Поселили меня в пустой больнице для белых сонно-больных – в общем, дачное место. Поселили ещё учителя Мартиникена, тоже временно, пока ему не дадут постоянную квартиру в Браззавиле, где он будет учительствовать. Он негр; по первому разу это для меня было курьёзно. Тем более что на фотографии, которую он мне показал, мать и отец – мулаты, и все их дети – мулаты, то есть со светлым цветом тела. Он только из девяти человек детей родился с цветом тела чёрным, как вакса, с чуть волнистыми чёрными волосами и правильными чертами европейского лица. Это побудило его ехать в Африку, потому что все его братья и сёстры сильно оскорбляли его, обзывая «n;gre sale», то есть «грязный негр».
Из трёх только что построенных двухкомнатных домиков мы занимали каждый по одному домику, внутри были кровать с матрацем, стол и стул. В тот же день (а было воскресенье) получили пригласительные карточки на визит в 9 часов утра к губернатору. Мартиникен приехал в один день со мной, но после обеда. Хотелось одеться по колониальному - во всё белое, да это был и закон, но вещи все были в таможне и ничего не сделаешь. Крепко я об этом беспокоился.
Набежало бои (Бой (от англ. boy) – мальчик, молодой слуга мужского пола.) наниматься – сколько хочешь выбирай: все рассказывают и хвалят себя на десятки французских слов, помогая как своим негритянским национальным языком, так и жестами, что они умеют делать хорошо. Поскольку дорогой много говорилось, что они воры, то я опасался, но всё же взял одного и в его честность и порядочность поверил. Это солдат негр – сторож домиков, где я жил.
Не могу не описать ночь с воскресенья на понедельник, которую провёл, так сказать, приятным и в то же время неприятным образом. Высадившись из автомобиля вечером (так как днём был приглашён на обед и ужин к старшему адъютанту Военно-санитарного управления), я не нашёл обещанного одеяла, простыни и мустикёра. После узнал, что за разговорами с приятным новым пополнением - частными белыми – и нескончаемой едой слуга (аджюдан) забыл постлать постельное бельё. Та же беда и у учителя Мартиникена.
Лежу и слушаю, как солдат негр-сторож перебирает пальцами свой незатейливый из четырёх железных пластинок инструмент, под мелодию которого его жена негра что-то дикое поёт. Где-то издалека доносится бум-бум их гонга тамтама, разного сорта стрекотание кузнечиков и пение сверчков и издали долетает неприятный свиной «чм-чм-чму». Прибавьте к этому комариный писк, хотя и редкий (так как возле домиков вокруг на 25 метров всё вычищено); а тут мушки какие-то зудят. Вот, думаю, кусающий комар занесёт мне если не тропическую лихорадку, так жёлтую смертельную болезнь, эпидемия которой только что окончилась. Или муха цеце, кусая, занесёт тебе сонную болезнь. Комаров и мух в Браззавиле немало, несмотря на строгую гигиену: в заводях омывающей Браззавиль реке Конго они разводятся в изобилии.
Так вот, лежу и терплю эту первую тропическую ночь без мустикера. Снял было штаны – так нет, из предосторожности снова надел. Лежу в штанах, пиджак под головою, вещи в таможне, а ведь завтра визит к губернатору.
Утром побежал, купил белый порошок и зубную щётку, чтобы побелить мою колониальную каску. Побелил. Сушится она медленно, а тут на визит надо отправляться. Ничего не сделаешь – пошёл. Прихожу, встречает сержант-негр. А в то время какой бы он учёный по-военному ни был, если ему не дали французского подданства, то дальше сержанта ему не подняться, так как чин адъютанта, то есть подпрапорщика, в колонии предназначался только для белых. И как во всех приёмных залах, та же самая процедура. Но меня огорчило, что я должен был повесить эту каску в её неподходящем виде на вешалку. О белизне её я столько мучился и беспокоился, и вот тебе на! – никто на неё не обратил внимания, а также и на мой полуколониальный костюм: брюки цвета хаки, конечно, измятые, и тёмный пиджак. После, присмотревшись, я видел пять-шесть точно таких же касок с синим оттенком, то есть невысохших, как и моя. И над нами («Bleu» – «синими» из-за оттенка невысохших касок), то есть новичками, потихоньку уже смеялись местные и бывшие на этом визите колонисты.
Губернатор принял ласково, видимо и наглядно весело посмеялся над нашим беспокойством быть хорошо одетыми для визита к нему, за что я перед ним извинился и на что он сказал: «Теперь всё больше и больше приезжает европейцев в Африку, и время законы таможне накладывать».
Передал я ему моё рекомендательное письмо от мсьё Sejourni. Прочитал, сделался ещё более любезным, вспоминал про всю семью Sejourni и пригласил меня на все, повторяю, на все завтраки, полдники и ужины, как и было вплоть до самого моего отъезда в дикую глубь Африки. Вечером машиной отвозил меня к себе шофёр-негр.
Санитарное управление отправило меня на стажировку и конкурсные экзамены на фельдшера. Прошёл я это: каждую неделю мне ставили баллы при проверке моей работы и знаний в лаборатории Института Пастера (Institute de Pasteur) плюс теоретических знаний по экзотическим болезням, и в особенности – сонной болезни и так далее.
Преподавали два врача Института Пастера - директор и его помощник. Третьим был я; ещё один сержант-француз и один студент-коммерсант венгерец. Последний после окончания стажировки, попав в дикую обстановку негритянских племён и растительности, не вынес одиночества белого между дикарями-неграми и рехнулся, то есть с ума сошёл; пробыл он там приблизительно с год.
В Браззавиле провёл время, как говорится, совмещая полезное с приятным: учился, вкусно и сытно кормился у губернатора. Утром завтракал, как и по воскресеньям, весь день столовавшись с медицинским персоналом белых служащих. Бельё стирал и гладил мой нанятый бой.
Свободное копирование
