Мы, дети нашей семьи, о своих предках не знали ничего. Наши два деда до нашего рождения ушли из жизни. Один дед, одессит, умер до революции от болезни, второй дед жил в местечке Вапнярка, крупной железнодорожной станции. Он погиб от рук петлюровцев во время погрома. В семье отца было шесть детей, которые дожили до этих дней, в семье матери было семеро детей. В семье моих родителей было трое детей. О нашей семье мы со временем узнали то, о чём я хочу рассказать, взявшись за этот нелёгкий труд, я бы даже сказал, труд не по мне, так как я очень плохо владею русским языком. Однако желание рассказать о жизни нашей семьи побороло этот недостаток, и я начал писать. В основе этого рассказа лежит моя жизнь, которая началась буднично, как у многих моих сверстников. Война лишила нас детства, да и юность наша прошла в лишениях и труде.
Мы, я и брат, знали, что мама и папа — ровесники. Когда я писал этот раздел, мой двоюродный брат Леонид Дубовой, которому в начале войны было четыре года, рассказал мне, что его тётя Елизавета Трубельская утверждала, что мой отец был старше матери на четыре года. Она дружила с отцом до встречи его с мамой.
Дни рождения родителей мы никогда не праздновали. День рождения мамы мы узнали во время войны, а отца уже после войны. Да и эти даты также установлены были довольно условно. Когда была паспортизация, дату рождения в основном брали из церковной записи. Синагога, в которой был зарегистрирован отец, была разрушена, и день рождения отца взяли из отсчёта времени, которое прошло от пасхи. Однако пасха постоянной даты празднования не имеет. Было решено считать день рождения отца 9 мая 1904 года, что совпало впоследствии с днём Победы.
Дед умер, когда моему отцу было 14 лет, а так как он из детей был самый старший, ему пришлось идти работать на завод, где много лет проработал наш дед. На этом заводе работал бригадиром грузчиков дядя отца. Сначала отец работал в малярном цехе. Когда немного подрос, его взяли на работу в бондарный цех. Маслобойный завод отправлял свою продукцию покупателям в своей таре, поэтому хозяин на заводе создал бондарный цех, и масло отправлялось в бочках, изготовляемых заводом. Там же в цеху изготовлялись ящики для упаковки мыла, его делали на базе растительных жиров из подсолнечника, хлопка, конопли, льна. Когда отцу исполнилось 18 лет, его дядя взял к себе в бригаду грузчиков. Эта бригада разгружала из вагонов мешки с семечками, а также загружала вагоны, заполненные маслом бочками, ящики с мылом. Отец в бригаде был самый образованный, он окончил три класса школы при синагоге и свободно читал по-русски.
Революция внесла некоторые существенные поправки в жизнь завода, руководство которым перешло к рабочим комитетам. Комитеты вели не только хозяйственную работу, но и культурно-воспитательную. На заводе организовывались различные кружки: драматический, хоровой, ликбез. Приобрели инструменты и создали духовой оркестр, желающих начали обучать игре на этих инструментах. Отец учился игре на трубе. Сестра отца, Сима, поступила в драматический кружок. В этом кружке занималась девушка Марьям, пешком пришедшая в Одессу из Вапнярки, убегая от погромщиков. Жила она у своей сестры на Ярмарочкой площади. Впоследствии Сима познакомила с ней своего брата. Свадьба не заставила себя ждать. Через год появился мой брат, а спустя три года после рождения брата появился я. Почти сразу после своей свадьбы отец познакомил свою сестру Симу со своим приятелем по оркестру Исааком Скляром. Образовалась вторая семья, с которой у нас была дружба до войны, во время войны и после войны, но уже без матери.
В период перехода завода в собственность государства заводом управлял заводской комитет. Ушёл на пенсию бригадир грузчиков, и отец принял бригаду. Обладая недюжинной силой и смекалкой, отец завоевал авторитет в бригаде. Бригада выдвинула его в местком завода. Он получил трибуну, с которой выступал в защиту не только рабочих своей бригады, но и рабочих завода. Он становится заместителем председателя заводского профсоюзного комитета. Однако непосильный труд, физические нагрузки на организм сделали своё чёрное дело. Болезнь вен на ногах его свалила. Несколько операций он перенёс стойко. Встав на ноги, он первое время очень плохо двигался. Но со временем он несколько подлечил и развил ноги и продолжил работу на должности зампредзавкома. При больших нагрузках на ноги или длительной ходьбе ноги давали о себе знать страшной болью. Заместитель председателя завкома освобождался от работы в бригаде. В комитете отец проявил себя отличным работником. У него появились друзья, которые его поддерживали. Однако появились и должностные работники, которым отец был очень неудобен, да и среди рабочих тоже были недовольные, которым отец мешал воровать продукцию завода. Кому-то не дали жильё, кому-то не помогли с ремонтом квартиры, а кому-то просто не дали возможности отлынивать от работы. Завком был действительной школой, которая учила жить в коллективе и руководить коллективом. Должностные лица завода пробовали с ним беседовать и уговаривали его делать то, что они ему приказывали. Он делал то, что от него требовала его должность, совесть. Недовольные рабочие начали распускать различные слухи, компрометирующие его, но он держал свою линию. Среди рабочих пошёл слушок, будто отец, который в этот момент уже был членом компартии, дал добро, чтобы его первенцу сделали обрезание согласно Торе. Этот слух дошёл до партийной ячейки, которая приняла решение послать комиссию для проверки этой информации. В рабочее время к нам домой пришла комиссия партячейки. Она потребовала от матери развернуть ребёнка. Нетрудно было удостовериться, что никакого обряда не совершалось, и комиссия ушла. Когда я родился, никакой комиссии уже не было. А между прочим недоброжелатели потеряли бдительность. Хоть мне обрезание не сделали, но прецедент был. Дело в том, что моя мать поехала в свою родную деревню Вапнярку на свадьбу к младшей сестре Зине в то время, когда я должен был появиться на свет. Через несколько дней после родов, в то время, когда мать отдыхала, бабушка меня завернула и понесла к рэбе (еврейскому священнику), чтоб совершить обряд. Но, к счастью, рэбе был только в соседней деревне. Пока бабушка ждала попутного транспорта, мать проснулась и поняла, почему меня нет дома. Она нашла бабушку и меня отняла. Об этом долгое время никто не знал. В Вапнярке я пробыл неделю, и мы приехали в Одессу.
Центральный комитет ВКПб принял решение послать на укрепление сельского хозяйства 25 тысяч коммунистов на село. Партийная ячейка завода выдвинула отца кандидатом от маслобойного завода. Отец подчинился решению ячейки и выехал в деревню, которая была пограничной. Здесь проходила граница с Румынией. Он туда приехал парторгом, но спустя некоторое время его избрали председателем колхоза. Трудно определить, на что ориентировались партийные руководители, посылая рабочих в деревню. Если отец мог отличать зерна подсолнуха, хлопка, конопли, льна, которые он разгружал из вагонов, то отличить ячмень от ржи он явно затруднялся. В чём партийные руководители не просчитались, то в том, что посланцы города были люди, преданные своей Родине и делу, которое им поручили. Не их вина была, что многие из них при отсутствии профессионализма делали глупости. Не всем удавалось вообще освоить основы сельскохозяйственных работ. Однако, кроме сельхозработ отцу пришлось организовывать дружины помощи пограничным отрядам, которые выходили с пограничниками на охрану границы. Была ещё одна побочная работа — это содействовать так называемому раскулачиванию, то есть отбирать у зажиточных крестьян их скот, инвентарь, зерно. Вооружённые подразделения с бедным крестьянством забирали у этих зажиточных крестьян, которых назвали кулаками, их имущество за то, что они не хотели становиться членами колхоза. Самих кулаков отправляли в Сибирь. Отец должен был оприходовать имущество этих кулаков как имущество колхоза.
Однако при всём при том работа в завкоме, работа в колхозе сделали своё дело. Они сделали отца отличным организатором производства.
Однажды придя домой, отец сказал, что у них в тресте для ИТР организовали обеды. Он просил разрешить ему этот обед забирать домой, так как он редко в обеденное время бывает в тресте и не может воспользоваться им. Ему разрешили. Я должен был каждый день в обеденное время приходить в столовую и забирать этот обед. Бабушка первое и второе блюдо клала в кастрюлю, добавляла пару картошек и варила похлёбку, которую мы с удовольствием ели. Отец обедал вечером дома. Брат обедал на заводе, а также вечером дома, перед сменой или после смены.
Несмотря на то, что из шести человек в нашей семье работало трое, денег не хватало. Нужно было отоваривать какие-то продукты, покупать коммерческий хлеб, на базаре — картошку, соль. Решили кое-какие продукты и товары, которые мы получали по карточкам, реализовывать на базаре. В нашей семье никто не курил. Папиросы, которые иногда выкупали по талонам, я продавал на базаре. Это было непросто делать. Опыта у меня не было. Приобретать его пришлось на практике. Заметив, что продавать папиросы поштучно выгодней, чем пачками по сто штук, я сразу перешёл на штучную продажу. Выручка увеличилась. Всё свободное время я был на базаре. Сложнее было реализовывать водку, которую мы тоже не могли сами пить — нужны были деньги. Находились такие мужчины, которые забирали водку бесплатно, да ещё награждали подзатыльником или палкой по спине. Многие из них уже побывали на фронте, а сейчас жизнь выбила их из седла, в водке они искали утешение.
Несмотря на мои усилия, голод донимал всю семью. Отец в отчаянии пытался найти какую-то работу, на которой можно было бы или больше заработать, или хотя бы удержаться. Он чувствовал, что на этой работе он работать не сумеет. Проблема, возникшая, а вернее — усилившаяся после отъезда из Ширяева, возрастала. В любой момент ноги могли отказать полностью. Это была бы катастрофа. Перейти работать на завод к брату он не мог по двум причинам. В то время семейственность на предприятиях не поощрялась, вторая причина — его аграрная специальность никак не вписывалась в машиностроительный завод.