Рано утром я проснулся, сразу оделся и вышел в сарай нарубить дрова для приготовления завтрака. Когда уже кончал заготовку дров, я услыхал урчание мотоцикла у ворот со стороны улицы. Подъехавший к воротам мотоцикл затих. Я пошёл к воротам и открыл калитку. Во двор зашёл дядя. Я показал ему, как зайти в нашу квартиру, и пошёл дальше заниматься своим делом. Занёс нарубленные дрова в кухню.
Не заходя в дом, я вышел на улицу и осмотрел новый мотоцикл, который только сошёл со сборочного стенда. Он отличался от тех, которые я видел раньше. Впоследствии я узнал, что такие мотоциклы ещё не выпускаются, а испытываются. Я обратил внимание на колёса. Покрышки колёс были с шипами и давали возможность ехать при гололёде. Я почувствовал гордость за дядю, что он такой смелый, и при такой должности сам ехал на мотоцикле по снежной дороге.
Однако долго рассматривать мотоцикл не дал мороз, и я вошёл в дом. Когда я зашёл в комнату, за столом сидели отец, дядя и брат. Из первых слов дяди я понял, что речь шла о брате.
– Значит, на этом и остановимся, — сказал дядя. — Завтра Виль идёт оформляться на работу в отдел кадров мотозавода и работать будет в экспериментальном цехе. Там сейчас работают специалисты высшего класса и есть у кого учиться специальности токаря. Ты, — обратился он к отцу, — идёшь и заканчиваешь оформление в 51-й стройтрест. Я думаю, что ты с работой справишься. Если где-то будет заминка, обращайся ко мне. Соня, — сказал дядя погромче, чтобы слышали женщины, которые сидели в стороне на лавке, — Соня завтра заканчивает оформление на работу в банке и в добрый час, работай и повышай знания. Что касается Григория, — сказал дядя, —
то он пусть подрастает, до призыва в армию ему ещё далёко, пусть помогает бабушке по хозяйству.
Он посмотрел на часы и поднялся, подошёл к бабушке, поцеловал её и сказал тихо:
– Будем надеяться, что всё будет хорошо, нам остаётся только это делать.
Я понял, что последние слова относились ко всем: самый младший брат отца Марк в это время находился в войсках осаждённого города Одессы.
Так семейный совет, стараясь облегчить мою участь, вынес решение, которое оставило след на всей моей дальнейшей жизни.
Я в окно наблюдал, как дядя вышел на улицу, надел перчатки, лихо сел в седло мотоцикла. С глушителей поднялся голубой дымок. Крутой разворот — и мотоцикл скрылся за домами.
Отец поговорил с бабушкой, затем достал один из узлов с одеждой и вынул оттуда своё демисезонное пальто.
– Надень это пальто, — сказал он, подавая его мне.
Не ошибусь, если скажу, что это было единственное демисезонное пальто, которое он носил, работая на заводе, в колхозе, в МТС. Теперь он его отдал мне. Я надел пальто. Конечно, оно мне было очень велико, но зато на себя можно было под пальто надевать всё, что у нас в это время имелось, даже мамин платок, который она взяла вместо одеяльца для сестрёнки при выезде из Одессы в Ширяево. По длине оно мне было по щиколотки и прикрывало ноги в галошах, отчего было немного теплее.