21-го августа. Узнав от Андрея Петровича, что Шведерский зовет его к себе на концерт, в котором будет играть и Серве, я была очень огорчена, что он не зовет меня с Аннетой, как вдруг через полчаса приезжает Шведерский и приглашает нас. Из дам была там кроме нас двух, Анна Федоровна и еще одна хорошенькая немочка, а мужчин человек 20-ть. Я искала глазами Серве и не находила, и как же я удивилась потом, когда мне показали его! Я сравнила его с Серве, которого видела несколько месяцев тому назад и не узнавала его! То был молодой человек, очень худощавый, не хорош собой, с длинными небрежно зачесанными волосами, безо всякой претензии на красоту, занятый одною только своею виолончелью; теперь я вдруг вижу ловкого молодого человека, с усами, в модной прическе, большого кокета, который, играя на виолончели, столько же думает о ней, сколько и о дамах, сидящих против него! Второй мой вопрос был о Брейтинге, тут ли он? И не смотря, что всегда прежде восхищалась его пением, я очень обрадовалась, что его тут не было, он такое сделал на меня впечатление во время наших ужасных похождений на хорах во дворце, что я теперь боюсь его. Концерт начался пением Ферзинга с Шведерской дуэта из "Жидовки"; у Шведерской прекрасный и очень приятный голос, но с голосом Ферзинга был немного слаб. Я не воображала, чтоб голос Ферзинга был так привлекательно приятен в комнате, мне показалось, что он должен был бы оглушить, а вместо того, несмотря на сильную головную боль, я готова была слушать его сто раз в этот вечер. Потом играл на скрипке Вьетан, молоденький, миленький, который обворожил своею игрою, а когда он играл вместе с несравненным Севре, о! эта музыка -- рай для души и чувство ее в это время невыразимы! Я от всей души благодарила Шведерского за приглашение, но была сердита на Севре, что он не играл solo, я хотела бы еще послушать его одного.