Через некоторое время появились афиши театра, вверху которых крупными буквами было написано „Анонс!" Афишировалась опера Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Всё уже было согласовано и расставлено по своим местам. В театре царила торжественная напряжённость. Партию Салтана пел народный артист Украины Ильин. Этот артист был связующим звеном между прошлым и нынешним временем. Он пел ещё с Шаляпиным. Теперь он был стар. Зрение у него было настолько слабым, что к кулисам его подводили молодые артисты, а на сцене он двигался по заученным шагам. Пел он отлично, обладая отменным басом. В этом спектакле пела также Ольга Благовидова, впоследствии профессор Одесской консерватории. Спектакль прошёл, как говорится, на одном дыхании. Он был принят и детьми, и взрослыми.
У меня театр занимал очень много времени. В месяц я был занят 15-20 раз. Это были вечерние, а по воскресным дням - и дневные выступления. Если учесть, что основной моей «работой» была учёба в техникуме, а кроме этого я был секретарём комсомольской организации техникума, работал в группе содействия милиции, активно занимался художественной самодеятельностью, то диву даёшься, как на всё это хватало времени.
1947 год. Ещё не было постановления правительства о праздновании 800-летия Москвы, а наша преподавательница истории Людмила Александровна Сушко решила провести в техникуме торжественный вечер, посвящённый этому событию. Она собрала актив. Было решено подготовить отрывки произведений, связанных с историей Москвы. Выбрали отрывки из Соболева „Великий государь" (монолог Ивана Грозного над гробом сына), отрывок из пьесы А. Гладкова „Давным-давно" (диалог Кутузова и Шурки). О Великой Отечественной войне мы рассказали отрывком из пьесы Арбузова «Таня». Мне поручили прочесть монолог Ивана Грозного из пьесы «Великий государь». Театр я не покидал, но время для всего перечисленного пришлось занимать у ночи. Всё шло нормально. Но жизненный вектор — это синусоида с апогеем и перигеем.
Я заболел. Заболел серьезно. Болезнь Боткина в голодное время, когда слово „диета" вызывало только раздражение и не более, когда организм был ослаблен до минимума войной, могла привести к летальному исходу. Тётя, у которой я в это в это время проживал, делала всё возможное, чтобы меня спасти. Через месяц я встал на ноги. Вышел на улицу и упал. Пролежал ещё неделю. Молодой организм одержал победу над болезнью. Я продолжил занятия в техникуме. О театре пока речи быть не могло. Торжественный вечер, посвящённый столице, был назначен, и до его проведения оставались две недели. Порученный мне монолог был на грани срыва. Было обидно. Попытался наверстать. Часть текста можно было прочесть, остальную выучить. Посоветовался с Людмилой Александровной. Она согласилась со мной и благословила. Через несколько дней на репетиции я показал результаты моей работы. Были внесены поправки и принято решение на вечере монолог все-таки показать. Днём раньше из оперного театра Фимочка привёз костюмы, парики, грим, всё то, что требовалось на себя напялить, чтобы быть похожим на персонаж, которого играл. Группа учащихся-пиротехников приготовила и продемонстрировала, как будет выглядеть бой. Они изготовили петарды из станиоли, в которую заворачивалась смесь сурика и серебрина. При ударе этого пакета об пол смесь взрывалась. Эффект был ошеломляющий. Перед выступлением Фимочка меня наряжал и гримировал больше часа.
На затемнённой сцене горели свечи. Перед гробом сына стоял Грозный и молился.
- Встают цари земли против Бога и помазанника его... - тихо причитает он.
В конце монолога я пытался изобразить Грозного по картине Репина „Иван Грозный и сын его Иван". Безумные глаза и переходящий в крик говор. Он обращается к кажущимся ему преследователям: „Кто вы?! Зачем вошли все разом? Прочь от меня, уж вами володеть я не могу, как встарь. Теперь себе ищите вы другого государя, нет, более я вам не государь"!
Прижавшись к заднику сцены, куда я отходил спиной, подняв руки и отгоняя нечто невидимое, страшное, я упал. Весь зал на какое-то мгновенье замер, а затем взорвался аплодисментами. Занавес закрыли. Я продолжал лежать. Ко мне подбежали участники самодеятельности и подняли меня. За кулисами они усадили меня на стул, и я досмотрел выступления. Домой пришёл с помощью друзей. Измерил температуру. Около 41 °С. Прошла ещё одна неделя, которую я пролежал в постели. Окреп. Начал обычную свою жизнь, пошёл в техникум, а затем - и в театр, явился пред ясные очи начальницы.
- Ну и ну, - всплеснула она руками, - ты и раньше в богатыри шёл только с начинкой, а теперь нужно будет тебя основательно фаршировать. Переодевайся и гримируйся.
Так я продолжил работу в театре — трудную, разнообразную, но интересную.