Записки рыболова-любителя - 739з

ххх

 Брат по своей природе романтик. Да и я тоже. Куда деться от старшего брата? «Кармен в океане» – явно романтический текст. Мне тоже хочется что-нибудь рассказать о женщинах в море, как бы в комментарий к авторскому тексту.

 Прибывая на новое судно, а я посетил, как уже говорил, около 60 судов и на некоторых жил по несколько месяцев, я должен был вписаться в судовую роль, сдать санитарный паспорт, а это очень важный документ, судовому врачу и с помощью старпома, который ведет все судовое хозяйство, поселиться в какой-либо каюте. На этот случай, а также для начальства высокого уровня на больших судах имеются свободные каюты. Потом я спрашивал у старпома, нужно ли доложить капитану о своем прибытии. Обычно старпом говорил, зайди, у него дверь всегда открыта. Открытая дверь у капитана означает, что каждый пробегающий мимо моряк, мог заглянуть в дверь, убедиться, что капитан на месте, играет в шахматы с замполитом, значит, на судне все в порядке, и можно бежать дальше. Я прошел в открытую дверь, капитан сидел на диване и читал прошлогоднюю газету.

 - А, учитель? Проходи, дорогой. Давай я тебе свои апартаменты покажу. Знаю я твоего брата, не раз с ним копоти давали. Дураки были по молодости, да я не жалею, есть что вспомнить. Смотри, вот моя кровать, семиспальная, при желании на ней десяток курсантов можно уложить. Ты уже в другие времена живешь, а мы, бывало, у кого-нибудь в увольнении заночуем, так и спим на полу вповалку. И счастливы были. Видишь на стене? Продублированы показания всех основных приборов. Ночью проснешься, откроешь один глаз и все видишь: курс, скорость, крены, дифференты, и спокойно его закрываешь. Это ванна, приходи, помоешься. Любишь ванну? Я тоже не люблю. Хватает душа. Вода всегда пресная. А захочешь морской воды – пожалуйста в рыбцех, хоть залейся. Стол для заседаний, диваны, холодильник. Выпьешь рюмочку? Мне самому нельзя. Недавно чуть откачали. Общая площадь – шестьдесят квадратных метров. Мне бы такую квартиру, горя бы не знал, а то ютимся вместе со старухой, двумя дочерьми, зятьями и внуками в двухкомнатной. Двадцать шесть квадратных метров. И деньги есть, и зятья в море ходят, а жить негде. Говоришь, университет закончил? Хорошее дело. Мои зятья – высшую мореходку, оба механики. Со временем из них хорошие моряки получатся. А это вот мой самый настоящий друг Моська. – С дивана высоко вверх взлетает маленькая мохнатая собачонка и попадает капитану прямо в руки. Начинает лизать его в лицо. Капитан ласкает ее. – Настоящая морячка, - говорит капитан, - ни разу не блевала. Но укачивается. Шторм за трое суток чувствует. Выхожу я на мостик, говорю штурманам: шторм будет. Моська что-то грустит. Они мне: Порфирий Пафнутьич, какой шторм? Давление растет, мы – в центре антициклона. А я им отвечаю: Моська давление лучше любого барометра чувствует, и в поверку ее сдавать не нужно. А на следующий день такой штормяга навалил, что и они в Моську поверили. – Животные очень чувствительны, - говорю я, - сейсмические приборы еще ничего не показывают, а кони уже чувствуют наступление землетрясения. - Капитан с удивлением и одобрением смотрит на меня: - Да? А я не знал. Вот что значит, закончить университет. – Ставит Моську на диван и с любовью смотрит на нее. Моська, вядя доброе расположение ко мне со стороны хозяина, взлетает и пытается приземлиться на мне. Но я, не готовый к такому развитию событий, отступаю, и Моська прыгает на ковер. Капитан поднимает ее с пола и ласкает.

 Но только один раз я видел собаку в каюте капитана, обычно собаки живут на палубах, поближе к матросам, которые и заботятся о них. Капитаны чаще ласкают не собак, а буфетчицу первого салона, где питается командный состав. В обязанности буфетчицы входит уборка его апартаментов и доставка еды, если капитан того пожелает. Брат пишет, что это бывает очень редко. И действительно, зачем прятаться, если в кают-компании гораздо интереснее. Ведутся интересные разговоры, а после ужина можно посмотреть кинофильм или сыграть в шахматы.

 На одном судне самым сильным игроком был капитан. Играли честно, никто ему не поддавался. Были сильные игроки, и каждая их победа воспринималась кают-компанией как победа Давида над Голиафом. Но Голиаф неистовствал. Не успел я появиться на судне, как игроки воспряли духом, прибыл математик, он-то и надерет капитана. После ужина все остались в кают-компании, и капитан при полном молчании хриплым голосом вызвал меня на партию в шахматы. Народ все прибывал, люди стояли в коридоре, передавая друг другу последние новости, а по всему судну пошел слух, что капитану как шахматисту пришел конец, после игры с математиком ему уже не оправиться. Я не знал, как вести себя. Дело в том, что в шахматы я играть почти не умею. Но любые отговорки привели бы к тому, что все восприняли это как набивание себе цены.

 Я прошел к столику, на котором уже расставили фигуры, и сел напротив капитана. Вид его был страшен. Он засверлил меня своим безумным взглядом, и я увидел, как по его мощной шее потекли капельки пота. Я сделал несколько ходов, самых обычных, он напрягся и затих, усматривая в них какую-то хитрость. Потом осторожно несколько раз передвинул свои фигуры и поставил мне мат. Люди ахнули. Последние их надежды рухнули. Капитан сыграл со мной еще несколько партий и все выиграл. Поднял на меня удивленные глаза и спросил, что же ты мне мозги пудришь.

Я ему объяснил, что я в шахматы не играю, а кто пустил слух обо мне как игроке, не знаю. И вообще, я не математик, а физик по образованию. Надо сказать, что он на меня не обиделся, а, может быть, был даже благодарен, что я не лишил его звания лучшего судового шахматиста, которое он ценил выше, чем звание капитана. К должности капитана он относился совершенно спокойно, как будто родился капитаном, а вот за звание хорошего игрока готов был биться до последнего вздоха. Не знаю, почему, но мне такие люди нравятся. Тогда я очень пожалел, что не научился играть в шахматы, а такая возможность у меня была. В одной комнате университетского общежития со мной жил парень из нашей группы, который всерьез занимался шахматами, читал литературу, участвовал в соревнованиях. Со мной он играл таким образом: оставлял себе короля, без него нельзя, половину пешек и какую-нибудь фигуру. Потом брал газету, ложился на кровать, читал газету и играл со мной вслепую, не глядя на доску. Только называл ходы. И всегда выигрывал. Я знал, что никогда не достигну такого уровня, поэтому и не стремился. Сейчас я понимаю, что был не прав: настоящий боец не должен бояться поражений. Если бы мой друг Василий был в это время на судне, хоть на час, чтобы не отрываться надолго от своих важных дел, он обязательно надрал бы капитана, и мне не пришлось бы извиняться за то, что я не математик. Он победил бы капитана как физик. Пусть все знают, что физики могут не только делать атомные бомбы, но и играть в шахматы.

 На одном большом морозильном рыболовном траулере я не увидел такой активности в кают-компании. Моряки, приняв пищу, быстро уходили из салона, никто ни с кем не разговаривал и на меня никто не обращал внимания, мало ли людей болтается по морям. Я обратился к технологу, тот уклонился от разговора и предложил мне поговорить с третьим штурманом. Но третьего я никак не мог застать. Его место всегда пустовало. Обычно буфетчицами первого салона бывают не молодые уже, но красивые и добрые женщины, которые относятся к членам экипажа как к своим детям, которых надо накормить. Принимают благодарности от людей, скромно поддерживают общий разговор, это не возбраняется, и вообще создают весьма благоприятную обстановку. Некоторые из них являются настоящими хозяйками салона, и в их присутствии морякам хочется выглядеть как можно лучше. На обед идут в аккуратной одежде, чистенькими, некоторые надевают даже свою форму с регалиями, кланяются капитану и просят у него разрешения. Капитан кивает в знак согласия. Гости, а пассажиры являются гостями салона, разрешения не просят, но я всегда кланялся капитану. Это морская традиция, и она служит, как отдание чести в армии, признанию и поддержанию авторитета капитана. Живет она с капитаном или не живет, никого это не волнует. Если живет, счастья им обоим! Никто не против, это их личное дело. Считается крайним проявлением подлости, если кто-то вздумает сообщить жене капитана, что у него в море кто-то был.

 В этом же салоне капитана я так и не увидел, он сидел за плотно закрытой дверью, и я не мог зайти к нему, чтобы рассказать о своих делах, да просто поговорить, знаком ли он, к примеру, с моим братом. Замполит всячески уклонялся от общения, хотя именно он должен был обеспечивать мою работу. Буфетчица злобствовала за столом, гремела посудой, проливала остатки борща на белоснежную скатерть и волком смотрела на заскочивших на несколько минут, чтобы проглотить пищу, членов экипажа. Я спросил у нее, где я должен сидеть, хотя знал, что мое место возле замполита. Она должна была подтвердить. – Садись, где хочешь, - буркнула она и продолжила греметь посудой. Я понял, что она ничего не знает о флотском порядке, и никто ее не научил. При моем втором появлении она стала выговаривать мне, что я слишком рано пришел, люди еще не поели, а он уже приперся. При третьем стала возмущаться, что я пришел поздно, люди уже поели, а он как фон Барон ждет особого приглашения. Я понял, что надо искать третьего штурмана. Дождался окончания его вахты и зашел к нему в каюту. После нескольких общих фраз знакомства я сказал ему, что что-то неладное творится в Датском королевстве, и рассказал о своем общении с буфетчицей. – Сука! – зло сказал штурман, - она меня достала. - Он как бы всю жизнь ждал, когда я приду к нему, чтобы выслушать его. Рассказ его свелся к следующему. Буфетчица вступила в половую связь с капитаном и взяла его власть в свои руки. На судне полный бардак. Разброд и шатания. Четвертый штурман не успевает перехватывать почту, а все пишут письма в партком. Четвертый относит их замполиту, и тот уже пишет рапорт об увольнении. Всем крышка. Плана нет, а значит, не будет и зарплаты. Напрасный рейс.

 - Как же так? – спрашивал я. – А куда смотрит замполит, это же его прямые обязанности – поддержание на судне нормальной морально-политической обстановки. - Да буфетчица ему сказала, что если он пикнет, она сообщит в партком и его жене, что у него шашни с начпродом.

Ее даже крысы боятся, – говорил третий штурман. – Иду я как-то по коридору, смотрю, на пожарном ящике сидит такая симпатичная черненькая мохнатенькая крыса, как котенок, меня совершенно не боится, а тут буфетчица: развели зверье на судне. Не судно, а крысятник какой-то. Крысу как ветром сдуло.- Нет, якобы, никакого порядка. - А ведь у самой ни кожи, ни рожи, первый раз в жизни вижу такую отвратительную женщину. Как будто на судне нет симпатичных женщин. Под капитана любая ляжет, он же капитан, да и собой недурен. – Да кто же она такая? - не выдержал я, - может, учительница какая? – Ты что? У нее никакого образования. Подставлять капитану, ее единственное образование. Первый рейс в море, по блату. Когда формировали команду, капитан и замполит были в отпуске, замполит – очень ушлый человек, видит всех насквозь, он бы ее не пропустил. Кадровики нам свинью подложили, я думаю, что специально, чтобы навредить или проверить на прочность. – А старпом? – Старпому рыпаться нельзя. Он уже десять лет как должен быть капитаном. Всю работу на судне тянет вместо капитана, все производство. А ведь ему еще и вахты стоять надо. Страховать этого салагу – четвертого штурмана. Случись что, вешать будут не четвертого, что с него взять, а старпома. Порядочнейший человек. Но без характеристика капитана ему никак нельзя. Не назначат. А под него готовят новый супертраулер. Если он будет капитаном, мы все к нему перейдем. Плюнь на нее, переходи в салон для команды и сиди рядом со мной. В этом нет ничего постыдного. Надо быть мужественным.

 Я все же не перешел, не хотелось, чтобы это выглядело демонстрацией протеста, и продолжал ходить в салон командного состава. Как-то за обедом в пустующем салоне я увидел только одного старпома, он сидел за своим местом, и поклонился ему как будущему капитану. Он слегка кивнул. Взгляд его был до чрезвычайности грустным. Он наклонился над тарелкой с борщом и обессиленной рукой поднес ложку ко рту. Комсостав уже питался по каютам, люди ели самодельно засоленную рыбу, отваривали кальмаров в трехлитровых банках с помощью электрокипятильника, а за щами ходили непосредственно на камбуз. Я смотрел на старпома и пытался угадать ход его мыслей. Он думал о последнем разговоре с начальником отдела кадров.

 - Ты который год ходишь старшим помощником? - Десятый. – Да, засиделся ты у нас старпомом. А флоту нужна замена. Капитаны мрут как мухи, не успеваем хоронить. Ты, Бобров, у нас бесценный кадр, такими людьми надо гордиться. – Листает личное дело. – Благодарность, благодарность, правительственная награда, кубинский орден, оказание помощи терпящим бедствие в море, хорошо. Чье было судно? Японское? – Читает вслух. – В восьмибальный шторм при порывах ветра до тридцати метров в секунду, при свете прожекторов первым поднялся на терпящее бедствие судно, закрепил спасательные концы, эвакуировал пострадавших моряков на свой борт и последним покинул японское судно, после чего оно затонуло. Хорошо. Премию тогда получили? Замечательно. Да ты герой, Бобров. О таких людях в газетах писать надо. Кто писал? Японцы? Наши тоже писали. Плохо, значит, писали, если ты до сих пор старпомом ходишь. Тебе давно надо быть капитаном, а ты не мычишь и не телишься. Высшая мореходка с отличием. Член партии. Родители с высшим образованием. Хорошее воспитание в семье и в школе. На счет родителей, у тебя родственники кто по национальности? Русские, украинцы, белорусы и татары. А похуже татар никого нет? Очень хорошо. За границей тоже никого. Двое сыновей мечтают стать моряками, жена – хирург областной больницы, крепкая здоровая семья. Вот что, Бобров, мы ожидаем пополнение флота. Заканчивается строительство супертраулера. Автоматика и телемеханика, кибернетика и прочее. Работать не надо, только сиди и присматривай за механизмами. Все делается само. Но нужны очень квалифицированные кадры. Справишься? – Почему бы нет? Я же не один буду на судне. – Правильно говоришь. Кадры решают все. Подберешь хорошую команду и трудись. Я за тебя первый буду голосовать. По окончании рейса возьми характеристику у капитана и ко мне, считай, что вопрос практически решен. Ты будешь первым в списке на новую должность.

 И вот теперь, когда он, как никогда близок к тому, чтобы осуществить свою заветную мечту, какая-то стерва ставит под удар все, что было сделано им.

 - Что же делать? – спрашивал я у третьего штурмана. – За борт, ее, скотину! – говорил штурман, - Увидеть бы ее у борта, у меня рука бы не дрогнула толкнуть ее. И никто бы не закричал, что человек за бортом. И судно, ускоряя свой ход, шло бы только вперед. Вперед и вперед. Полный вперед!

 Так что, когда брат пишет о том, что чем больше женщин на судне, тем лучше, я с ним полностью согласен. Всегда хорошо, когда у людей есть выбор.

ххх

 Брат очень уважает людей героических профессий, видимо чувствует родство к ним. И всегда найдет, что им сказать. У космонавта он спросит, на какой высоте они обычно летают. Восхитится высотой в 150 километров и скажет, что моряки редко ходят над глубинами в 4 километра. А рыбаки вообще предпочитают ловить рыбу на мелководье, метров до 200, мели у них называются «банками», например, банка Джорджес. Если летчик будет рассказывать о том, как он первый раз в жизни преодолевал звуковой барьер, и какие у него при этом были ощущения, то брат скромно заметит, что моряки более 14 узлов, то есть миль в час, не делают, а в свое время, не подумав, как следует, продали быстроходные китобойные катера каким-то дикарям из Западной Сахары, а те, вместо благодарности, установили на них пулеметы и занялись пиратством. Пострадали капитан и матрос одного нашего большого траулера. Негодяи приставили их к трубе и расстреляли. А потом пристали к берегу, прыгнули на верблюдов и ускакали в пустыню. Матрос погиб на месте, за что его семье потом дали квартиру, а капитана десять суток доставляли на попутном судне в госпиталь на Канарских островах. Обезболивающих средств на судно не было, так как судовой врач оказался наркоманом и все их потребил в начале рейса, можно представить, какие муки терпел капитан. Как-то сам брат доставлял члена своего экипажа в госпиталь, опасаясь гибели больного, но болезнь оказалась не смертельной, моряк не умер, был большой скандал по поводу потерь промыслового времени, и брату пришлось из своего кармана оплачивать расходы.

 Но еще больше брат любит людей творческих профессий: писателей, поэтов и художников, видимо, ввиду их редкости и редкости их талантов. Как-то он попросил меня помочь в переезде одного зрелого поэта с молодой женой и младенцем на новую квартиру. При этом шепнул мне: поэты – редкие люди, им надо помогать. Без них наша жизнь будет гораздо хуже.

 В Минске я познакомил брата со своим приятелем художником Вячеславом Станиславовичем Августиновичем. Брат проникся к нему таким уважением, что попросил меня обратиться именно к нему за иллюстрациями к этой книге. Слава – живописец, работает со светом и цветом, но согласился, тоже из уважения к брату. Мне кажется, художнику удалось сохранить дух авторского текста. По крайней мере, мне эти рисунки очень нравятся.

 А если человек не поэт, и не космонавт, а вырастил, к примеру, большую свинью, то брат и ему найдет, что сказать. Он не будет подобно некоторым женщинам, неискренне, расхваливать свиные прелести: какие у нее копыта, уши, рыло, слой сала, а просто и задушевно скажет: хорошая свинья. И добавит что-нибудь о ее хозяине: не каждый сможет вырастить такую свинью. После таких слов глаза хозяина сияют от счастья. Многие люди, в том числе и я, в расчете на похвалу, показывают ему свои достижения.

ххх

 Году так в 1982 или 1983 брат просил меня помочь ему в подготовке рейса. Тогда он был капитаном довольно большого судна. Предстояло выехать на шашлыки с группой хозяйственников. В мои обязанности входило вести машину и жарить мясо на костре. Встреча происходила на лесной поляне, две машины подъехали почти одновременно с разных сторон. Мне пить не полагалось, оставалось только наблюдать за происходящим. Брату нужно было использовать довольно короткое время, когда люди уже выпили и слегка раздобрели, но еще не утратили способность решать производственные вопросы.

 Быстро разбились на группки, и брат, переходя от одной группы к другой со списком в руках, обсуждал свои проблемы со снабжением промысловым оборудованием, запчастями, топливом, продовольствием и еще чем-то, от чего я был весьма далек. Нужно было заручиться поддержкой должностных лиц и хоть немного обрести уверенность, что срывов не будет. Перед отходом в море брат получил сорок бутылок водки, представительских, чтобы угощать иностранных представителей и лоцманов. Водку держал дома, так как на судне сохранить ее можно, но трудно. У меня в багажнике было 20 бутылок. Ящик «смирновской водки», купленный в валютном магазине. Встреча была очень важна для брата, он и был инициатором ее проведения. По мере употребления алкоголя громкость голосов возрастала. Все, кроме брата, стали жаловаться на жизнь. За очередной порцией шашлыков ко мне подошел директор совхоза, который должен был напрямую, минуя овощные базы и склады, доставить на судно картошку. Директор пожаловался, что против него возбуждено уголовное дело по факту вредительства. Целую неделю две его грузовые машины с открытым верхом, тяжело груженные зеленью: луком, петрушкой и укропом, ездили по разным инстанциям, получая разрешение на продажу продукции на рынке. Разрешение получили, но зелень к этому времени сгнила. Ее вывезли на свалку, но какой-то бдительный гражданин видел, как уничтожается народное добро, и заявил в прокуратуру.

 - Надеюсь, что обойдется, - говорил директор. – Не первое дело, и не последнее. Жаль только человеческий труд.

 Казалось бы, какое дело капитану до картошки? Есть второй помощник капитана, ответственный за продовольствие, береговые снабженцы, кладовщики, экспедиторы, грузчики, водители, базы и склады, но все это, мягко говоря, работало не достаточно четко.

 На счет картошки могу рассказать еще немного. Я поселился в каюте у технолога и вышел в море. На третью ночь, под утро, в каюту вошел технолог весь в грязи, с головы до пят. Пахло от него отвратительно. – Ты что, в деревенский туалет провалился? – неудачно пошутил я. – Хуже того, - сказал технолог. – И, убедившись предварительно, что я член партии, а дело весьма секретное, рассказал, что все судовые партийцы вторую ночь подряд выгребают из трюма гнилую картошку и, принимая специальные меры, чтобы она не плавала на поверхности, сбрасывают в море. Штрафные санкции за нарушение экологических норм и правил и тогда были суровые. Принципиальный, но, видимо, честный и тупой инспектор не выпускал судно в море, пока оно не загрузится картошкой. А картофельная гниль очень опасна, от нее могут заразиться другие продукты. После картошки трюм надо было тщательно промыть и продезинфицировать. Не загрузи гнилье, задержат выход в море, а это тоже штрафные санкции. Технолог взял полотенце, пошел в душ и прямо в одежде встал под мощную струю воды.

 В Лас-Пальмасе купили настоящую сухую, чистую, ровную, вкусную картошку, которая у них считается деликатесом и стоит дорого, гораздо дешевле стоят сладкий лук для салатов, помидоры, огурцы, клубника, бананы, ананасы. Я впервые увидел копченые сосиски, очень вкусные, на судно они поставлялись в сорокакилограммовых жестяных банках. Одна банка – завтрак для всего экипажа. Иностранцы знают, что нашим судам закупать спиртное не разрешается, бухгалтерия не пропустит такой счет, за все заплатит капитан из своего кармана, и чтобы не создавать ему проблемы, а пить-то надо, шипшандеры, так их называют, поставляют спиртное в виде подарка, семь процентов от стоимости закупленного. Конечно, ничего бесплатного в мире не бывает, стоимость спиртных напитков неявно входит в стоимость закупленного. Делается все без шума и скандала, без криков и истерик, без матерных слов, с доброй искренней улыбкой. Мне всегда казалось, что они жалеют нас, видя, с каким усердием, с каким героизмом мы преодолеваем неимоверные трудности во всем, включая картошку.

 На обратном пути из леса мы заехали на кладбище и почтили память умерших товарищей.

 Сорок бутылок водки – капля в море, быстро закончились. Брат на свои деньги купил еще сорок, а потом еще двадцать – для угощения иностранных представителей и лоцманов. Меня до сих пор не оставляет чувство досады: ему не досталась ни одна порция шашлыка, а мясо было куплено на его кровные деньги. С какой, должно быть, ненавистью смотрела на него его жена, когда он приезжал на такси за очередными двумя-тремя бутылками водки. Он очень экономно расходовал запас и лишнего себе не позволял. Подготовка к рейсу продолжалась.

ххх

 Традиция угощения уходит далеко в прошлое. И многих она сгубила. Кто-то уклонялся от тяжелой работы в море и слонялся по городу в надежде, что его угостят. Постепенно скатывался по наклонной и уже не мог подняться. Другие, наугостившись или наугощав друзей, попадали в милицию, теряли визу, да и зарплату за весь рейс. Брат пишет об этом. Я сам нередко принимал угощение от моряков. На зимних каникулах 1964 года я зашел в среднюю мореходку и вызвал своего одноклассника. Он оформил увольнение, и вместе с другим курсантом мы пошли на Южный вокзал, около которого, не смотря на зимнее время, был раскинут круглый брезентовый павильон под названием «Шайба». Люди стояли за стойками и пили пиво и водку. Около них в валенках ходила пожилая женщина, вытирала со столов и забирала пустые бутылки. Когда мы вошли, стоявший у стенки мужчина, прилично одетый, крикнул нам: курсанты, ко мне. Мы подошли, и я сказал мужчине, что я не курсант. - Не важно,- сказал мужчина, может быть, и ты когда-нибудь станешь моряком. Он угостил нас. Мы распили с ним бутылку водки, моряк принес несколько бутылок пива и вылил их содержимое в фарфорового мальчика с кепкой, достав его предварительно из своего чемодана и приподняв кепку. Она играла роль крышки. Мальчик записал, и мужчина подставил ему свою кружку. Мы сделали то же самое. Ух, ты! – восхитился стоявший рядом пьяный человек. - Можно мне? - Можно, - сказал моряк. Он был доволен шуткой. Еще несколько человек подошли к нам и вылили пиво из своих бутылок в мальчика. Люди искренне радовались. Моряк гордо посмотрел на окружающих: - из Германии, - сказал он. Деньги между тем у него закончились, он с утра стоит в шайбе и никак не может уехать. Опоздав на один поезд, он брал билет на другой и опять опаздывал. Опоздал и в этот раз. У нас денег не было, и моряк, предварительно предложив статуэтку окружающим, пошел в парикмахерскую, чтобы продать ее работавшим там женщинам. Он просил за нее сто рублей, но таких денег ни у кого не было, и он продал мальчика за десять. На вырученные деньги приобрел еще один билет на поезд, на который мы его и посадили поздно вечером. Без нас он бы не уехал. Мы опаздывали из увольнения, меня решено было не бросать, а захватить с собой, чтобы я переночевал в мореходке. Идти через проходную было поздно, и мы полезли через трехметровый каменный забор, побеленный известью. В разных местах его довольно успешно преодолевали другие курсанты. Видя, что я не справляюсь с поставленной задачей, один из подбежавших подставил мне свою спину, я взгромоздился на нее, а другие курсанты втащили меня на забор и сбросили на территорию училища. Задержавшись на мгновение на заборе, я увидел уже десятки других курсантов в черных шинелях, подбегающих к забору. Подобно кенгуру они высоко подпрыгивали и без всякой задержки преодолевали заграждение. Я вспомнил кадры из фильма «Корабли штурмуют бастионы» о русских моряках, бравших одну крепость за другой, и славном русском адмирале Ушакове, который разгромил турецкие эскадры, вышел Средиземное море и сделал выговор адмиралу Нельсону, что тот плохо воюет против французов. Нельсон стоял перед Ушаковым с понурой головой, а чтобы смягчить гнев Ушакова, к нему подпорхнула леди Гамильтон и представилась: - Я леди Гамильтон, добрый ангел адмирала Нельсона, хотите, буду и вашим ангелом. – Не надо, - сказал Ушаков, - слишком большая честь.

 Как мне рассказывал мой одноклассник, ему часто приходилось принимать угощение от моряков, причем в таких случаях, когда отказать совершенно невозможно. Курсантов учат бегать по трапам, чтобы, как говорил Аркадий Райкин, в суровых случаях не мешать выносу пострадавших и тел. Мой приятель бежал в мореходку, опаздывал из увольнения, когда услышал грозный окрик: - Курсант, ко мне! – Команду произнес очень солидный старый мужчина. Одноклассник подошел к нему и услышал: - Я - адмирал Петр Иванович Куропаткин. За мной! – курсант повиновался и пошел вслед за адмиралом, который перевел его через Ленинский проспект, и в доме напротив усадил за стол на кухне своей квартиры. Налил рюмку, после чего произнес речь: - Я – старый адмирал, я отвечал за судьбу флота, я выигрывал сражения. И проигрывал тоже. Я шесть месяцев провел под арестом. Я сидел на гауптвахтах в Севастополе и Владивостоке, а в Ленинграде – дважды. Дважды меня приговаривали к расстрелу, но я всегда верил в могущество советского флота и никогда не предавал его. Я не спал месяцами и ждал, когда же я смогу успокоиться и обрести покой. И вот я – в полной отставке. Но покоя нет, курсант. Как тебя зовут? – Саша. – Фамилия? – курсант назвал фамилию. – Вот что, Александр, разреши выпить с тобой за славу нашего флота. Не могу пить один, водка поперек горла становится. Когда у тебя следующее увольнение? Приходи с друзьями, навести старого моряка.

 Курсанты ходили к адмиралу в гости, одалживали у него деньги, пытались отдавать, но он никогда не брал. Перед окончанием мореходки они решили сделать адмиралу подарок, выехали за город, в какой-то деревне украли гуся и привезли его адмиралу. Старый моряк, видя, что гусь только что придушен, поблагодарил курсантов и сказал, что принять подарок не может, так как гусь украден, и предложил подарить его какой-нибудь бедной женщине. Курсанты не стали искать такую, опять выехали за город, развели костер, поджарили гуся и съели сами.

 Как-то я зашел к брату и не застал его дома. Его жена рассказала, что брат, будучи в мореходке у своего приятеля, который там преподавал морскую практику, дожидаясь окончания занятий, увидел на стене в списках курсантов нашего однофамильца. Брат несколько раз заходил потом в мореходку, но курсанта так и не застал. То он был в увольнении, то на гауптвахте, а брату очень хотелось узнать, кто он такой. Может быть, родственник какой. Может быть, ему нужна помощь. Дома по этому поводу уже была припасена водка. Не хватало только курсанта.

 Жена брата объясняла пьянство моряков их низкой общей культурой. С этим можно согласиться, если речь идет о рядовых моряках. Пример шутки бичей. Матросы-добытчики сидят на промысловой палубе около траловой лебедки, возле натянутых стальных тросов, за которыми тянется трал, играют в домино. Около них матрос боцманской команды красит кисточкой борт судна. Идет за очередной банкой краски, кисточку оставляет на палубе. В это время один из добытчиков подбирает кисточку и бросает ее за борт. Вернувшийся матрос озирается по сторонам и не может понять, в чем дело. Добытчики хохочут. Шутки, подначки, иногда довольно обидные, постоянно в ходу у бичей. Интересно, что Юрий Гагарин в своей книге «Психология и космос» пишет об этом же, рассказывая о тяжелом периоде подготовки космонавтов. Подначки, которые, как я надеюсь, не доходившие до мордобоя, в отличие от шуток бичей, были отдушиной в их изнурительном труде подготовки к полету. - Понабирают из деревень, - говорил по этому поводу мой старинный приятель по Северодвинску, ответственный сдатчик после ремонта атомных подводных лодок. Сам он тоже из деревни и хорошо знает, о чем говорит.

 Но и среди высшего командного состава моряков встречаются люди весьма ограниченные, тупые и злобные, настоящее бедствие для команды. Самодур, упиваясь своей властью, может до отчаяния довести моряков. До бунта, в отличие от экипажа адмирала Колумба, который шел открывать Америку, не доходит, но письма в партком идут. И партийная власть сдерживала административное рвение самодуров. Брат никогда не отзывался плохо о партийных комитетах. Подобно Гегелю он считает, что все разумное действительно, и все действительное разумно. Но вернемся к вполне порядочным людям, которые вызывают симпатию и даже желание помочь им в устройстве их личной жизни.

 Жена брата, оказавшись в Питере, быстро вошла в высший свет, завела подругу из балерин Мариинского, тогда он назывался Кировским, театра и пожелала выдать ее замуж. В качестве жениха брат предложил одного из своих друзей, разведенного капитана дальнего плавания. Балерина заинтересовалась предложением. Знакомство происходило на большом званом ужине, уже не помню по какому поводу, но на нем присутствовало много гостей, в том числе и директор театра, который рассказал о последних гастролях в Лондоне, о грандиозном успехе театра, о приеме, который устроила в их честь королева и прочих весьма интересных событиях. Жених должен был выступить с ответной речью о своих походах. Его речь свелась к следующему. – Был я в Лондоне, большой город. Пошли мы в увольнение, я, два механика и рыбмастер. Выпили, как полагается. Виски, там, бренди, пиво, зашли в один бар, в другой, третий, смотрю моим орлам уже достаточно. Идем на норд, сплошные каменные джунгли, дома и толпы людей. Выхода нет. Идем на зюйд, то же самое. Помню, что порт должен быть на ост, времени около пяти часов пополудни, я смотрю на солнце, идем правильно, а порта все нет и нет. Ну, думаю, пропадем мы здесь ни за понюшку табака. Не выйти нам из города. И вдруг навстречу идут электромеханик с плотником, третьего где-то потеряли. Я думал, они нас выведут, а их самих спасать надо. Принимаю решение, брать такси. А такси у них очень дорогое. Останавливаю я машину и говорю водиле, вези нас в порт. А он сопротивляется, говорит, я больше четырех человек взять не могу, у меня отберут лицензию. Тогда я подношу к его носу свой здоровенный кулак и говорю на чистом русском языке, что я не могу бросить своих товарищей в трудную для них минуту, и если он, буржуйский прихвостень, не понимает таких простых вещей, то горько об этом пожалеет. Таксисту деваться некуда, погрузил я на заднее сиденье пятерых человек, один на одного, они чуть не задохнулись, и таксист быстро подбросил нас до порта. А свое судно мы всегда можем найти. - Если кто-либо из гостей рассказывал о своем посещении, например Рима, то и здесь капитану было что вспомнить. В римском аэропорту он водил членов своей команды в туалет, чтобы показать настоящую роскошь, не виданную им доселе нигде, и с которой не могут сравниться даже кремлевские царские палаты. Потом, набравшись как следует, капитан стал употреблять матерные слова, на что одна из балерин, пытаясь скрыть смущение, произнесла: какой оригинальный человек.

 Не смотря ни на что, капитан всем понравился, и балерина вышла за него замуж. Многие люди считают, что женщинам, кроме любви, нужны еще и деньги. Причем, чем их больше, тем лучше.

ххх

 На Цейлоне брат обучал туземцев ловить рыбу на средних рыболовных траулерах николаевской постройки. В контракте на поставку этих судов, а покупали их люди достаточно богатые и образованные, значился и период совместной работы наших моряков и цейлонцев. Привыкнув к неимоверным лишениям и невзгодам в Северной Атлантике, наши моряки наслаждались прекрасными местными видами и неторопливой жизнью. Иногда выходили в море, ловили рыбу и везли ее на рынок. Ждали, когда продадут, потом шли за новой небольшой порцией. Туземцы, будущие моряки, доброжелательные улыбчивые люди, не проявляли чудеса трудового героизма. К работе относились, не смотря на жаркий тропический климат, как сказали бы у нас, с прохладцей. Сидели на палубе, пели песни и исполняли культовые танцы по любому поводу: выход в море – пляска, забросили сети – пляска, а на выборе сетей – хоровое пение и индивидуальная пляска одного очень ленивого матроса, некоего массовика-затейника. Если бы его, с его плясками и песнями, запустить на наш СРТ где-нибудь в Северной Атлантике в районе Фарерских островов, капитан удавил бы его на второй день нахождения на промысле.

 Отвечая за подготовку цейлонских моряков, пытаясь сделать из них профессионалов, брат обратился к хозяину с предложением списать затейника на берег за профессиональную непригодность. На что хозяин, а наши моряки звали его капиталистом, ответил брату по-английски, что в переводе на русский язык третьей четверти ХХ века, будет означать следующее.

 - Капитан, я не сомневаюсь, что ты добросовестно выполняешь наш контракт и искренне желаешь сделать моих матросов себе подобными. Но не нужно этого делать. Ты посмотри, как мы живем. Вам тысяча лет, а нам – семь тысяч. Видишь тот храм на горе, он построен задолго до египетских пирамид. И мы его не разрушаем. Это делаете только вы. Вы только начинаете жить, а мы прошли уже все, истребительные войны, попытки построения светлого будущего, мы трудились много и напряженно, мы построили каналы длиной сотни километров, возвели тысячи храмов, выбили в скалах тысячи километров дорог, и пришли к пониманию того, что не нужно устремляться далеко в будущее, жить и радоваться жизни нужно сейчас. Не нужен героизм. Жизнь дается человеку всего лишь несколько раз, и каждый раз ее нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Чтобы не жег позор за мелкое и ничтожное, и чтобы, умирая, человек мог сказать: следующую жизнь я проживу с еще большим удовольствием. Ты посмотри, как они радуются жизни. Это у вас «трудовые будни – праздники для нас». У нас вообще нет трудовых будней. Каждый день – праздник. Лов рыбы для них – не работа, а развлечение. Они будут радоваться даже тогда, когда я не буду платить им ни копейки, но я никогда так не сделаю, потому что все они – мои родственники, они готовы работать за несколько рыбок в день, чтобы принести их своей семье. И они более счастливы, чем вы, устремленные в космос. А вы мучаете друг друга и желаете, чтобы все жили так, как живете вы. - Брат проникся пониманием идеологии туземцев и смирился с их манерой выполнения должностных обязанностей. Если кто-либо в присутствии брата начинает развивать идеи какого-либо превосходства одних людей над другими, брат говорит ему, что так делать не хорошо, а если человек настаивает, брат, будучи юристом, напоминает ему об уголовной ответственности, которая возникает в подобных случаях в любой стране, где существует право. И действительно, идеи очень опасные. В значительной степени беды человечества вызваны такими идеями.

ххх

 По задумке брата «Бичи из УЭЛа» должны быть записками не тяжелыми, не грустными, по возможности заполненными светлым, добрым юмором. Пятидесятые годы были не такими тяжелыми, как сороковые, но радость в них я усматриваю только в личности автора. Это годы его молодости.

 На то нам юность дана, светла как солнце она, - пелось в советской песне.

 Свойство человеческой памяти – хранить доброе, радостное и забывать горькое. Мне кажется, что брату удалось избавиться от горечи. Тем не менее, я не могу оставить без внимания его страдания, которые, по соображениям древних греков и более поздних толкователей этого термина, ведут к очищению души. Они называли это катарсисом. Я помню рассказы брата о морской болезни, от которой он страдал в течение нескольких лет и которую не смог преодолеть знаменитый английский адмирал Нельсон. Во время морских сражений Нельсон стоял на открытой палубе, чтобы видеть картину боя, и страдал не от летящих пуль и ядер, а от изнуряющей рвоты. Содержимое его желудка в это время плескалось в заботливо подставленной бадье. Брат не отметил в своих записках, но я помню по его устным рассказам, что во время приступов рвоты он сжимался в комок, забивался в угол и пел: - Это есть наш последний и решительный бой, и с Интернационалом воспрянет род людской …

 Брат провожал меня в мой первый рейс, инструктировал: в раковину не рыгай, придет боцман, который заведует канализацией, крику не оберешься. А полиэтиленовых пакетов тогда еще не было. Кулек из газеты – лучшее средство для сбора рвотных масс. Но рвота – это еще не все. Всего лишь один из синдромов. Возникает непроходимость кишечника, и человек отравляется застоявшимися кишечными массами. Возникают тяжелые психические расстройства, вплоть до галлюцинаций, у каждого свои, в зависимости от личной анатомии, физиологии и состояния нервной системы. Мне повезло, я постепенно входил в штормовые районы, потом выходил из них, а потом оказывался в тропиках, где океан выглядит как спокойное лесное озеро.

 В свой третий шестимесячный рейс мне пришлось идти вместе с молодым преподавателем, моим недавним студентом по университету. Я преподавал ему философию. Он был круглым отличником. И я ставил ему пятерки, так как он, обладая прекрасной памятью, воспроизводил формулировки наизусть. Я видел, что он не понимает того, о чем говорит, и в присутствии понимающих студентов извинялся перед ними, что формально я имею право ставить ему отличные оценки, так как он отвечает на все мои вопросы. Кроме того, меня завораживала его пятерка по органической химии, одно название которой во мне, как в физике по образованию, вызывало глубокую тоску своей недосягаемостью.

 На подходе к острову Медвежий в Баренцевом море, где неоднократно терпели бедствие наши атомные подводные лодки, моему коллеге стало совсем плохо. Некогда могучее его тело игрока в регби потеряло десять килограммов, он не мог не только есть, но и пить, лишь мочил губы. Судовой врач ежедневно делал ему клизмы, чтобы очистить проходы, но по очищенным проходам нечему было идти. Как перед смертью, тихим голосом, а речь ему тоже давалась с трудом, очищая душу, коллега каялся во многих грехах, как он лишил невинности девушку, которая на это не рассчитывала и всплакнула об утраченном, не видя в этом ничего хорошего, как, подчиняясь долгу и своему пониманию патриотизма, он писал доносы на своих товарищей-студентов и преподавателей, в том числе и на меня. Через несколько лет после этого я рассказал о страданиях коллеги его однокурснику, тоже моему бывшему студенту, который работал уже директором сельской школы. – Он не все Вам рассказал, - добавил директор школы. – Он не рассказал о своем доносе на студента, который работал с ним в строительном отряде в Польше и влюбился в польскую красавицу студентку. Официально пропагандируемая любовь и дружба между народами обернулась для любвеобильного и талантливого студента большой бедой, за связь с иностранкой он был отчислен из университета. Спасая коллегу, я перегрузил его на транспортное судно и проводил до Северной Шотландии, за что получил выговор от своего директора, надо было просто отправить его и забыть о нем. Его списали и перевели работать учителем в тюрьму.

 Тогда я перешел в район Анголы и работал на плавбазах водоизмещением до 40 000 тонн. Это очень большие суда. Целый поселок с улицами, в том числе с улицей 8 марта, на которой жили женщины. В какой-то момент на неделю я перешел на средний рыболовный траулер, который составил славу УЭЛа, и на тихой воде вдруг почувствовал, что укачиваюсь. В душе, который находится в носовой части судна, и где самая сильная качка, тут же находятся две шестиместные каюты для матросов, новички здесь проходят «обкатку танками», мне стало очень плохо. Я не домылся и поплелся в свою каюту в центральной части судна. Это самое спокойное во время качки место. В эти минуты я думал о брате, который в свой первый, самый трудный рейс оказался в самом неприятном месте на судне, и здесь вынужден был коротать бессонные ночи. Какой сон, когда тебя выворачивает наизнанку?

ххх

 Карьера брата как капитана дальнего плавания Флота Российской Академии наук складывалась уже после того, как он вышел на льготную пенсию. Его друзья в это время уже не бороздили просторы морей и океанов, а возделывали плодородную землю на своих дачных участках. В своих записках он рассказывает, как это происходило. Востребовался его опыт плавания в различных регионах Мирового океана и его личная порядочность, в которой не сомневались капитаны, приписанные к судну. Они были уверены, что брат не «подсидит» их и не займет навсегда их место. И так из рейса в рейс на протяжении многих лет. Он легко находит общий язык с начальниками экспедиций и иностранцами, которые все чаще работают на наших научных судах. Как-то я прочитал очерк брата о его друге капитане дальнего плавания Григории Боровикове. Брат пишет, что Григорий по своим талантам мог быть кем угодно, вплоть до академика. Интеллект, высочайшая работоспособность и аккуратность, включая отношения с людьми. У него не было ни одной аварийной ситуации за десятилетия его работы, ни разу он не подверг членов своего экипажа серьезной опасности. Эти слова можно отнести и к самому автору очерка и настоящих записок.

 Брата крестили Вениамином, и никто, даже наша мать, не знала, почему он оказался Винером. В возрасте за 60 лет брат как-то ехал в одном купе с татарами, которые были удивлены его татарским именем. Мы не замечаем, что такие имена как Рим и Римма, Винер и Винера (не путать с Венерой) татарского происхождения. Оказалось, что брат живет под чужим именем. Может быть, поэтому, из-за подозрительного имени его не принимали в партию. Никто не проявил инициативы и не дал ему рекомендации. Люди не хотели рисковать. Винер созвучен фамилии американского математика, основателя кибернетики, Нойберта Винера. С другой стороны, в некоторых культурах людям специально дают два имени, чтобы злые духи не могли разобраться в них и не причинить вреда. В поезде тогда брат вспомнил, что в Богородске в ЗАГСе долгие годы работала малограмотная татарка, она и присвоила брату татарское имя. А, может быть, она не была малограмотной, а просто хотела, чтобы мальчик, которого она регистрировала, стал татарином. Но никто об этом не знал, и брат остается русским. Дома мы зовем его Веней, что соответствует и Вениамину, и Винеру.

 В записках брат рассказывает о своей первой встрече с поэтом Игорем Строгановым. Под его влиянием в 19 лет брат опубликовал свой первый рассказ, ранний вариант «Сигнала бедствия». Я рад, что с юных лет брат оказался под влиянием талантливого человека. В это время, да и всегда, человеку нужен учитель. Дружба брата со Строгановым продолжалась до конца дней поэта. Я помню открытку, которая пришла на наш адрес, в которой Игорь просил собрать справки о его гонорарах на как можно более крупную сумму. Игорь оформлял пенсию. Бывая в Москве, брат навещал своего друга и учителя, я помню его рассказы об этом времени жизни поэта.

 Я перешел в пятый класс, который сформировали из учеников разных школ. Брат купил мне серенький костюмчик с узенькими брючками. Дети стали смеяться надо мной и называть «стилягой». Но я сказал им, что этот костюм мне подарил мой старший брат – капитан дальнего плавания, и ему, с его высоты, лучше видно, в чем я должен ходить. Глупые ученики замолкли.

Я рад тому, что у меня есть такой брат. Его существование делает мою жизнь интересней и содержательней.

ххх

 Брат любит природу. Он видел высокие горы, многоводные реки, тропические джунгли и жаркие пустыни, ледовые поля Арктики, на которых стоят белые медведи и с грустью смотрят на проходящие в разводьях суда, у меня есть такая фотография, и многокилометровые двухсотметровой высоты айсберги Антарктики, конечно, видел моря и океаны в разных состояниях и цветах, но милее всего ему наша средняя полоса. Оно и понятно – родные места. Он может часами собирать малину, и при этом, в отличие от меня, не устает, и малина ему не надоедает. Самую плохую малину он считает бесценным даром природы. Любит сходить в лес за грибами. Как-то он собрался в лес со своим другом. Мыслили они одинаково и каждый взял с собой по три бутылке водки, в расчете на себя, на своего товарища и на случай, если не хватит, чтобы не бегать по лесу в поисках водки, так как в лесу найти ее очень трудно, хоть и можно, что будет видно из следующего. На двоих у них получилось шесть бутылок водки и ни грамма воды. День был жаркий, но утолить возникающую при этом жажду водкой им не удавалось. Водка содержит 60% воды, но эта вода связана спиртом, который только усиливает жажду. Через несколько часов пребывания в лесу друзья пришли в отчаяние и собрались уже пить болотную воду, но у них не было порошка, который американские солдаты во Вьетнаме высыпали из пакетиков прямо в болото, а потом заглатывали воду, якобы порошок спасал от всяких инфекций, которых они, как настоящие моряки, должны опасаться. Если этого не делать, в тропиках долго не протянешь. И вот, когда они были близки к гибели от жажды, на просеке увидели такси, на котором другие моряки выехали в лес, прямо к дереву, под которым, якобы, росли грибы. Друзья бросились к таксисту: приятель, дай воды. Таксист сказал, что воды у него нет, но он может продать им две бутылки водки по сходной цене. – Тогда вези нас скорее отсюда! - Наша мать возмущалась тогда незадачливыми грибниками, как можно идти в лес без воды, взяли бы воду, может быть, что-нибудь и нашли. Но я был этому рад. Будь у них вода, они вообще не скоро бы выбрались из леса. Мы с матерью выходили их проводить. Еще никто, даже они сами, не знали, что у них шесть бутылок водки. Шел мой родной брат и герой его очерка. Как сделать так, чтобы шли два героя, два капитана дальнего плавания? Вот идут они, которые умеют вязать морские узлы, могут за несколько секунд собрать бочку из гнутых дощечек, они могут провести судно в узких скалистых норвежских фьордах, знают координаты звезд и государственное устройство. Они знают, как нужно усмирять бунт на судне, и как до этого не доводить команду. Они знают, как надо спасаться от цинги с помощью чеснока и знают, что некоторые люди не едят чеснок по религиозным соображениям: они верят, что в чесноке находятся злые духи. Капитаны знают, как отбиваться от акул, если человек оказался за бортом. Они знают художественную литературу и любят поэзию, могут поговорить с человеком в любом месте земного шара, так как понимают по-английски. Они любят свою Родину и честно служат ей. Они сотрудничают со спецслужбами и поставляют информацию стратегического характера, они почти такие же, как агент 007. От них зависят судьбы людей. Они переносят холод и зной, они не спят по несколько суток и работают на пределе человеческих возможностей. Они прошли тревожные тридцатые годы, грозные и голодные сороковые, холодные пятидесятые, они переносили штормующую Северную Атлантику, испепеляющий зной Анголы, удушливую тропическую влажность Цейлона и Индонезии. Это не люди, а титаны. Как писал поэт Светлов, гвозди бы делать из этих людей, не было б в мире прочнее гвоздей. Они отравлялись африканскими колючими кактусами, обдирая с них колючки и принимая за обыкновенный русский огурец, они отравлялись концентратом для содовой воды на Цейлоне, принимая его за местный алкогольный напиток, теперь они идут за грибами. Но я знал, что грибами они не отравятся и не будут пить болотную воду. Удача и здесь не отвернется от них. Кто бы мог подумать, что такси будет подано прямо в лес! Как поет Анна Герман в морской песне: а удача – награда за смелость. Да, иногда они делают ошибки, забывают взять с собой в лес пресную воду, но кто не делает ошибок? Надо написать о брате, он будет героем моего очерка, и все встанет на свое место. Я рад, что такая возможность представилась.