Pärnu

Совершенно не помню, как сам оказался в Пярну и почему. Через неделю мне предстояло ехать на курсы в Пушкин, поэтому смысла в моем переезде не было. Но 16.08.1966 я там оказался, за одну неделю успев подметить некоторые особенности тамошней службы.

Жизнь кипела. Тревоги на БД объявляли постоянно, вынуждая летчиков отрываться от домино и лезть в прогретые летним солнцем кабины Яков. Однако когда я прибыл, главной новостью полка был недавний вооруженный конфликт совсем другого порядка. Конфликт происходил следующим образом. Недалеко от казарм располагались домики местных жителей, утопающие в зелени садов. Видимо, к середине августа в садах уже можно было найти что-то съедобное, потому что личный состав летного полка имел привычку, форсируя заборы, навещать частников в их отсутствие или по ночам. В конце концов, как раз незадолго до моего приезда один из домохозяев, решивший, что с него хватит, негостеприимно разрядил дробовик в раскачивающуюся на ветвях яблони защитного цвета задницу. В итоге владелец задницы попал в лазарет, содержался на животе и был результатом недоволен. Полковой люд en masse проявлял понятную солидарность, жаждал реванша и призывал рассчитаться с фашистом-единоличником по всей строгости.

Главное же отличие от нашего сурового быта заключалось вот в чем. В пределах досягаемости находился отраслевой клуб. В Риге аналогичные заведения носили народом данные наименования: «Кирпичики», «Железка», «Баранка» и «Магадан» (соответственно принадлежности строителям, железной дороге, автомобилистам и МВД). В Пярну это была «Тряпочка», или попросту «Тряпка», населяемая в часы танцевального досуга фабричными девушками-текстильщицами, с одной стороны, и солдатами – с другой. Если и была еще какая-то прослойка, то незначительная и погоды не определяла. Трудно представить себе что-то более далекое от образа курортного эстонского городка, чем этот обшарпанный балаган, но обе вовлеченные в мероприятие стороны были довольны.

Однако этим не ограничивалось. В самой казарме по ночам мелькали белые силуэты, исчезающие в оконных проемах (напомню, что за проемами все еще стоял август). Девушки в казарме, что-то из области необузданной фантазии с точки зрения замуштрованного тапчанина, там были реальностью!

           Скорее всего, меня ожидали и другие открытия, если бы не упомянутое ранее обстоятельство: через неделю после прибытия в Пярну мне предстояло быть в Пушкине.