8 марта. Удовольствия можно считать минутами, а не часами -- так они скоротечны. Незабвенный Марлинский сказал: удовольствия исчезнут как ракета, а дым воспоминаний ляжет на сердце. Такой дым стелется теперь по моему сердцу, а дни удовольствий канули в вечность! Но скоро явятся их наследники -- откроется театр и новые ракеты взлетят над сердцем! Надобно дать верный отчет всему, что я слышала и видела в продолжение недели, в которую не успевала взяться за перо. Первое было: концерт театральной дирекции и живые картины; Реммерс играл на скрипке, Матис пела; я их обоих слушала без наслаждения. Живые картины некоторые были хороши. Через день после того был концерт Тальберга, в котором участвовал прежний наш знакомец Гюломи; он усовершенствовался, в игре его много нежности и чувств, она доходит до души! Тальберг изумлял нас своим искусством, с какой легкостью исполнял он труднейшие пассажи, руки его бегали по клавишам, а глаза по ложам, он играл как будто шутя, так беспечно! Но Серве, чудный Серве, которого я слышала на другой день, восхитителен! В звуках его виолончели слышится говор каких-то чудных, неведомых нам существ, говор то нежный, то буйный! Эти звуки навевают приятные думы и кажется при них не может родиться ни одной злой мысли. О, я готова слушать Серве беспрерывно! Если б можно умереть при таких звуках, душа незаметно перешла бы в другой мир! На следующий день был патриотический концерт. Вьельгорский вздумал играть на виолончели, мог ли кто слышать его после Серве! Бартенева пела прекрасно, но по окончании концерта я о ней забыла, потому что слышала графиню Росси. Мне кажется, что у нее вместо горла какой-нибудь инструмент! Слушая ее закрывши глаза, будешь в недоумении, человеческим ли голосом или не волшебным ли каким инструментом делаются все эти чудные переходы, трели! Удастся ли мне еще в жизни когда-нибудь слышать подобное пение, о каком я не имела и понятия? -- Вчера мы были в концерте для Инвалидов; бесподобная картина! Вся сцена возвышающаяся в глубину, была покрыта певчими и музыкантами военными в парадной форме; особенно хороша была картина, когда заиграли "Боже, царя храни" и все встали в ложах; наряды дам пестрели и придавали какое-то величие театру. Это был бесподобный концерт национальностей; я жалела только, что тут были примешаны увертюра "Жидовки" и вариации Герца; лучше бы взяли увертюру "Жизнь за царя", чтобы иностранного ничего не было в этом концерте, а одно только русское. Началось гимном "Боже, царя храни", после увертюры пели солдатскую песню "На Васильевском Славном острове". Она напомнила мне покойника Тальсамасского музыканта, который певал ее с таким чувством. Окончился концерт "Зарею" и вечернею молитвою, и я распрощалась с концертами на несколько лет, а может и навсегда!
Свободное копирование
