Спустя пять-шесть месяцев я снова был в Париже. Записался на курсы в Медицинский институт Сорбонны на улице Кюжас. Денег сэкономил мало: проезд, покупка книг, первые деловые разъезды, квартира, пища и трёхмесячная уплата за курсы очистили мой и без того скромный портмоне. Наконец устроился в студенческое общежитие св. Михаила (Bed St.-Michel), но вот горе: всем первокурсникам нужно было уйти – то есть оставили только третьекурсников и четверокурсников, чтобы им закончить институт.
Наняли втроём комнату. Через месяц я первый ушёл, так как нечем было платить. Нанял маленькую комнатушку за 30 сантимов в день в 1925 году. Работал, то есть раскладывал-сортировал письма на почте. Начинал работу в 10 вечера, кончал в 4 утра, а в 9 часов утра уже был на курсах.
В комнате холодно, прикроешься одеялом и, сидя на кровати, зубришь уроки. Голодал ужас как. Один раз по случаю праздника не получил за работу вовремя деньги и голодал, то есть ничего не ел, в течение 24 часов. Дал мне один француз-мясник половник супу, который остался от продажи, и туда бросил горсть шкварок. С голодухи набросился я на эту еду, а через 5 минут меня вырвало: то ли оттого, что с непривычки желудок сократился, то ли оттого, что, не разжевавши хорошо, проглотил всё так, как было.
Моё учение в тот год в чужой стране, без близких родных (брат в это время жил в Монтобане), без денег, было очень тяжёлым временем в моей судьбе, но я понимал, что недоучкой быть и жить мне в низкой социальной среде. А стремление к хорошей жизни, которую я видел и которой жил в России, меня подталкивало: учись-учись-учись! - что я и делал.
Эта французская школа тогда находилась при Сорбонне. Готовили там Ag. San. (Agent Sanitaire – медработников-фельдшеров) для Индокитая и Африки. Если ты военный или попадаешь на военную или административную службу, то выходишь оттуда фельдшером в чине старшего сержанта (Ag. San. sergent major).
Познакомился с месье и мадам Sejourni, а также с их дочерью мадам Thouveuot и её мужем. Сразу они все мне стали помогать устроить как можно лучше мою жизнь. То, что ныне покойные месье и мадам Sejourni для меня сделали, такое может сделать только родной отец и родная мать, вот почему я так их всех и обожаю, и люблю, и тебе завещаю и любить, и жаловать их. Верно, все они давно умерли. Но их дети, внуки и правнуки остались. Если в жизни придётся встретиться с ними, знай, что они от хорошего человеческого древа; живи с ними дружно и по-братски.
Получивши диплом французского фельдшера, начал работать частно, то есть ассистентом при операциях, в лабораториях и так далее, а через восемь месяцев мне предложили ехать медработником в Индокитай. А для этого нужно было принять французскую натурализацию. Я отказался. Тогда мне предложили ехать во Французскую Экваториальную Африку (A.E.F.) медработником против сонной болезни, натурализацию принимать не нужно было, на что я и согласился.
Конечно, я ещё, возможно, и вернусь к моей жизни во Франции-Париже, но, в общем, там дни были полны учением и голодом, ужасным голодом. Ел я в день небольшую мортадель и кусок хлеба, запивал водой из крана, который находился во дворе. Да что там писать! Самое главное, что я добился своего, получил диплом, и передо мной дорога была открыта.
Так вот, пройдя медицинский осмотр, получил деньги 3.000 франков подъёмных на африканское обмундирование: колониальную каску, сетку от комаров, железные чемоданы, колониальные сапоги, а остальное у меня всё было. Перед отъездом в Бордо мой брат Александр плакал и говорил: «Брат Миша! Ну, куда ты едешь! На кой тебе Африка и их сонная болезнь? Брось! Оставь! Ведь и так у нас жизнь неплохая». А потом сам через год приехал в Африку. Так всегда в жизни бывает, для этого нужно иметь рядом людей смелых, решительных и неглупых, каким я и был.
Свободное копирование
