидку тогда, когда я ему разрешу, – неуверенно сказал комбат, сомневаясь, есть ли это положение в уставе.
- В дисциплинарном уставе этого нет, а взводный – дисциплинированный офицер. В приказе Вы тоже не оговорили время. Товарищ майор, прошу Вас в следующий раз давать приказание офицерам моей роты только через меня. Разрешите идти.
Я пришёл на гауптвахту и обратился к начальнику – сверхсрочнику старшине. Он мне ответил, что комбат прежде, чем посылать офицеров, должен был согласовать срок отбытия наказания. Я вернулся в бункер, положил на место вещи и пошёл на объекты..
Свободное копирование
