Подходил праздник Нового года. Из бюро комсомола поступило указание подать перечень мероприятий к празднованию Нового года. Собрали заседание комитета комсомола, чтобы составить и утвердить данный документ. К отбою всё, что требовалось,было сделано. Утром нужно было только его отнести в бюро. Однако судьба распорядилась иначе.
После завтрака старшина вызвал меня и Жарова из строя и приказал явиться к командиру роты. Рота ушла на работу, мы с Колей явились к командиру роты. Доложили, что явились по его приказанию. Он вышел из-за стола. Пристально посмотрел на нас и улыбнулся.
— Ну что, друзья... Настало время нам прощаться. Сегодня вы служите последний день в 147 отдельном строительном батальоне. Желаю вам успешно окончить курс обучения в офицерской школе и успешно продолжить службу в армии. Кто знает, может быть, ещё встретимся на совместной работе. А теперь получите аттестаты, сдайте старшине всё, что положено сдать. В штабе получите все документы — и в путь!
Когда мы сдавали вещи старшине, он нас предупредил, что передано штормовое предупреждение, ожидается метель, чтобы мы не задерживались в батальоне. Прощаться было не с кем, все были на работе. Данька отсиживал очередной срок на гауптвахте в Ваенге. Я взял несколько писем, которые ему прислали родители. Когда в штабе были окончены дела, мы покинули Росту. У меня теперь уже был фанерный чемодан, который я по просьбе демобилизованного солдата выменял, отдав свой рюкзак. Когда мы вышли на мурманскую дорогу, падающие хлопья снега сменили свой размер и превратились в маленькие снежинки. Они уже не падали вертикально на землю, а силой ветра под малым углом врезались в булыжники дороги, в лицо. С сопок, опять вместе со снегом, лицо секли крупные песчинки. Сейчас мы с Колей были лучше одеты, нежели при нашей первой поездке в Ваенгу. Под гимнастёркой у нас были домотканые шерстяные свитера, под портянками на ногах были такие же шерстяные носки. Колина мать купила это добро в Москве на деньги, которые я ей выслал. Однако мороз и ветер делали своё дело, пробиваясь через шинель к спине, а через ботинки — к ногам. Мы прыгали вокруг своих чемоданов, толкали друг друга. Прождав час, мы решили идти к ближайшему КПП, до которого было три километра пути. Там хоть была гарантия, что если появится первая попутная машина, мы станем её пассажирами. По серпантину мы пошли наверх. На некоторых участках пути ветер стихал, на некоторых он дул с такой неистовой силой, что приходилось идти подальше от обочины. Показался КПП. Ни одна машина нас не обогнала. Матрос проверил наши документы и пригласил зайти в помещение, к большому неудовольствию дежурного офицера. Когда офицер узнал, что мы едем в школу офицеров, он несколько смягчился и пожурил наше командование, что не обеспечило нас транспортом. За час пребывания на КПП мы обогрелись, немного обсохли. Подошёл грузовик, гружённый ящиками и тюками, офицер переговорил с шофёром и сделал нам знак, чтобы мы залезали в кузов. Мы поблагодарили хозяев и уехали. Нас довезли до того места, до которого мы доехали при первой нашей поездке. Тропа была засыпана снегом. Ногами мы обнаружили тропу и пошли осторожно по ней. Местность была ровной, спешить нам было некуда. Была полная темень, пришлось пользоваться фонариком. Пурга не унималась. Мы с удовлетворением обнаружили, что пришли к сержантской школе, куда нам и требовалось явиться. В этой школе занимался мой товарищ по батальону Тима Аранович. Открыв дверь в помещение, я с радостью увидел Тимофея. Радость была обоюдная, ведь мы не виделись несколько месяцев.
— А я знал, что вы приедете, я видел список. Поэтому уже несколько часов отираюсь у входа, — сказал Тимофей, — идёмте со мной!
Мы пошли по длинному коридору. Об офицерской школе Тимофей знал больше, чем я. Он уже разговаривал с солдатами, которые пришли ещё утром из частей, расквартированных в Ваенге. Тима остановился и указал на майора, разговаривающего с офицером. Когда офицер ушёл, я подошёл к майору.
— Разрешите обратиться, — гаркнул я.
Майор изобразил физиономию «я весь во внимании».
- Вы будете майор Шарик? — задал я идиотский вопрос.
- Да, я есть майор Шарый, — последовал ответ спокойным голосом.
Дело в том, что майор был низкого роста, полненький, лысый с кругленьким личиком, как шарик.
— Простите, товарищ майор, — в тон ему сказал я и отрапортовал по всей форме.
После меня отрапортовал Николай. Майор сказал нам, чтобы мы подождали, должны ещё прибыть солдаты в офицерскую школу, а затем будет построение. Тимофей отвёл нас в какую-то комнату и велел оставить здесь чемоданы. Дальше он, как настоящий гид и хозяин, повёл нас по зданию сержантской школы, показывая залы для занятий, самоподготовки, красный уголок, библиотеку, читальный зал. Когда мы открыли дверь в библиотеку, из-за полок с книгами вышла миловидная молодая женщина. Стройная, чернявая с аккуратно уложенной причёской, искрящимися глазами, она была похожа на Кармен из одноименной оперы композитора Бизе, конечно, в моём представлении. Она с улыбкой направилась к Тимофею, но увидев меня и Николая, изменила направление. В какой-то миг я уловил встречные их взгляды и понял, что Тима времени здесь не тратил зря.
— Людмила Николаевна, представляю вам моих друзей-однополчан, — представил нас Тимофей библиотекарю, — не сомневаюсь, что они будут вашими читателями.
Когда наш друг смотрел на библиотекаря, его глаза сверкали, как огни электросварки, а когда он произносил её имя, он облизывался, как кот на сметану.
Перед ужином у нас было первое построение школы младших офицеров, ШМО. Майор Шарый нам представил старшину школы Савосина, нашего отца, мать и хозяина в одном лице. Это был мужчина ниже среднего роста, с круглой, как шар, головой, остриженной «под бокс» очень коротко, плотного телосложения. Лицо его ничего не выражало, круглые глаза, не мигая, смотрели вперёд. Ни рот, ни нос, ни уши у него не подавали признаков жизни, не шевелились, не дёргались, словно выполняли классическую форму «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». И только впоследствии, когда с ним разговаривали, глаза его принимали эллипсовидную форму, от которой в направлении ушей появлялось множество морщин, а рот принимал страдающий вид. Казалось, а скорее всего, так и было, он с большим трудом переваривает то, о чём с ним говорил собеседник. Одет он был в офицерское обмундирование, но без портупеи, сапоги хромовые, но не офицерские, голенища внизу образовывали гармошки.
Не распуская строя, старшина повёл нас в столовую, где нас накормили вкусно и сытно. После ужина старшина повёл нас в отдельное новое здание ШМО. Со стороны фасада оно было одноэтажным, с тыльной стороны — двухэтажное. На первом этаже были учебные классы. Все вспомогательные помещения, санузлы, умывальники, библиотека, читальный зал находились в соседнем здании сержантской школы, на расстоянии 100-150 метров от нашего здания. Помещения в ШМО были полностью подготовлены к нашему прибытию и к началу учебного процесса. В жилом помещении кровати были застланы, около каждой стояла прикроватная тумбочка. В этом же помещении находились турник, брусья, спортивный козёл, в выделенной нише стояли в пирамидах винтовки, у выхода стояли вешалки для шинелей. Старшина показал нам, как на вешалке необходимо заправлять шинели. Нам к этому не нужно было привыкать, так как в батальоне мы заправляли шинели так же. Мы с Николаем выбрали койки в центре помещения, так, как мне посоветовал при следовании на Север мой попутчик Славик. Если у окон нет отопительных приборов, то размещаться нужно подальше от окон.
До отбоя оставалось около трёх часов. Я решил навестить Даньку на гауптвахте и отдать ему письма. Коля со мной идти отказался. Увольнительная у меня была до 12 часов ночи. Узнав у местных ребят, где находится гарнизонная гауптвахта, я пошёл один. Спуск по деревянной лестнице был хорошо освещён. Когда спустился в нижнюю Ваенгу, узнал направление к гауптвахте и смело пошёл. Однако через пять минут посёлок я прошёл, и оказался на тёмной заснеженной поляне. Тропа не была видна, только ощущалась под ногами. Тропинка завела меня довольно далеко, а затем взяла, и как бы насмехаясь надо мной, оборвалась — наверное, была заметена недавним снегопадом. Здание гауптвахты я уже видел. Оно хорошо освещалось и находилось от меня метрах в 400. Я сделал несколько неуверенных шагов и оказался по пояс в снегу. Выбравшись из снега, отошёл назад к тропе, выломал ветку из кустарника и опять двинулся по тропе, нащупывая её палкой. Тропа вывела меня к воротам гауптвахты, которые, как и полагалось, были закрыты. Я постучал. Открыл ворота морячок, который не стал меня особо выслушивать, а повёл сразу к старшине, начальнику гауптвахты. Я обратился к нему, доложил о цели прибытия. Вот тут-то не сыграло сообщение, что я из Одессы, что я хочу другу передать письма от родителей его, сказал, что сам я приехал в Ваенгу заниматься в школе младших офицеров. Ни один волос на его рыжих усах не дрогнул. Мне стало понятно, что передо мной сидит тот самый Петрович, о котором на Флоте рассказывали легенды. После очень усиленных моих просьб он разрешил мне свидание с Гольтером, но предупредил, что если я передам письма от родителей, то займу место на нарах рядом с ним. Я согласился. Ввели Даньку. Он сел рядом. Я передал привет от наших друзей, рассказал о себе. Старшина вышел из помещения. Я сказал о письмах.
Он попросил меня стоять при уходе слева от ворот, он бросит мне рукавицу через забор. Я брошу ему обратно вместе с письмами. Зашёл старшина и сказал, что время вышло. Даню увели. Я показал старшине письма, не отдавая их ему, и ушёл. Постоял пару минут у ворот, около меня упала рукавица-двухпалка Я вложил в неё письма и бросил её обратно через забор. Услышав Данькино «Есть!», я с чувством исполненного долга пошёл в обратный путь по широкой расчищенной дороге, которая вывела меня к посёлку. Дорога была немного длиннее, однако я её прошёл без приключений и к отбою пришёл своевременно. Пополнение прибывало всю ночь. Были ли сновидения в эту ночь, не помню, но чистое бельё, пружинная кровать, стандартный матрас и сравнительно чистый воздух сделали эту ночь незабываемой. Команда «Подъём!» опять была подана не вовремя. Её никто не ждал...
Свободное копирование
