Поезд увозил нас всё дальше и дальше от дома. Я заметил, что до обеда мы не остановились ни на одном вокзале, смена паровоза происходила на товарных станциях. В обеденное время нас затолкали в тупик. Обед был прост, но обилен. Первое притащили в котелках нанизанных на палки, а второе в вёдрах. Запах разваренной перловки с мясом тушёнки повис над поляной, где мы расположились. К концу обеда пришёл из штаба связной и передал мне приказание явиться в штаб. Когда я пришёл в штаб, там уже были старшие по вагонам. Начальник эшелона сообщил нам о чрезвычайном происшествии на станции Вапнярка. Велел передать личному составу, что четверо призывников арестованы и их ожидает суд и суровое наказание. Начиная с завтрашнего дня каждое утро старшие вагонов должны отдавать письменные рапорта о наличии личного состава дежурному по эшелону. Устно должны докладывать о моральном состоянии личного состава. Кто-то спросил, не думает ли начальство превратить нас в осведомителей?
- Нет, не думаем. Но если возникнет ситуация подобная вапнярской, будут сделаны соответственные выводы о личном составе вагона. Можете быть свободными.
Я подошёл к замполиту и передал нашу идею с подготовкой концерта самодеятельности. Он идею одобрил, а репертуар велел дать ему на ознакомление и утверждение. По указанию замполита получил шахматы, шашки, домино. За казённое добро расписался. Среди ребят мой рейтинг рос. Ко мне начали подходить призывники с вопросами, на которые не все офицеры могли дать ответ, но я шёл в штаб и пытался там получить разъяснения по тем, или иным вопросам.
Идея концерта самодеятельности была не моя. Ко мне подошли ребята и предложили устроить этот концерт. У нас в распоряжении были гитара, губная гармошка, ну на всякий случай была папиросная бумага и расчёски. Мы обсудили репертуар и программу концерта. Конферансье среди одесситов найти было не трудно. На следующей остановке я программу согласовал с замполитом, и весь следующий прогон состава был посвящен подготовке к концерту.
Время побежало быстрее. Кто-то репетировал, кто-то играл в шахматы, шашки, домино. Наши хозяйственники приносили пищу всегда горячую, свежую, душистую. Хлеб у нас всегда был нарезан, в наволочке и каждый брал по потребности. Славик подошёл ко мне во время обеда и сказал:
- Хлеб весь мы не употребляем, если его относить обратно на камбуз, к следующему принятию пищи его никто не возьмёт, а нам могут урезать норму. Мне молдавские ребята сказали, что им не хватает хлеба. Может быть...
- Правильно решил,- прервал его рассуждение я, - действуй. К пятидесятым годам народ на Украине несколько ожил от послевоенного голода, а в Молдавии он ещё голодал. В этом я впоследствии убедился. Славик пришёл и сказал, что молдавские ребята с благодарностью приняли хлеб.
Мы проехали Винницу без остановки, не заметив, где был заменен паровоз, а через какое-то время мы покинули Украину и въехали в многострадальную Белоруссию, республику, которая потеряла во время войны каждого четвёртого своего гражданина. С первых часов передвижения по Белоруссии резко выделилась разруха сел и населённых пунктов. По сравнению с жителями Вапнярки, с которыми я общался и видел, белоруский народ выглядел нищим. Оборванные люди, казалось, что передвигались только по тому, что человеку свойственно ходить, они будто что-то искали и ничего не могли отыскать. На следующий день, нас поразила картина, которая и через пол столетия не может уйти из памяти. Когда наш старенький паровоз тащил нас на какую-то возвышенность и потерял ход, мы увидели детей стоящих вдоль рельсов дороги.
Когда наши вагоны поравнялись с ними, они все побежали за вагонами с просьбой дать им кусочек хлеба. Как я уже говорил, у нас хлеб был нарезан пайками, и ребята стали бросать хлеб из вагонов. Хлеб падал в траву, песок. Дети, по несколько человек падали на этот кусочек хлеба, но в одно мгновение на месте оставался счастливчик, остальные всакивали и продолжали бежать за вагоном. Некоторые слабенькие отставали, а зотем ложились с плачем на землю. Поезд набирал скорость. Самые выносливые дети прекращали преследование. Эта картина не могла никого оставить равнодушным. На время были отложены игры, репетиции. Будущие защитники Родины не смотрели друг другу в глаза. Ведь бегущие за вагоном дети, - это сыны и дочери тех, кто отдал Родине самое дорогое, жизнь. Им нечего больше отдавать и защитить своих детей они уже не могут. На следующий день мы своим однокашникам хлеб не отнесли. Мы несколько раз видели толпы детей у подъёмов дороги, но паровозы не везде теряли скорость, в особенности новые поровозы из серии «ПЭ». Хлеб нужно было бросать подальше, чтобы голодные дети не толкнули друг друга на рельсы. Но вот закончились наши скудные общие запасы. У некоторых, в том числе у меня ещё было немного продовольствия из дома, но отдавать его было невозможно, мы не знали, куда нас везут, и что нас ждёт впереди. Мы отошли от ворот вагона, и расселись около своих постелей. Я сел у устроенного импровизированного столика около холодной печки. Делать ничего не хотелось. Я смотрел в откытые ворота, навстречу которому неслись лесные придорожные посадки. Загремели стрелочные переводы, мы проезжали станцию Орша. На станции стоял памятник воину-инженеру, партизану Константину Заслонову. Я обратил внимание ребят на памятник, и начал рассказывать спутникам об этом человеке. Герой- партизан воевал здесь, в Орше. Работал в депо инженером, ремонтировал немецкие паровозы, которые выходили с мастерских своим ходом, в хорошем состоянии, а через какое-то время или взрывались, или выходили со строя так, что никакому ремонту не поддавались. Он давал наводку лесным партизанам на важные немецкие эшелоны, которые нужно было пускать под откос. Здесь, на боевом посту он погиб, выслеженный врагом. О нем был поставлен фильм. Роль Заслонова сыграл артист Дружников. Под впечатлением этого образа я написал один из первых моих стихов.
Здесь Константин Заслонов партизанил,
Взрывал мосты и поезда,
Здесь памятник ему поставлен
На нём сияет в золоте геройская звезда!
Ребята в разговоре, в воспоминаниях как-то оттаяли, каждый вспоминал о своём прошлом, виденном, слышаном. В основном все принимающие в разговоре участие, состояли из детей войны, которым в войну было от шести до одинадцати лет. Подошёл вечер. Нас поставили в тупик на ужин. Наши кормильцы пришли с продовольствием и с физиономиями, по которым мы сразу определили «что им есть нам, что-то сказать» (одесский жаргон). Говорить они начали вдруг, и все вместе. По их виду можно было подумать, что они увидели первобытного человека, ихтиозавра. Наконец мы усекли, что вся сопровождающая нас команда моряков, переоделась в свою форму. На бескозырках открытым текстом было написано: «Северный флот!», а на погончиках фланелек - «СФ». Мы сначала хотели побежать посмотреть, но в момент одумались. Чего спешить? Ещё насмотримся. Однако, как-то стало легче. Мы точно знали, что едем служить на Северный флот. Куда именно завезут, не знали. Но не всё ли равно. После ужина я пошёл к замполиту, чтобы согласовать время концерта. Замполит осведомился, знаю ли я текст песен, на что я ответил утвердительно. Решено было провести концерт на следующий день после обеда.
Свободное копирование
