5 апреля. В начале моего приезда сюда, я писала в свой журнал почти каждый день, а теперь не пишу по недели, почему так, сама не знаю! Впрочем, эту неделю я провела, хотя довольно приятно, но в каком-то болезненном состоянии души и тела, что-то нездоровилось, а душа грустила о родных. Отчего в большие праздники всегда разлука, горе -- чувствительнее? Я думаю, та причина, что мы стараемся проводить такие праздники в кругу родных в веселии, и не имея его в душе, далекие от родных, тоскуем. Люди навлекли на себя много горя, создав такой род жизни, в котором не может быть совершенно счастливых. Сколько радостей отнимают у нас законы света! Какие чувства заглушают в нас иногда! Но были ли бы люди счастливее, если бы могли жить всегда в кругу своего семейства, подчиняясь только одному долгу -- делать его счастливым; тщеславие, роскошь не были бы знакомы нам, а без них не родился бы и эгоизм, который теперь покрыл всех своею сетью. Когда человек еще глуп, очень глуп, ему дана воля плакать, смеяться, когда он хочет, но как скоро он делается умнее, на него надевают маску, чтоб не видать было изменений лица его, чтоб никакое чувство не отразилось на нем, чтоб не могли забросать его острыми каменьями- клеветою, насмешками, когда свет хохочет, а его видит с заплаканными глазами. Право, жизнь большею частью людей глупа, смешна! Однако, я стала писать, не думая судить света, я хотела припомнить только, как провела я эту неделю и куда же занесли меня мысли! Это часто бывает со мною, хочу думать об одном, о каком-нибудь платье или тому подобном, а платье это превратиться в ковер-самолет и понесет меня в поднебесье, так весело, так хорошо! Хочется выше и выше, да шнурок очень короток!
Итак, что я делала в эту неделю? Кажется, все ела, да ела только, потому что беспрестанно была на обедах. Праздник встретила я в Михайловском дворце, как это звенит в ушах! Очень весело было идти по прекрасной, великолепной лестнице, но мне кажется только тогда весело, когда идешь по ней не по службе, а по собственной охоте! Подъехав к крыльцу, у дверей мы встречены двумя ловкими придворными лакеями, они провели нас до лестницы и скрылись, а вместо них явился какой-то пестренький, блестящий червячок и, взойдя на лестницу передал нас красненькой божьей коровке, она с такими же поклонами и шарканьем повела нас далее, спросив, где угодно быть нам -- в церкви или ризнице, избрали последнюю и мы пошли через залу, в которой я успела заметить только малиновую драпировку, через библиотеку, в которой книги в переплетах с золотом и еще через одну небольшую комнату, в которой сделан альков из плюща, в нем стоит диван и маленький столик, на окнах пунцовые ширмочки. Перейдя церковь и маленький коридор, мы взошли в ризницу, где стоит несколько стульев, кресло и два шкафа, из которых один едва жив, к стене приделана умывальница для священника и возле висит очень простое полотенце. Камер-фурьер предложил нам стулья, раскланялся и ушел. Еще не было 12-ти часов, когда началась заутреня, но скоро мы услышали гром пушек и вслед затем благовест по всем церквям. Люблю эту минуту, она так необыкновенна, так торжественна. Какое-то благоговейное, высокое чувство потрясает всегда душу и невольно скажешь себе: "Христос Воскресе"! Служба кончилась очень скоро и когда кончились наши поздравления, я мысленно облетела всех родных моих и христосовалась с ними. Опять тем же порядком, только без провожатых, но получив поклоны и поздравления от камер-фурьера мы отправились домой. Мы проехали к Желтухиным, чтоб разговеться у них; некоторые из своих прямо из Зимнего дворца приехали к ним с поздравлениями. Мы возвратились домой в 5-м часу и я усталая, сонная бросилась в постель с мыслями о далеких. Целый день мы провели потом у Желтухиных, на другой день сделали несколько визитов и обедали у Вешняковых. Вторник отдыхали. Следующие три дня опять провели вне дома. 1 апреля у нас перебывали почти все родные, как будто зная, что у нас именинница. Мне было очень грустно в этот день, я ежеминутно была в Хотне и очень обрадовалась, когда Мария Александровна дала нам слово приехать вечером. Мейзеры тоже хотели быть у нас, но Анна Федоровна занемогла. Nicolas был дежурным и мы почти целый вечер очень приятно провели втроем, был Журковский, но ненадолго. В воскресенье мы получили билеты на хоры в Зимний дворец во время выхода. В сенях мы встретились с Государем и Государыней и удостоились получить их поклоны.
На хорах было множество дам, -- мужчинам не позволяется быть. Вид в залу оттуда был бесподобный; пестрота костюмов военных, статских, купеческих представляла славный маскарад. Но вот показались камер-лакеи, камер-фурьеры, церемониймейстеры, камер-юнкеры, камергеры и прочие. После множества таких лиц Государь с Государыней. Она была одета богато, прекрасно. Он был прекрасен в казацком платье; за ними шли два пажа, потом в конце все три великие княжны, за ними все дамы придворные, возле которых немного впереди шла преважно предурная собою Грузинская царица. Потом опять толпа мужчин. Два раза мимо нас было это шествие: к обедне и из церкви. Желая насмотреться на царскую фамилию, мы имели терпение простоять три часа.
После обеда ездили к качелям; катающихся было множество, несмотря на сильную вьюгу, здесь жадны к удовольствиям, хотя имеют их беспрестанно. Приехавши домой, мы нашли у себя Nico с Леонтьевым которые упросили дать им скорее чаю и отправились в театр. Проводивши их, мы поехали к Желтухиным, нашли Марию Александровну в постели больною и всех встревоженных. Праздник для нас еще не был кончен, потому, что на другой день надобно было ехать на обед к Всеволжским, на который мы давно были приглашены. Но я просила Татьяну Петровну прислать за мною, чтобы вместо нее пробыть весь день возле Марии Александровны; перед обедом я приехала к ним; Марии Александровне было лучше и я с большим удовольствием провела с нею день. Да, -- я и забыла, что в пятницу мы были в французском спектакле; немудрено забыть! Пьесы были пустые, ни одного хорошего актера не было, мог ли он остаться в памяти? А многие уверяют, что французский спектакль никогда не бывает дурен.
6 апреля. Напившись чаю, я села писать и не вставала с места до 2-го часу и только что успела одеться, как приехала Елизавета Ивановна с сыном-женихом и пробыла у нас очень долго, а бедный жених, не видевший еще в этот день своей невесты, едва скрывал свое нетерпение. Через несколько времени приехал Nico вместе с Хорьковым, будучи уверены, что мы уже отобедали, потому что было в исходе 6-го часа, но Андрей Петрович был очень занят и ему было еще не до обеда!
Однако Хорьков не был гостем-татарином, мы были ему очень рады и покамест мы обедали, он распоряжался с Nico трубками, книгами, чем хотел. Остаток вечера мы провели втроем; Андрей Петрович почти не бывает с нами, мы даже мало видим его так он занят.
Свободное копирование
