В это время произошло второе чудо, о котором я хочу рассказать. Нас обгоняет красивая бричка, в которую были запряжены два вороных красавца. Обогнав нас, бричка остановилась перед арбой. Барбанец, ехавший впереди нас, увидев знакомый экипаж, тоже остановился. Из-под брезента на бричке соскочили пассажиры экипажа — дядя Сёма Парканский и дядя Лёва Ривчик. Их семьи ехали с нами на арбе. После встречи, обнимания, плача они рассказали историю села Ширяево, откуда мы уехали за несколько дней до оккупации.
— После вашего отъезда, — начал рассказ дядя Лёва, — вызвал нас всех, кто должен был остаться, секретарь райкома партии Паркаев. Здесь же присутствовали члены бюро райкома, которые должны были стать командирами партизанских групп. Противника у станции Затишье наши войска удерживали около трёх суток. Когда кандидаты в партизаны пошли на явочные квартиры, то хозяева квартир одних прогнали, а другим заявили, что они их выдадут немцам в первый же день. Будущие партизаны бросились в райком, в райисполком, но везде двери были закрыты, и никто не мог найти руководителей. Назначенных связных также найти было невозможно. Бричку и лошадей Семён перегнал с конюшни райпотребсоюза за село, к своему другу. Когда враг подходил к селу, мы поехали по той дороге, по которой ехали вы. Мы почему-то надеялись, что встретим вас и убедимся, что вам удалось уйти. Дальше нам не по дороге. У нас нет никаких документов, кроме наших паспортов. У нас один выход — явиться в ближайший военкомат и уйти добровольцами на фронт. Вам нужно спешить. Вознесенск и Новый Буг заняты врагом. Если на реке Ингул вражеские войска не остановят, мы боимся, что вам уйти не удастся. Прощайте, дорогие. Бог даст- свидимся. Не задерживайтесь.
Они начали прощаться с родными. Дядя Сёма подошёл к отцу и, плача, ещё раз попросил отца спасти их семьи. На этом их последняя встреча со своими семьями была закончена. Они сели в свою бричку, развернулись и умчались навстречу своей гибели, куда указал дорогу их долг и чувство патриотизма. Оба они не вернулись с войны, пополнив собой те миллионы, которые покоились в землях Европы. Только после войны их дети нашли те части, в которых служили их отцы, сложившие свои головы в борьбе за мир. Жёны их умерли в эвакуации от голода и болезней, не получая никакой помощи от государства, за исключением жены Шварцмана, который в первые дни войны был призван в армию.
Этой же ночью мы успешно переправились по мосту через реку Ингул. К утру, проехав через шахтный двор уже не работавшей шахты, мы выехали на просёлочную дорогу, выбрав место стоянки, остановились на привал. Дорога предстояла ещё длинная, и лошадей нужно было беречь. Мы не имели официальной информации о состоянии дел на фронте, но та информация, которую нам дали наши земляки, убеждала нас, что мы правильно опасались, что фашистская армада может повернуть на север и перекрыть нам возможность прорваться на восток. Нам срочно нужно было повернуть на север и идти к Пятихаткам, а оттуда — на Днепропетровск. Более в безопасности мы могли себя чувствовать, переправившись на левобережье Днепра.
Старшие после обеда отдыхали, наша пятёрка ребят сидела в посадке и наблюдала, как лошади спокойно паслись у самой посадки, где деревья заслонили от солнца траву и она не выгорела. Две наши малышки играли на лугу. Город Кривой Рог был от нас совсем недалеко. Он стоял в задумчивой тишине, в ожидании чего-то фатального, непоправимого. Тишина. Идиллия. Как будто нет войны и не было. Мы сняли рубашки и вывесили их под палящее солнце, чтобы как-то досадить кишащим паразитам.
Около двух часов дня мы пообедали и продолжили путь. Местность, по которой мы ехали, равнинной не назовёшь, скорее это была пересечённая местность. Частые подъёмы и спуски сопровождали нас всё время. Внизу спусков часто мы переезжали маленькие речушки. Скосы спусков и подъёмов были усыпаны громадными валунами, вокруг которых росла защищённая ими от солнца трава. В наших местностях Украины мы таких валунов не видели. Диаметры некоторых камней достигали трёх метров. Учитель географии об этих краях нам рассказывал. Однако слышать от учителя и побывать здесь самому — это разные вещи. Преодолев очередной подъём и проехав километра 3-4, мы въехали на крутой спуск очень большой длины. Конец дороги на спуске виден не был, так как он извивался серпантином, уменьшавшим крутизну спуска, и проходил между валунами. Мы, мальчишки, так увлеклись изучением местности, что отстали от транспорта на солидное расстояние. Каждый старался показать, что он больше усвоил из того, о чём рассказывал учитель. Когда мы подошли к телегам, то обратили внимание, что движение вперёд прекратилось. Отец сделал нам замечание, и велел не удаляться от подвод. Однако не мы в данном случае вызвали волнение у них. Очень длинный и крутой был спуск, лошади с гружёными подводами могли не справиться. При таких обстоятельствах катастрофа неотвратима. Старшие начали канатами блокировать задние колёса телег, привязывая их к рамам. Была ещё одна проблема — дорога была очень узка. На дороге помещались только три лошади. Управлять ими с арбы или телеги было опасно, лошади могли не удержаться и понести, то есть сорваться в галоп, что привело бы тоже к катастрофе. Сбоку подводы, где упряжка была из двух лошадей, кучер мог идти чуть впереди лошадей и удерживать их. С арбой дело обстояло хуже: нужно было идти впереди лошадей. Три лошади занимали всю дорогу. Если лошади понесут, они столкнут кучера под откос, и кучер погибнет первым. Подвода стояла первой. Отец дал указание одному человеку остаться с малышками, остальным было велено удерживать повозку сзади, для чего привязали несколько верёвок сзади за кузов. Начался спуск. Две лошади с трудом удерживали гружёную телегу. Барбанец держал кнут перед мордой лошадей, которые и так отдавали все свои силы общему делу. Наверху остались малышки, один мальчик с ними, Витя-инвалид с матерью. Наконец повозка была в ущелье. В конце спуска сразу начинался подъём. Барбанец свернул чуть с дороги и привязал лошадей к дереву. Он вместе с отцом направился по дороге наверх. За ними пошли женщины. Мы отвязали верёвки и по склону серпантина пошли наверх. Арба стояла в начале спуска на ровной, как бы стартовой площадке. Очевидно, это была действительно стартовая площадка, где возчики стопорили колёса перед спуском. Справа арбы была отвесная каменная стена, слева — крутой спуск обочины. Зайти к корме арбы можно было слева, держась за арбу. Когда приготовления были окончены, спуск начался. Лошади напряглись и потащили арбу по ровной площадке к спуску. Затем, как по команде, выставив вперёд копыта, уперлись назад, чтобы удержать арбу. Мы упирались сколь было возможно, но арба безжалостно волокла нас за собой. Иногда на поворотах серпантина мы видели отца, который находился впереди лошадей, и так же, как Барбанец, держал кнут впереди морд лошадей. Всё шло по намеченному плану и контролировалось. Однако была война, которая у всех путала намерения. Не успели мы пройти и четверти спуска, как — гром среди белого дня, над нами завязался воздушный бой! Мы видели только левую половину воздушного боя, участниками которого были немецкие «юнкерсы» и «мессершмитты», а с нашей стороны — тупоносые И-16, каркасы которых были обшиты фанерой и обтянуты брезентом. Бой был неравный, однако нашим асам удалось расстроить чёткие колонны немецкого строя, используя фактор внезапности и лёгкость, манёвренность наших машин. Только по гулу моторов можно было определить сбитые самолёты, но нам было не до этого. От гула и грохота лошади начали нервничать, и только кнут отца сдерживал их от бега. Отец переместился на левую сторону дороги, чтобы лошади и арба не прижали его к скале, и скомандовал всем бежать наверх и спрятаться за валуны. Мы видели, как Барбанец, держась за арбу, а затем за лошадь, перебрался на перёд арбы и побежал к своим привязанным к дереву лошадям. Мы выбежали наверх и увидели сидевших наших малышек около валунов, со стороны дороги. Воздушный бой отошёл чуть в сторону, и над нами пролетали только убегающие от преследования и догоняющие самолёты. Уступать или отступать никто не собирался. Но воздушный бой — это не танковый. Каждая минута боя лимитируется автономией полёта. Вражеские бомбардировщики, чтобы оторваться от наших истребителей, уходили в пике и сбрасывали бомбы где попало. Земля превратилась в ад. Взрывы бомб раздавались один за другим с правой стороны дороги. Громадные камни и груды земли били об валун, за которым мы сидели. Если бы хоть одна бомба упала слева от дороги, мы бы не уцелели. Бой окончился так же неожиданно, как начался. Мы взяли малышек и, помогая Вите, пошли вниз. Арба и повозка стояли внизу, как будто только что не побывали в кромешном аду. Отец благополучно завершил спуск. Когда мы подошли к арбе, он развязывал колёса. Никто ничего не говорил. Женщины с благодарностью смотрели на отца. И на этот раз небо нам помогло, хотя смерть ходила где-то рядом. Усадив малышек на арбу, Витю — на повозку, мы начали подъём на гору, вцепившись руками в арбу, помогая лошадям. И опять была дорога. Как на волнах, мы подымались вверх, а достигнув вершины на перевале, неслись вниз. На перевалах отец на мгновенье останавливался, женщины садились в арбу, а мы, мальчишки, цеплялись, где кто мог. Сейчас у нас рот не закрывался. Мы обсуждали результат воздушного боя, казавшегося с земли интересным цирковым представлением или каким-то аттракционом. Кто-то из мальчишек утверждал, что загорелся тот или другой самолёт, что у него дымился мотор, другие утверждали, что мотор дымился при вираже или при форсаже, хотя и то, и другое могло быть: мы видели лишь быстро меняющиеся отдельные кадры. Одним словом, детским фантазиям здесь предела не было. Приближался вечер, мы выехали на большак. Самолётов в небе было очень много. Со всех сторон темнеющее небо прошивалось яркими нитями трассирующих пуль спаренных пулемётов и не менее яркими разрывами зенитных снарядов. Но это было впереди, позади нас и по бокам. Над нами небо было чистым, очевидно, на этот день мы свою порцию неприятностей уже приняли.
Вечером и ночью немецкие самолёты нам были не страшны — лётчики нас не видели. Навстречу нам двигались артиллерийские конные упряжки с пушками. Недалёко от лесопосадки они круто повернули с дороги, и в один момент пушки были расставлены с профессиональной точностью вдоль посадки, лошади отпряжены и отведены в лесопосадку. Дорога шла с уклоном по ходу движения. Отец сел в арбу и, дав нам команду держаться за арбу, погнал лошадей рысью. В этот вечер мы ужинали на ходу. Короткую остановку сделали, чтобы накормить и напоить лошадей, причём рацион овса лошадям был увеличен. Теперь надежда была только на лошадей. Всю ночь на арбе никто не спал, кроме малышек. Нужно было уйти подальше от опасного участка. Утро встретили на ногах. От усталости и бессонницы гудела голова. Когда взошло солнце, мы свернули на просёлочную дорогу, немного проехали и остановились на привал. Лошадям нужен был отдых, без которого мы могли их лишиться.
Свободное копирование
