Через двое суток интенсивной езды мы проехали мимо города Желтые Воды, а ещё через двое суток мы въехали в город Пятихатки. Здесь на почте купили газету. Узнали, что Одесса ещё держится, сопротивляется, но остальные сводки были ужасны. Фашисты рвались на Донбасс и на криворожский рудный бассейн. Мы оказались в эпицентре сражений. С Пятихаток повернули на восток. Нужно было побыстрей перебраться на левобережье Днепра. Немного отдохнув, мы снова продолжили путь. За последние двое суток мы несколько оторвались от линии фронта. Залпов орудий по ночам слышно не было. По большаку передвигаться почти не было возможности. Казалось, что сюда съехались беженцы со всего света. Сельхозмашины, скот, беженцы, войска с техникой — все двигались к Днепру, чтобы успеть переехать Днепр по мосту. Просёлочные дороги также были забитыми беженцами. На одной из малых остановок старшие привлекли брата, развернули карту и выбрали самую рациональную дорогу, ведущую к Днепропетровску. Вечер, ночь, утро мы использовали для движения, а в самую жару, днём мы останавливались на привал так, чтобы не терять из вида большак. По нему можно было судить о нашей безопасности.
Весь день по дороге передвигались войска. С передовой шли измученные солдаты со скатками, с винтовками-трёхлинейками на ремнях. У многих были белые бинты в различных вариациях — на руках, ногах, голове. Они отступали. Навстречу им шли подразделения солдат, таких же замученных многокилометровыми переходами. Отличались они тем, что у некоторых наступающих были двадцатизарядные винтовки СВТ, и между пехотными колоннами проезжали машины, к которым были прицеплены миномёты с колясками боеприпасов, проскакивали пушки-гаубицы с автомобильной или конной тягой. Сопротивление наших войск усиливалось.
Жара стояла неимоверная. К нам то и дело подходили солдаты и просили водички испить. Принесенная из ближайшей деревни вода выпивалась ими мгновенно. Мы не успевали её приносить. Брать для этой цели лошадей было невозможно. Лошади были на грани выживания. Я остался на этот раз около лошадей, а остальные пошли в деревню к ближайшему колодцу принести воду. Ко мне подошёл солдат и попросил воды. Я сказал ему, что ни капли воды нет, пошли по воду. Солдат недоверчиво с укоризной посмотрел на меня, вытер пилоткой пот, повернулся и пошёл догонять своих однополчан. Я отошёл в сторону и увидел идущих на дороге наших ребят.
— Товарищ красноармеец, — радостно я окликнул солдата, — вернитесь! Вот уже близко наши ребята. Они несут воду.
Солдат посмотрел на дорогу, мгновенье обдумывал ситуацию и быстро пошёл в мою сторону, как бы боясь, что кто-то его обгонит.
— Подождите пару минут, ребята уже на подходе, — сказал я, когда он подошёл ко мне. Он присел на травку и положил винтовку около себя.
— Откуда вы сами? — спросил я.
— Далёко отсюда, — ответил солдат и продолжил: — Одессу знаешь? Так я с одесской области, есть там такой район, Березовский, так я там рядом.
— Тогда мы земляки, — обрадовано сказал я, — мы из Ширяево. Знаете такую деревню? — В свою очередь спросил я.
— Конечно, знаю, и не один раз там был.
Я сказал нашим старшим, что встретил земляка, они подошли к нам, и завязался разговор. К этому времени подошли ребята. Земляк попил воду, налил флягу, попрощался и убежал догонять своих. Не могу сказать, сколько времени прошло с того времени, как ушёл солдат. Уходя с посадки, я передал дежурство присмотра за лошадьми и сразу обнаружил винтовку СВТ, лежащую на траве.
Об этом я сказал отцу. Моя находка создала довольно серьёзную ситуацию. Если догнать солдата, то как его узнать одного из тысячи, идущих в одну и другую сторону, если ты его видел всего 10 минут? Время, когда ушёл солдат, никто не засёк. Взять винтовку и ехать пацану к линии фронта — это тоже абсурд. Любой военный мог эту винтовку отобрать, да ещё подзатыльник дать. А вместе с тем уходили минуты, и строй удалялся. Отец велел расстреножить привыкшего к брату меринка. Сам взял кусок мешковины и завернул винтовку, чтобы не так бросалась в глаза. Брат сел на лошадь и с винтовкой с места рысью помчался в погоню. Солдату грозил военный трибунал. После отъезда брата женщины начали осуждать отца за этот поступок. Не ровен час — на армейские подразделения могли налететь самолёты противника. В этих случаях солдаты ложатся за дорогой, а брат с лошадью оставался бы один на один с самолётом. Самолёт мог сбросить бомбу в любом месте в поле, лошадь вздыбилась бы, и сбросила бы брата.
Прошло полчаса. Несмотря на то, что по расчётам отца брат должен был вернуться через час, с каждой минутой волнение наростало. Чтобы скоротать время, отец велел запрягать лошадей. Мы молча выполняли указания. Однако всё обошлось хорошо. Отъехав 2-3 км, брат увидел бегущего навстречу солдата. Взяв винтовку, солдат заплакал. Обратную дорогу брат ехал шагом. Лошади предстояло ночь работать. Какая ночь будет для нас, никто не знал. Однако все знали, что за этот час мы потеряли шесть километров пути. В нашей ситуации это было недопустимо. Опять дорога, опять по обе стороны дороги трупы животных: коровы, лошади, реже — овцы. Трупный запах плотно наполнял окружающее пространство.
Когда солнце опустилось, опять со всех сторон небо прошивали трассирующие пули пулемётов, кое-где мелькали вспышки разрывов зенитных снарядов, оставляя на небе облачка, которых невидимое, ушедшее за горизонт солнце окрашивало в розовый цвет. Неожиданно совсем близко за лесопосадкой загремели залпы зениток. Эти залпы напоминали залпы батареи, которая стояла возле нашего двора на стадионе в Одессе. На этом участке пути не было места, где бы мы могли спрятаться. Отец сказал, чтобы мы взяли малышек и отошли подальше от подвод, которые были хорошей целью для самолётов, что мы моментально выполнили.
Экстремальные ситуации, в которых мы пребывали в течении месяца, выработали у нас исключительную исполнительность. Стрельба зениток продолжалась. Снаряды рвались от нас далеко в стороне, они нам вреда пока принести не могли. Спустя минут десять после того, как мы, забрав с собой малышек, ушли в поле, подальше от подвод, раздался страшный вой с рёвом. Такой мы уже слышали, когда над нами завязался воздушный бой. Мы бросились бежать подальше от подвод, где остались только мужчины и Витя-инвалид. В какое-то мгновенье из-за лесопосадки, описывая какую-то дугу, сначала в направлении к нам, затем в сторону вылетел «юнкерс-88».
Он неестественно для самолёта переваливался с крыла на крыло. Пролетев очень близко от нас, у самой земли, залетел за соседнюю лесопосадку и врезался в землю. Раздался оглушительный взрыв. Высоко в небо поднялся чёрный столб земли и дыма, который только высоко над землёй начал расслаиваться, земля вертикально опускалась вниз, дым, гонимый ветром, уходил в сторону. Пушки ещё долго грохотали. Мы несли малышек на руках, поочерёдно передавая их друг другу, и громко обсуждали виденное нами, перебивая друг друга. В одном мы сошлись, что через лобовое стекло видели лётчика, или лётчиков. В любом случае это был последний момент их жизни. Однако это могло нам показаться. Мне показалось, что я видел лицо лётчика, причём безжизненное, но со мной никто не согласился. Пушки утихли так же неожиданно, как и начали стрелять. Мы малышей усадили на арбу. Задача наша была одна — переправиться через Днепр прежде, чем враг перекроет дорогу к реке, отсекая отступающие войска, технику, продовольствие. Первый месяц дороги мы провели успешно, но как будет дальше, ведал только Бог.
Свободное копирование
