На фото: Командир взвода отдельного гидротехнического батальона младший лейтенант Григорий Дубовой.
Утром, отправив на строевые занятия роту, я оставил с каждого отделения людей для работы со старшиной.
Сразу должен сказать, что со старшиной мне повезло. В других ротах таких работников не было. Мне он нравился не только как работик, но и как человек. Простой украинский хлопец. Среднего роста, косая сажень в плечах. Бог силой не обидел. Мы с ним обсудили план действий, который у нас был разработан от души, и оба решили его сразу же выполнять, пока не испортились погоды. Подключив командиров взводов, которые достали на стройплощадках немного краски, цемента, алебастра, мы приступили к ремонту казармы. Этих материалов у хозяйственников батальона не было.
В первый день работы мы отремонтировали сушильную печь и комнату, чтобы после дождей можно было бы сушить обувь и одежду. Когда пришёл санинструктор и доложил, что на следующий день придут химики травить клопов, мы переключились на герметизацию помещения. Утром перед выходом личного состава на строевые занятия вынесли все постельные принадлежности из помещения на солнышко. Приехали химики. Разместив баллоны, они открыли газ, и под их руководством мы заклеили двери бумагой до вечера. Чтобы солдаты не простаивали, старшина, взяв лошадку и пару солдат, поехал с ними на песчанный карьер и привез несколько телег песка. После обеда вся хозяйственная группа вышла на наружные работы и начала формировать газоны, дорожки, площадку для построения роты.
Не знаю, случайно ли (а может, кто-то доложил о наших работах на благоустройстве), но комбат майор Иванов подошёл к казарме. Я в это время был на плацу, где велись занятия по строевой подготовке. Старшина отрапортовал согласно уставу.
- Где командир роты? – последовал вопрос.
- На плацу, ведёт строевые занятия с личным составом, – ответил старшина.
- Немедленно вызовите его сюда! – последовал приказ.
- Есть вызвать командира роты! – ответил старшина и послал солдата на плац за мной.
Через пару минут я доложил комбату о прибытии.
- Вы чем это занимаетесь?! – грозно прогремел вопрос.
- Рота занимается строевой подготовкой на плацу, освобождённая от строевой подготовки группа занимается благоустройством примыкаемой к казарме площадки и ремонтом помещения.
- Кто разрешил вам самовольничать, что это за самоуправство?
- Я выполняю Ваше приказание и привожу помещение в надлежащий вид, – ответил я.
- Прекратить пререкание! Через две недели строевой смотр батальона, а вы занимаетесь чёрт знает чем! Приказываю прекратить работы и заниматься делом! Милый, я тоже жить хочу. Я вас накажу. Нельзя заниматься самовольством. Я думаю, что на смотре рота пройдёт не лучшим образом. Вот чем нужно заниматься! – Ничего больше не сказав, он ушёл.
Я не делал попытки вставить слово, за что мне всегда попадало с излишком. Неужели важнее научиться стройбатовцу держать шаг, а как же подготовка к зиме, когда нужно будет обогреть солдата, высушить обувь, одежду? Ведь зима спросит нас, где мы были летом... Я опять пошёл на плац. Там молодые сержанты занимались со своими отделениями. Я приказал построить роту.
- Я хочу обратиться к вам с вопросом, – сказал я солдатам, – кто-нибудь из вас когда-нибудь пел в хоре? – Солдаты молчали, словно в рот воды набрали.
- Я не случайно задал вопрос. То, что мы красиво пройдём – это не зачтётся, если мы не пройдём с песней.
На этот раз голоса из строя раздались, но солдаты указывали на своих товарищей по роте, с кем успели уже познакомиться и подружиться.
- Ладно, с солистами-запевалами разберемся. А сейчас я вам покажу, как надо петь в хоре, в нашем случае – в строю. Думаю, что медведь на ухо не всем наступил.
Я решил, что мы споём на смотре песню Вано Мурадели «Москва-Пекин». Эту песню я выучил ещё в Росте, когда был солдатом. Затем разучил её со взводом, в котором служил. Когда здесь же, на плацу, мы выучили слова первого куплета, я показал, как его нужно петь. Пропев несколько раз первый куплет, уловил пение нескольких человек. Слух у них явно был, но голос не развит. Спустя несколько дней мы уже уходили с плаца с песней, исполнение которой у нас с каждым днём становилось лучше и лучше.
Но это было спустя несколько дней. Пока я получил первый выговор от командира. К вечеру мы разгерметизировали входы в казармы взводов или, как мы их называли, кубриков. Перед ужином работа шла всей ротой. Настежь были открыты окна, двери. Мылись и скреблись нары. Старшина ухитрился сменить постельное бельё, чтобы не затащить клопов. Мне кажется, что солдаты впервые за время службы спали спокойно. Во всяком случае, об этом разговор среди них был.
Отправив роту на строевые занятия, я решил зайти к друзьям в третью роту, посмотреть, как идут у них дела, может, что-нибудь перенять. Зашёл в роту. Дежурный солдат из наряда даже не спросил меня о цели прибытия, не представился. Я прошёл в канцелярию. За столом сидели временно исполняющий обязанности командира роты Петя Петреченко и взводный Миша Болотин. Они играли в карты. Они и пальцем не пошевелили, чтобы что-то делать по ремонту. Оба имели, как и я, средне-техническое образование, но не строители, а механики. В первой роте я никогда не был. Там был утверждённый командир роты старший лейтенант Киселёл, но я его видел пару раз в штабе. Первая рота, как и моя, была укомплектована из солдат строительных специальностей. Я не знал, что мне делать. Так работать нельзя. Неужели наши солдаты должны жить в помещениях, где находились заключённые, военнопленные, в условиях, близких к условиям этих категорий людей? Комбат нам велел привести казармы в нормальное состояние, однако меня отчитал и наказал за то, что я этим занялся вплотную.
Вернувшись в свою канцелярию, я собрал все бумаги, составленные мной за несколько дней, сделал копию эскиза благоустройства, чтобы у меня остались какие-то бумаги, и пошёл в штаб. Комбат был у себя. Я подал ему эскиз благоустройства прилегающей к казарме территории.
- Прошу утвердить этот эскиз , – сказал я, подав два листа бумаги: план и расход материалов. – Что касается Ваших замечаний, я их учту. Солдаты, оставленные на хозяйственные работы, были освобождены врачом от строевых занятий из-за повреждения ног. Я их передал старшине для использования на хозяйственных работах.
Видно, я застал майора врасплох, он не заготовил стартовую фразу и не сумел меня остановить. Однако оставлять за мной последнее слово не хотел. Держа мои бумаги в руках, он делал вид, что внимательно их рассматривает. Фактически он обдумывал, как побыстрее избавиться от меня. Наконец, положив бумаги на стол, он изрёк:
- Ваш проект мы рассмотрим, но меня интересует проект благоустройства всей площадки батальона. Я, милый, ещё раз предупреждаю, что через неделю у нас будет смотр строевой подготовки батальона, и я опасаюсь, что ваша рата будет худшей. Идите и готовьтесь.
Я пошёл на плац. Моя рота занималась строевой подготовкой по отделениям, повзводно. Ребята шли нормально. Чего греха таить, за время моей солдатской службы я муштровку невзлюбил, но на тех немногочисленных смотрах, которые проводились в стройбате, я с удовольствием проходил мимо трибун с начальством, наверное, чтобы показать нашу способность не только хорошо работать, но и пройти строем. Здесь, на плацу, пришла мысль подготовить ещё одну строевую песню, которая была у меня в арсенале – патриотическую песню на слова Лермонтова «Бородино» в строевом варианте. За неделю подготовили и её.