И вдруг меня осенила мысль, что я нахожусь от жилья моего дяди, как говорится „Рукой подать". Я сказал Боре, что мне нужно отлучиться на пол часа. Если будут куда-то переходить, чтобы он захватил мой рюкзак. Борис согласился. По улице Бебеля я побежал к Пребраженской. На ходу вскочил в трамвай. Доехав до дома N 69 я так же высадился из трамвая, как и вошёл. В этом году у дяди традиция не была нарушена. Когда я вошёл в комнату, гости сидели уже за столом. Меня, конечно, никто не ждал, и все стали двигаться, создавая мне место.
- Мои дорогие, - поторопился я всех успокоить, - прошу успокоиться. Я здесь оказался совершенно случайно. Сегодня, в день нашей пасхи и в день моего рождения, я призван на военную службу. Перед отъездом, я пришёл со всеми попрощаться и ещё раз поблагодарить дядю и тётю за помощь, благодаря которой я окончил техникум, стал специалистом, и готов служить в армии. Низкий поклон Вам, мои дорогие. А теперь мне пора.
Мне налили стакан водки, тётя положила в тарелку пасхальной еды и все выпили за меня. Двоюродный брат, офицер запаса, провоевавший всю войну, снял со стены висевшую кожаную полевую сумку, подошёл ко мне, обнял..
- Возьми эту сумку. Я уверен, что ты будешь офицером и с честью продолжишь традицию, которую я начал, - сказал он и ещё раз меня обнял.
На обратном пути, я не стал ожидать подхода трамвая, а пошел пешком к проспекту Сталина, и по проспекту пошёл к улице Бебеля. Было уже темно. Ещё не доходя до места нашего расположения, я услыхал команду на построение. Я ускорил шаг и успел со строем идти к месту ночёвки. Для ночёвки нам выделили помещение спортзала университета. Ранее здесь была синагога. Уже на ходу Славик помог мне одеть рюкзак. Когда мы подходили к дверям зала, Славик весь напрягся. Голова его вертелась, как флюгер. - Идите за мной, - скомандовал он.
Мы с Борисом выполнили его команду и оказались за колонной в таком месте, где нам было вольготно расположиться, колонна мешала кому-то приблизиться к нам. Я отстегнул от рюкзака пальто и расстелил на полу. Здесь пол был чище. Мы втроём легли на пальто, благо, что оно на мне было и длинное, и широкое, да мои спутники были далеко не Муромцы. Бессонные предыдущие ночи, день полный необычных событий, построений, сделал своё дело.
Утром никто из нас не мог вспомнить, когда уснул. Мы словно провалились в небытие. Проснулись мы около шести утра не совсем по своей инициативе. По залу ходили офицеры. Что-то их было многовато. Среди них почти все были в морской форме. Нас это не очень удивило. Я, например, точно знал, что в авиацию я, к своему сожалению, был не годен и был определён на морскую службу. Наверное, остальные тоже знали свои предписания. А вот и военные морячки появились. Форма, конечно, красивая на них. Я поднялся, прошёл мимо них. Фигушки. На ленточках никаких надписей. То же самое на погонах. Я вышел во двор. Морячок, стоящий у входа, проводил меня взглядом, но ничего не сказал. Я подошёл к водопроводному крану, разделся до пояса и окатил себя холодной водичкой. Когда я окончил водные процедуры, то обнаружил, что забыл взять полотенце. Сначала я растерялся, затем посмотрел на матросика, который с меня глаз не сводил. Матрос мне улыбнулся. Я махнул рукой, взял нательную рубашку, утёрся ею и пошёл в здание. Проходя мимо матроса, я тихо, уже, как у знакомого спросил: «Издалека, служивый»? Матрос опять улыбнулся и так же тихо ответил: «Скоро узнаешь». Так безрезультатно закончилась разведка.
Когда я пришёл к моим спутникам, они уже свернули пальто, и приторочили его к рюкзаку. Объявили построение. Наш офицер просмотрел строй, сосчитал поштучно и успокоился. Затем опять вернулся и начал делать перекличку. Оказалось, что Боря Гельман и сейчас остался верен своей странности, он перепутал номер группы, когда увидел меня и остался в нашей группе. Вместо него должен был быть какой-то Цыбулевский, которого наш офицер лихорадочно начал искать. Ведь накануне он доложил в рапорте, что вверенная ему группа в полном составе. Мы около часа стояли в строю, ожидая пропажу. Наконец появился Цыбулевский. Парень ни чем не отличающийся от других, ниже среднего роста, худощавый. Видно был он из рабочих, лицо его особого интеллекта не излучало. Он шёл в сопровождении двух женщин, одна пожилая, наверное, мать, другая молодая, жена. На сестру она похожа не была. Если сказать, что она была красавицей, то это ничего не сказать. Я не берусь описать её красоту, потому, что для этого нужно быть великим художником или поэтом. Я же не то и не другое. Цыбулевский шёл, осматривал стоящие колонны призывников и виновато улыбался своим некрасивым ртом, не видя в строю ни одного лица поддерживающего его. Видать, он от военкоматовских офицеров уже получил свою порцию, мягко выражаясь, порицаний. Перед самим строем, красавица жена отдала ему корзинку с продовольствием, и отошла в сторону. Да, подумал я, такому парню тяжело будет на службе, вспоминая наказ, который дал мне брата товарищ, фронтовик. В порядке очерёдности, команды начали покидать зал, и строится по улице Бебеля. Через несколько минут строй тронулся в сторону товарной станции, пройдя, в непосредственной близости от станции Одесса-Главная. Видно командование решило, что трудности военной службы призывники должны чувствовать и привыкать к ним с первого дня призыва. Собственно, нечему удивляться, - это политика нашего правительства создавать трудности, а затем всю жизнь трудиться, чтобы эти трудности преодолевать. Сзади колонны шли провожающие. Пожилые люди, старики, семеня ногами, едва успевали за строем, стараясь не потерять из виду сына или внука. Братья, сестры, невесты, друзья старались приблизиться к строю, чтобы досказать недосказанное, и передать, что не передано. Морячки, сопровождающие строй, вежливо просили провожающих, не мешать колонне продвигаться вперёд. Мы подходили к товарной станции, но, не доходя до нее, повернули направо, и зашли в садик, который был ограждён металлическим, решётчатым забором. Когда ворота садика закрылись, нам опять сделали перекличку и подали команду «Вольно, разойтись»! Расходиться, пожалуй, не было куда. Мы были за металлической решёткой. Недалёко от забора мы нашли пенёк и примостились около него на травке, решив позавтракать. Положив на пенёк газетку, я нарезал сала, хлеба. Славик побежал к ларьку, который здесь развернул продторг для нас и принёс фруктовой водички. Мы позавтракали, убрали за собой и стали ждать, что придумают нам наши командиры. Иногда из-за забора к нам обращались, чтобы мы позвали того или иного призывника, которого они видели, но позвать его не могли, потому, что было очень шумно за забором. К 15 часам пришли морские офицеры, во главе с подполковником. Посовещавшись, один из них подал команду на построение. Оставив вещи на местах, где кто находился, мы пошли строиться.
После некоторых перестроений и манёвров все призывники были выстроены в одну шеренгу, на расстоянии в несколько метров от забора. На территорию садика въехала машина с красным крестом, но не скорая помощь. Из неё вышли четыре девушки в белых халатиках. Они одели себе на шею, что-то вроде передников с большими карманами, которые были чем то заполнены. Была подана команда: «Опустить штаны и нижнее бельё»! Мы опешили. Всё можно было ожидать, только не это. Мне и Славику было легче, нас никто не провожал, а у основной массы призывников за забором, в нескольких метрах от строя стояли провожающие их родители, братья, сёстры, некоторых провожали невесты, друзья. Когда команда была выполнена, «ангелы в белых халатах» приступили к работе. Они, ритмично продвигаясь по строю, набирали из карманов передников ДУСТ и как заправские сеятели осыпали наши причинные места порошком, иногда одаряя призывника милой ангельской улыбкой. Её удостаивались ребята с повышенной возбудимостью, и те у которых были механизмы таких размером, что ими можно бы деньги зарабатывать. После окончания работы девушек последовала команда: «Заправиться, разойтись»! Выполнив команду, почти все призывники сгрудились в середине садика, стыдно было им не только подойти к забору, к провожающим, стыдно было смотреть друг другу в глаза. Мой Бог, ты создал человека и дал ему заповедь возлюбить ближнего, как самого себя. Почему же ты не воспротивился и не наказал тех, кто к ближнему человеку относится хуже, чем к скотине?! За забором возрастал шум. Провожающие звали провожаемых, но те к забору не подходили. Внутри садика начиналась буза. Перебранки перерастали в потасовки. Морячки уже несколько очагов драки разогнали. Около нас возникла драка, я хотел образумить ребят, хотя они уже были пьяны, но Славик меня отдёрнул, схвативши за руку.
- Сиди и не дёргайся! - приказным тоном прошипел он, - ты знаешь, чем это может закончиться? Вот то-то.
Свободное копирование
