Неделю мы двигались усиленным маршем. Появилось опасение, сумеют ли лошади выдержать такой темп. Брат определил, что если будем двигаться с такой скоростью, то мы перейдём Ингулец через неделю. Однако если немецкие танки повернут на север, они придут на намеченную нами переправу через сутки, а это бы означало конец нашему плану эвакуации. Всё чаще и чаще обращались к карте, выбирая отдельные участки пути, где бы можно было сократить путь. Переезжая такой участок ночью, мы сбились с дороги, когда находились около какой-то деревни. Там, где мы остановились, росли кустарники и деревья. Не выпрягая лошадей, покормив их, решили дождаться рассвета, отдохнуть. Все мы начали искать удобные места на роскошной траве, чтобы поспать. Ночь была безлунная, очень тёмная. Я ногой нащупал бугорок, который должен был заменить подушку, и удобно улёгся. Спать пришлось недолго, наступил рассвет. Открыл глаза. Мы стоим на кладбище. Я лежу на аккуратной могилке, недалёко от нас много народа, причём довольно шумного, по которому можно было определить, что это рынок. Людей близко не было, но те, которые проходили невдалеке от нас, останавливались, что-то говорили между собой, и все на нас показывали пальцами. Мы поднялись почти одновременно. В пяти метрах от нас лежала громадная авиабомба. Лётчик её сбросил на рынок, но промахнулся. Если бы она взорвалась, то принесла бы много горя. Бомба была не обезврежена, взрыватель был на месте. Один мужик, не то западник, не то молдаванин, в овчинной папахе, в постолах подошёл к бомбе и со злостью ударил её кнутом. Мы быстро снялись со стоянки и отъехали на безопасное место.
Видать, и здесь нам небо помогло. До Ингульца мы добрались сравнительно нормально. На переправе было много народа и техники, но двустороннее движение дало возможность нормально перебраться на противоположный берег. Орудийные раскаты по ночам были слышны то с одной стороны, то с другой. Стреляли зенитки или полевая артиллерия — поди разберись! Конечно, какое-то облегчение было, за нами был водный рубеж, который враг сходу взять не сможет. Мы потеряли счёт времени. Газет не было, информацию о фронте имели от беженцев и от военных, которых поили водой. Брат, наш штурман, проложил на карте путь на Кривой Рог.
Два случая, которые произошли при подходе к Ингульцу, можно отнести к разряду, когда говорят «как в плохой кинокартине». Мы ехали по большаку. Светало. Ждали удобного случая, чтобы свернуть на просёлочную дорогу. Навстречу нам шла войсковая часть. Солдаты, шедшие нам навстречу, шли в растянутом строю, еле передвигая ноги. Командиры шли в стороне строя, где не было так пыльно. Все шли, понуро опустив головы. У всех были свои думы, своё горе, свои заботы об оставленных в тылу или на уже оккупированных территориях родных и близких. Мы свернули на обочину дороги, но не останавливались. Разминулись мы с одной колонной, со второй колонной. Чуть на отдалении появилась ещё одна колонна. Глазам не верилось. Колонна была выстроена прямоугольником. Ещё издали она отличалась от только что прошедших колонн. На всех были надеты каски, винтовки были в положении «на ремень». Когда колонна подходила к нам, командир сделал несколько шагов в сторону и громко выкрикнул команду: «Ать, два!». Эта команда подаётся, чтобы строй шёл «в ногу». Мария уже привыкла к нам и шла рядом с нами. Когда она услышала голос командира, она вздрогнула, на какую-то долю секунды остановилась и с криком «Это мой Коленька!» побежала к командиру, который уже бежал к ней, услышав её голос. Они обнялись. Затем всё произошло в одно мгновенье. Мария побежала к нам, схватила с арбы свой узелок и, уже убегая, крикнула нам: «Спасибо вам за всё, это мой муж, Коленька!». Она вторично подбежала к нему, они взялись за руки, повернулись к нам и оба крикнули: «Спасибо!» и побежали догонять строй. Мы стояли, как зачарованные, со слезами на глазах, и каждому хотелось, чтобы эта замечательная пара была счастлива, но к счастью путь был очень далёк, а до смерти — несколько шагов.
Мы достигли уходящей в сторону дороги и поехали по ней. Остановились недалеко от деревни, у пруда. Нужно было приготовить завтрак, накормить и напоить лошадей, в пруду можно было искупаться и постирать одежду. Все работы делались по уже отработанному графику. Завтрак был готов, когда лошади были накормлены и напоены. Стреноженные, они мирно паслись недалёко от стоянки под наблюдением двух пастухов. Отец, проработавший всю ночь, улёгся на мешках и сразу заснул. Женщины, убрав посуду после еды, тоже легли спать. Мы с братом взяли сестрёнку, кувшин и пошли в деревню, чтобы купить хлеб, молоко для малышек и попытаться достать немного соды для изготовления пончиков. В этот раз счастье нам улыбнулось. В первом же доме нам дали по кружке парного молока, налили кринку молока в наш кувшин. Когда мы пили молоко, крестьянки стояли у печи и плакали, видать, уж очень неприглядный у нас был вид. Мы хотели уплатить деньги, но добрые люди отмахнулись от них, как чёрт от ладана:
— Що ви, що ви?! Ідіть собі з Богом. Да упасе вас Він!
В соседнем доме одна крестьянка поделилась с нами из своего запаса содой, отсыпав нам грамм пятьдесят. Когда с богатой добычей мы возвратились на стоянку, лошади были уже запряжённые, и все уже нас ждали. Усадив сестрёнку на арбу, мы покинули стоянку. Дорога была хорошо укатана, лошади хорошо отдохнули и шли быстро. В обед сделали малый привал. Во второй половине дня появились тучи. Они быстро заволакивали небо. Приняли решение срочно выбираться на шоссе, чтобы не утопать в грязи после дождя на грунтовке. Прозвучали первые раскаты грома, сильные, всеобъемлющие. Они казались какими-то детскими по сравнению со зловеще лающими залпами орудий. Когда мы подъезжали к шоссе, хлынул дождь — густой, крупный, но тёплый. Женщины надели на себя мешки, как делают грузчики, когда несут в мешках сыпучие грузы. Мы сбросили обувь, чтобы её сохранить, и одежду до трусов. Свернув одежду, положили под навес к малышкам, чтобы после дождя она была сухой. Дождь идти не мешал, главное, что не нужно было наблюдать за небом, самолёты не летали. В такую погоду немецкие асы сидели на прифронтовых аэродромах и потягивали шнапс. Дождь был тёплый, как все летние дожди. Начался он с бешеной интенсивностью. Казалось, что кто-то сидел за тучами с секундомером и отсчитывал секунды дождю, а последний хотел вылить на нас в отведенное ему время побольше влаги. Мы ехали усиленным шагом.