Театр - 4

На фото: Учащиеся строительного техникума, работающие в оперном театре статистами: Герценштейн Ефим, Блиндер Яков,

Дубовой Григорий, 1947 год   

Завтра будет воскресенье. Это выходной день для всех, только не для студентов. Курсовые работы, зачёты, закупки продовольствия на неделю, приготовление пищи, уборка, починка одежды, ну и, вестимо, где-то нужно было заработать немного денег. Жизнь есть жизнь.

Половина второго - я у служебного входа в театр. Чуть ли не бегом подбегаю к проходной, называю фамилию и свободно прохожу на лестничную клетку. Здесь через открытую дверь я увидел сцену. По сцене двигались люди в костюмах, слышалась музыка и пение. Нет, останавливаться нельзя, нужно бежать наверх. По лестнице спускались уже загримированные артисты в различных костюмах. Некоторые на лестничных площадках осматривали себя в зеркалах, не обращая внимания на проходящих мимо людей. В гримёрной комнате уже было много народу. За столиками у зеркал  сидели ребята и гримировались. Марья Рафаиловна переходила от столика к столику и отдавала громко указания:                                

- Рахит, что ты так намазался? Ты же выходишь на самую вансцену. Вытри счас же этот туберкулёзный румянец.

Перейдя к следующему столику, она сделала замечание следующему статисту:

- Глаза надо оттенять, а ты сделал себе синяки, как будто ты вышел только что из милиции.

- Что ты за сапоги одел? Где ты видел, чтобы житель города сапоги с ракушками носил? Быстро скинь их и положи на место! Это сапоги богатырей.

Помощница тоже переходила от столика к столику и тихо поправляла одежду, помогала накладывать грим. Увидев меня, она сказала что-то своему подопечному и подошла ко мне:

- Домашнюю одежду будешь вешать сюда, — сказала она, показывая на ближайшую маленькую вешалку на стене, - гримироваться будешь за тем столиком. Сейчас мы подберём тебе одежду. Она подошла к вороху одежды, по каким-то признакам, известным только ей, извлекла рубашку, брюки, сапоги и уложила всё на стул около меня.

- Переоденься, затем я к тебе подойду, - сказала она чуть слышно и удалилась к другим статистам.

Сложив и развесив свою домашнюю одежду, я надел ту, которую мне указали. Шаровары и сапоги были обыкновенные, правда, сапоги с брезентовыми голенищами, а рубашка была с колечками, что придавало ей вид не то кольчуги, не то ракушек. Такие же колечки были на сапогах. Когда я оделся, помощница опять подошла ко мне:

- Да... - сказала она разочарованно, - не то. Переодень рубаху.

Она дала мне другую рубашку, сделала шаг назад, посмотрела. Подошла к своему большому столу, взяла два ватных наплечника, профессионально внедрила их мне на плечи, отошла, ещё раз меня осмотрела.

- Совсем другое дело, - с удовлетворением сказала она. - Теперь будем гримироваться. Сегодня я тебя загримирую, следующий раз будешь сам.

Закончив накладку грима и убедившись, что выполнила работу правильно, она повела меня в парикмахерскую, которая находилась несколькими этажами ниже. Театральная парикмахерская немногим отличалась от обыкновенной.  Здесь  стояли те же кресла, зеркала. На столике стояли различные баночки, склянки с какими-то жидкостями, мазями. Опять-таки стояли коробочки с гримом и кисточками.  Но рядом с креслами стояли шкафы-витрины с париками. Париков было много: в шкафах, на стене у зеркала, на отдельных стендах, на стойках с крестовинами. Мужчина жестом парикмахера указал мне на кресло, перебросился несколькими словами с сопровождающей меня сотрудницей. Вмиг на моей голове оказался парик со стрижкой „под горшок", как мы её называли. Так стриглись крестьяне в старой России. Несколько мазков грима, и я услыхал: „Вы свободны". Опять поднялись наверх. На голове у меня водрузился жестяной шлем, в руке - копьё, в другой - щит, и я предстал пред ясными очами Марьи Рафаиловны. Она, к моему удивлению, ничего не сказала, поправила рубашку у воротника и пошла принимать работу у следующего статиста. Наконец все приготовления были окончены, нам сказали, чтоб мы сошли вниз и сели в партере. Когда мы понадобимся, нас вызовут. Оркестр всё время начинал играть с каких-то музыкальных моментов. Певица начинала петь: „Ты, царевич, мой спаситель, мой могучий избавитель". Вдруг из пятого ряда партера кто-то крикнул: „Стоп"! Далее давались указания, какие действия должна производить актриса при этой музыке и словах, и всё начиналось сначала. Отрабатывались нюансы. Всё шло мирно, гладко, как вдруг...

 Стоп! - крикнул режиссёр, прервав арию Лебедя в исполнении артистки Садовской, - когда ты выходишь из воды, ты должна повернуть налево и подойти ближе к Гвидону.

- Я тебе сто раз говорила, что поворачиваться влево и подходить к Гвидону (артист Дидученко) не буду, - огрызнулась Лебедь.

- Нет, ты пойдёшь! Я постановщик, и под твою дудку плясать не буду, - в свою очередь настаивал постановщик.

- Пошёл ты нахрен, - сказала белая Лебедь, - подумаешь, пуриц нашёлся! - Она что-то кинула на пол и ушла.

На сцену выскочили люди из пятого ряда,  кто-то выбежал из-за кулис. Поднялся шум, гам. Но Фимочка нас успокоил:

- Всё будет в порядке. Просто она курносая и не хочет к зрителю становиться в профиль. Она немного старовата петь Лебедя и близко подходить к авансцене не желает. Однако она жена директора театра, и этим всё сказывается. Всё образуется.

До конца репетиции это действие не повторялось. Нас вызвали на сцену. Мы произвольно встали за кулисами в ряд с артистами хора. Только оркестр заиграл марш, мы все выбежали на сцену. Хористы в нашем ряду запели: „Нас послала птица Лебедь...". В другое время я бы подумал, что только что птица Лебедь послала других, а не нас, но в тот момент напряжение было очень высоким. Нам, статистам, сказали, что мы должны губами имитировать пение. Я сначала это указание выполнял, но впоследствии мне очень понравилось петь с хором, и я пел. Самое главное было не выпасть из хора, когда хор делал паузу или прекращал петь. Но Бог меня миловал, и этого ни разу не произошло. С тех пор прошло более 50 лет. Годы были тяжёлые, беспокойные, но до конца дней своих я буду хранить в памяти годы жизни, связанные с оперным театром. Следующая репетиция была назначена на завтра с 16 до 18 часов.