17 января. Вчера сговорились ехать в Павловский вокзал на последний концерт Германа; полагая, что на паровозах будет много народу, решили ехать просто в возках; мне было очень жаль, мне так хотелось проехаться по железной дороге, должно быть превесело! Впрочем, зимою, говорят паровоз идет гораздо тише, чем летом. В 3-м часу сегодня приехали к нам Мейзеровы и через два часа мы были в Павловске. При въезде в сад нас остановили, объявив, что В. К. Михаил Павлович не позволяет ездить по саду четвернею и должно было отпрячь по паре лошадей. Нас провели по множеству освещенных комнат и, пройдя длинный коридор, -- в маленькую довольно жаркую комнату, которую отвели для нас особо. Повертевшись перед зеркалом, мы пошли обедать в общую залу. Сначала тут была только одна толстая (в шубе и меховой шапке) фигура, которая неподвижно сидела перед буфетом, потом стали являться новые лица и составилось несколько групп, большею частью из очень оригинальных лиц. Меня это очень занимало! Это была такая картина, что можно было срисовать. Мы не могли видеть без смеху одну болотного цвета бархатную шапку, которая была надета на презабавную фигуру. Через несколько времени, нам объявили, что паровоз пришел, и мы пошли в галерею, чтоб посмотреть его, но тут было такое множество народу, что мы не могли пробраться вперед и возвратились в залу, где сейчас же начали концерт. Он состоял большей частью из вальсов Штрауса и Ланнера, и вальсы последнего мне более понравились. Концерт окончился большим поппури Ланнера; в нем изображалось сражение. Мы слышали пушечную пальбу, набат, стоны раненных и прочее... Когда ударили набат, окна галереи, которая окружает вокзал, осветились красным огнем, как заревом; пожар утих, стоны раненных прекратились, -- и с рассветом музыка заиграла "Боже Царя храни!" Белый огонь в окнах был рассветом. Герман был вызван, и он раскланивался a la Taglioni, и делал публике ручкой! -- Раздался сигнал, что паровоз готов отправляться. Все приехавшие в нем, бросились к двери; мы -- вслед за ними, и теперь удачнее: мы успели хорошо рассмотреть паровоз; он очень кстати носит название Слона; настоящий слон! Такая громада! Я думаю, забавно видеть, как он мчится. Был подан последний, третий сигнал, и паровоз так взвизгнул, что не ожидая этого, взвизгнула и я, бросилась в другую сторону -- и очутилась в объятиях Петра Ивановича. Закусив немного, мы отправились в обратный путь. Ночь была бесподобная, у нас было спущено одно стекло и мы могли видеть только одну сторону Царского Села. Летом эта дорога должна быть очень весела: беспрестанные деревни, дачи делают ее разнообразною; они мелькали перед нами, как в голове моей мелькали разные думы, и мне дорога эта показалась очень короткою.
Свободное копирование
