Когда я отдыхал на Волыни, в Луцке (областном центре Волыни), я слышал там украинскую пословицу: «У нас в Луцкі все не по людські». Эта пословица навела меня на мысль, что в моём образовании было тоже что-то не по-человечески, не всё, как у людей. Начал заниматься в школе на год позже, чем мои сверстники. Дело в том, что отец мой был послан на работу в немецкую колонию в Одесской области. Это был район, где ещё при царице Екатерине были поселены немцы-колонисты, которые до второй мировой войны жили в этих районах, сохраняя язык, самобытную культуру. К началу учебного года нас, русскоязычных первоклассников, в деревне было три человека. Нас нашли, а вот преподавателя русскоязычного найти не удалось. На следующий год из Одессы прислали преподавательницу, которая с нами работала один учебный год и, к нашему несчастью, умерла. Нас, выпускников первого класса, посадили во второй класс с преподаванием всех предметов на немецком языке. В третьем и четвёртом классе я занимался в другой деревне в украинской школе, затем в Одессе закончил пятый класс. До девятого класса занимался в Ижевске, в эвакуации в русской школе. Девятый, последний школьный мой класс, закончил в Одессе в украинской школе. Здесь я показал полное незнание русского языка. Написав сочинение с 13 ошибками, я был оставлен на второй год в девятом классе. Для меня это было равнозначно быть отданным в рекруты. Совершенно случайно я узнал о существовании в Одессе строительного техникума, в котором давали отсрочку призыва в армию со второго курса. Я летом сдал экстерном экзамены за первый курс техникума, и к призыву в армию у меня был документ учащегося второго курса техникума. Работая над дипломным проектом в техникуме, я сдал вступительные экзамены в Одесский строительный институт на заочное отделение.... Но через девять месяцев моей работы по специальности в деревне меня призывают на действительную службу в армию, причём не в ноябре, как обычно призывают всех, а в марте, при спецнаборе. Так я стал солдатом - стройбатовцем с дипломом техника-строителя. Мне не дали возможности заниматься в военном училище, хотя все техники-строители роты ехали в Ленинград сдавать экзамены. Теперь я зачислен в школу младших офицеров. Ну что же? Школа – так школа! Что она мне даёт? Наверное, право работать. Это тоже немало. Эти размышления уже давно меня мучили, и теперь, после первой физзарядки в школе, опять посетили меня.
Как в первые дни службы в 147 батальоне, всё начиналось сначала, и всё было впервые. После оттепели первых дней Нового года ударили морозы. Воздух был чист и влажен. С залива по засыпанной снегом земле гонимый ветром туман окутывал всё, что попадало ему на пути: строения, кустарники, автомашины, людей. Всё покрывалось белым инеем. У людей из носа при выдохе стекала вода, у усатых на усах намерзали ледяные окатыши, а бородатые все были похожи на Дедов Морозов.
Мы стояли в строю на плацу и ждали появление командира, начальника курсов. Старшина с разных сторон осматривал строй, стараясь его идеально выровнять. Мы просили старшину, чтобы разрешил нам «опустить уши», т. е. опустить клапаны ушанок, но наши просьбы разбивались об старшину, как об каменную стену. Старшина и сам мучился, притопывая сапогами, и время от времени тер уши шерстяными перчатками. Но вот раздалась команда «Смирно»! Мы все замерли. Мы замерли не от команды, поданной старшиной, а от удивления. К нам приближался офицер. Внешний вид его олицетворял звание офицера. Выше среднего роста, широкоплечий, спортивного телосложения, стройный, со вкусом подогнано обмундирование, шинель, сапоги, портупея. Но не это нас поразило. Вместо ушанки на его высоко поставленной голове лихо сидела фуражка, а на ладонях отсутствовали перчатки. Приняв рапорт у старшины, офицер поздоровался с нами и представился:
– Я старший лейтенант Суслов, начальник штаба школы.
Ни имени, ни отчества он не назвал. Раздвинув шеренги строя на два шага, он прошёл вдоль шеренг и, узнав фамилию учащегося, каждого поздравил с началом занятий в школе. При рукопожатии мы опять были удивлены: руки без перчаток были горячими. Начальник штаба нас ознакомил с целью, поставленной перед школой, с программой. После всей этой церемонии мы зашли в казарму, разделись и пошли в класс или, как здесь его называли, комнату для занятий. Старшина назначил первого попавшего «под руку», а может быть, хотевшего попасть под неё, старшего, или дежурного. Когда пришёл офицер преподаватель, дежурный скомандовал группе: «Встать, смирно»! Отдав рапорт преподавателю, скомандовал «Вольно!», и занятия начались.
Свободное копирование
