Записки рыболова-любителя - 739ж

ххх

 Почему брат пишет о бичах? Попытаюсь порассуждать на эту тему. В английском телесериале 80-х годов один герой спрашивает у другого, почему он пишет книгу об аравийских болотах. – Потому, что я был там, – отвечает герой-писатель. Таким образом, первая причина – это то, что брат «был там». И это уже достаточное основание, чтобы рассказать о бичах. И вторая причина – брат любит их. О них он заботился долгие годы, когда был капитаном УЭЛа, обеспечивал их безопасность в море и заработок, дружил с их семьями, способствовал профессиональному росту, помогал решать бытовые и семейные проблемы, навещал их в больницах и отправлял в последний путь, как ни прискорбно это было делать. И они должны были любить и уважать его. Без таких отношений в море нечего делать. Полное доверие друг к другу. Мне приходилось видеть и другие формы проявления этого чувства к объектам и субъектам своей профессиональной деятельности.

 На отходном собрании перед своим очередным рейсом перед нами выступал главный санитарный врач морского рыбного порта. Тема собрания – переход через Панамский канал, в котором очень жесткие санитарные требования, особенно в части крыс и тараканов.

Главный врач бегло рассказал о крысах, а потом перешел на тараканов. Далее его понесло. Он рассказал о жизни этих насекомых, каких порядков они придерживаются, как выстраивается их иерархия, как они засылают разведчиков, воспитывают подрастающее поколение, как обмениваются информацией, о случаях каннибализма и альтруизма. Сидящий рядом со мной капитан безнадежно вздохнул: - Этот доктор никогда у нас тараканов не выведет. – Почему? – спросил я. – Потому, что он любит их.

 Еще более сильную любовь к объекту своей деятельности показал мне один пожарник, который учился в моей школе двумя классами младше меня. Он настолько смело шел в огонь и демонстрировал такую отвагу, что его начальство, от греха подальше, уволило его, не смотря на то, что у него были грамоты и поощрения чуть ли не от министра. Дальнейшее развитие такой любви приводит к тому, что пожарник уже не может жить без огня и сам устраивает поджоги. В истории психиатрии известны такие случаи.

 Был ли бичом сам брат? Думаю, что в какой-то мере был. Как пишет академик Ауэрбах в книге «Шестьдесят лет после депортации» он чувствует себя русским, но в душе, в небольшой степени, и немцем. У брата, как и у настоящих бичей, были периоды безденежья, довольно продолжительные, но он никогда не падал духом. Одним из таких долгих периодов была его работа корреспондентом морской газеты. Он купил на зиму два мешка картошки и, довольный, говорил: - Теперь я с голоду не умру. – Я позавидовал его неиссякаемому оптимизму и горько пожалел, что ничем не могу ему помочь. Бывали и долги, которые надо было платить, но еще чаще он сам был кредитором.

 Как-то перед очередным продолжительным рейсом он подсчитал оставшиеся деньги, а оставалась только валюта, советские рубли он отдал жене, а валюту аккуратно сложил в конверт, заклеил и в присутствии жены закрепил своей подписью. – Это тебе на «черный» день, дорогая, - сказал он жене, - Используй валюту только в самом крайнем случае. А на проживание я оставляю тебе ежемесячный перевод из своей бухгалтерии. – С этими словами и ушел в море.

 Приехала теща погостить, благо зять в море, и никто не будет мешать общению матери и дочери. В общих разговорах о жизни жена и теща коснулись валюты. Жена брата рассказала, какие ужасы творятся вокруг валюты, этих никчемных бумажек, так называемых чеков «Внешторгбанка». Внешторгбанк закупал на мировых барахолках, в беспошлинных свободных зонах вроде Сингапура, Гибралтара или Канарских островов, в больших количествах товары народного потребления. Их так можно было бы назвать, если бы их потреблял народ, но народ эти товары не видел, а моряки могли купить в специализированных магазинах типа «Березка». У нас такой магазин назывался «Буревестник», но потом ввиду какого-то мистического и негативного значения этого слова магазин переименовали в «Альбатрос», что то же самое, так как это одна и та же птица. Ввиду абсолютного дефицита всего вокруг магазина процветал криминал, достаточно сказать, что когда взяли под стражу директора магазина, у нее на квартире нашли миллион советских рублей и на еще большие суммы ювелирных изделий. Но это – эпизод. Самым неприятным было то, что на продаже валюты, а это была часть заработка, на которую тоже надо было жить, совершенно безвинно страдали моряки, от милиции, которая преследовала их за незаконные валютные операции, и от мошенников. Приемов обмана было много, и этому можно посвятить отдельное исследование, но чаще всего мошенники подсовывали морякам, покупая у них валюту, вместо денег аккуратно обрезанную стопку бумаги, обложенную с двух сторон настоящими деньгами, так называемую «куклу». Этих мошенников называли «кукольниками» и «кукловодами». Можно только гадать, а кому-то это доподлинно известно, почему милиция не могла освободить город от этих проходимцев, но их было очень много. И многие моряки попадались на мошенничестве. Других, обладателей больших сумм, просто убивали. До сих пор многие вдовы оплакивают своих мужей-моряков, погибших не от морской стихии, а от удара молотком по голове или от удара ножом в сердце.

 Я с большим уважением отношусь к теще брата, вернее сказать, уже к ее памяти. В 1943 году к ней домой на хутор пришли какие-то вооруженные люди и забрали с собой ее мужа. Он не вернулся, и ничего о нем не известно. Неизвестно ничего и о людях, которые его увели, много тогда было разных. Об этом я уже говорил. Теща сама воспитала двоих дочерей и сына, высокого, стройного, физически очень сильного мужчину, которому к лицу была военная форма, хоть советская, хоть польская. С шурином брат до сих пор поддерживает самые добрые отношения.

 В 2002 году в Молодечно я разговаривал с восьмидесятилетним, не смотря на возраст, очень красивым и статным стариком. Он рассказал мне, что в 1937 году поступил в польское военное училище. Не смотря на невысокую общую грамотность, его приняли, в то время как претенденты с очень хорошими школьными оценками и блестящей подготовкой не выдержали конкурса в 100 человек на место. Уже в училище он понял, что отбор шел по внешним признакам. Польский офицер, представитель национальной элиты, должен был быть в первую очередь красивым, а уж потом умным. Я оценил его остроумие и сказал, что в русском языке есть подобные шутки об офицерском уме: как надену портупею, так тупею и тупею. И более тонкая шутка Х1Х века: иной раз и под фуражкой офицера скрывается незаурядный ум. Но дед и умом блистал. Он похвастался своим сыном, полковником российской армии, который служил в Калининграде. Говорил, что сын – тоже красавец. В 1939 году под Смоленском было расстреляно около двадцати тысяч таких красавцев – пленных польских офицеров. Многие из них сознательно предпочли сдаться русским братьям-славянам, а не немцам.

 Теща брата несла на себе все тяготы вдовы. Заготавливала дрова, косила траву, растила телят, откармливала свиней, не досыпала, и единственной ее отдушиной была вечерняя молитва перед распятием. Молитвы она читала на польском и латинском языках. Радовали ее также и успехи детей и внуков. В это время она жила у старшей дочери в Эстонии. Она находилась в здравом уме и крепкой памяти, и как мы увидим дальше, еще сохраняла женское любопытство, или, лучше сказать, любознательность.

 Я позволю себе еще некоторое отступление от темы бичей, касающееся женского любопытства. В детстве мне пришлось прочитать сказку Шарля Перро «Синяя борода», которую ввиду ее садистского содержания сейчас не издают. В середине 90 годов мне попалось вильнюсское издание сказок, выполненное редко сейчас применяемым методом глубокой печати, да еще с классическими рисунками, если не ошибаюсь, самого Дюрера. Но «Синей бороды» там не было.

Поэтому напомню содержание сказки. У одного мужчины по имени «Синяя борода» пропадали жены. Но он не долго бывал одиноким и снова женился, видимо был достаточно богатым, и дом у него был большой, с множеством комнат, в том числе и в подвале. Новой жене он говорил, вот тебе, дорогая, ключи от всех комнат, ходи, куда захочешь, но вот этот ключик я оставляю при себе, он от той комнаты в подвале, куда тебе ходить не разрешается. Все было бы хорошо, но очередная жена, одержимая любопытством, не выдерживала, похищала ключик и пробиралась в запретную комнату. Там она обнаруживала тела убитых «Синей бородой» предшествующих жен. А тут, спохватившись ключика, появлялся сам «Синяя борода». Чтобы скрыть следы преступлений, он вынужден был убивать очередную жену. О первом убийстве я не помню, но вроде как оно произошло случайно, а потом все пошло в соответствии с мотивацией. Если бы жены не страдали любопытством, не было бы серийного убийцы.

 Вернемся к теще брата. Прожив несколько дней, теща стала говорить, что ей очень хочется хоть раз в жизни посмотреть на валюту. Поколебавшись, женщины достали конверт и вскрыли его. К их ужасу обнаружилось, что в конверте лежат не чеки «Внешторгбанка», а аккуратно обрезанные стопки бумажек. Мошенник-кукловод пробрался в дом и произвел подмену. Жена брата – женщина духовно очень сильная, устояла, а вот тещу пришлось с большими усилиями приводить в чувства.

 Кукловодом оказался сам брат. В день отхода в море к брату обратился его знакомый с просьбой одолжить деньги - подвернулся гараж, нельзя упускать. В списке у брата было сто дел, которые надо было выполнить до отхода, и на объяснение с женой не было ни времени, ни сил, ни места в списке. Он заменил валюту бумагой, поставил подпись и ушел в море, рассчитывая, что до его возвращения никто в конверт не полезет.

 Эту историю я услышал много лет спустя после событий от невестки во время ее очередных жалоб на брата. Она только что сказала мне, что он может убить человека, она имела в виду себя, а потом сидеть около него, раскаиваться и лить слезы. Интересно, что подобные слова произнес первый президент Турецкой республики Ататюрк, которого я очень уважаю, о мятежном поэте Назыме Хикмете, который скрывался в Советском Союзе, терпя неимоверные лишения от властей, в том числе от специально приставленной к нему женщины – майору госбезопасности, которая заставляла его сожительствовать с ней. Хикмет несколько раз убегал от нее, но она каждый раз настигала его. Так вот, Ататюрк говорил, что Хикмета надо повесить, сесть под ним и зарыдать. Такое совпадение картин я отношу к поэтическим способностям жены брата.

 Она потребовала, чтобы я тут же и резко осудил некоторые поступки брата, на что я ей сказал, что я воспитывался в традиционной русской семье, где старшие дети вместе с родителями заботятся о младших, а те, в свою очередь, должны уважать старших и слушаться их, поэтому я не могу по своему статусу осудить брата. Это как бы выходит за рамки моей компетенции. А что касается его поступка с валютой, брат не мог поступить по-другому, когда-нибудь он и сам сможет обратиться к этому человеку за помощью. Так что он действовал не по своей воле, а в силу обстоятельств, подобно тому, как герои трагедий древнегреческих драматургов Еврипида и Софокла действуют не сами, а по воле богов греко-римского пантеона. На мои слова жена брата только сплюнула. Боюсь, что она, как и теща, до конца своих дней не смогла простить брату его поступок.

ххх

 Родным языком жены брата был польский. На белорусском она училась в школе, а перед поступлением в институт некоторое время училась в русской школе. Говорила она по-русски без всякого акцента, ярко и образно, как и положено хорошей учительнице. Но польский язык любила и не забывала. Мало того, активно поддерживала знания польского языка. Читала книги и журналы, слушала радио, а на ее столе постоянно лежала поэма «Пан Тадеуш» Адама Мицкевича, друга Пушкина, которого Пушкин любил как поэта и не терпел как великопольского националиста. Польский язык у нас считается иностранным, а люди, знающие иностранные языки, пользуются дополнительным уважением как очень образованные. Жена принимала активное участие в общественной жизни города, выступала на собраниях и конференциях, как депутат районного совета работала в комиссиях по образованию и культуре. Когда в город приезжала какая-либо делегация из Польши, наступал ее звездный час. Она с блеском выступала в роли ведущей принимаемой стороны или переводчицей. Среди женщин принято спрашивать, а кто ее муж. Когда любознательная получала ответ, то бывала обычно довольной. – Ну конечно, у такой женщины муж может быть только капитаном дальнего плавания. - Такое замужество дополнительно поднимало ее статус. А чтобы никто не сомневался, что муж у нее действительно есть, она появлялась с ним в разных общественных местах. Это была красивая пара, и мне нравилось наблюдать за ними со стороны. И подруги у нее были выдающимися женщинами, красивыми и влиятельными. Среди них бывали и родители ее учеников.

 Любовь к польскому языку она прививала и своему ребенку, который после нескольких летних каникул, проведенных у родственников в Польше, свободно говорил по-польски и все больше превращался в поляка. Дошло то того, что он, женившись на очень красивой, прямо-таки ангельской красоты русской девушке из Ленинграда, венчался с ней в католическом костеле в Варшаве. Брат спокойно относился к такому превращению, так как считал, что знания языков еще никому не помешали. Я же сам, и под ее влиянием тоже, был охвачен польским языком и ходил в областную библиотеку в кружок польского языка.

 Я учился на третьем курсе, когда по городу разнесся слух, что в наш город, закрытый для иностранцев, приезжает польский драматический театр с пьесой испанского драматурга Гарсиа Лорки. Жена брата по своим каналам достала три билета, в том числе и на меня. Предполагалось, что мы будем сидеть в ложе, а она, никому не мешая, будет нам переводить.

 Я появился у них, как мы и договаривались, за час до начала спектакля. Мы планировали пройтись по городу, настроиться на высокое искусство, а за десять минут до открытия занавеса занять свои места, чтобы всем своим телом и душой проникнуться атмосферой театра. Брат был в новом очень дорогом сером английском костюме, его жена делала последние штрихи перед зеркалом. Она была радостно взволнована и возбуждена, брат же находился в несколько напряженном состоянии. Это напряжение тут же передалось и мне.

 За много лет наблюдений за братом я обнаружил, что у него чрезвычайно развита интуиция. Думаю, что это связано с необходимостью чувствовать морскую стихию. Бывает, что морские приборы не в состоянии предсказать развитие ситуации, вот здесь и проявляется способность человека непосредственно ощущать будущее. Как-то брат приехал к нам, а я жил тогда с матерью, на вечер. Мать стала упрашивать его остаться на ночь. Но брата стало всего крутить и ломать, я видел это по его внешности. Он сказал, что завтра в 9 утра у него важное совещание, мало того, он там докладчик. А на общественный транспорт в наше время полагаться нельзя. Мать тут же по памяти назвала время, в которое недалеко от дома проходит очень надежный автобус. За последние несколько лет было всего два случая, чтобы он не проходил. Мать перечислила несколько человек, которые добираются до работы исключительно этим автобусом, и она ни разу не слышала от них каких-либо жалоб по этому поводу. Сейчас я раскаиваюсь в том, что не понял ситуации. Я сказал ему, что утром провожу его на автобус. Мать, в свою очередь, стала сооблазнять его пшенной кашей, которую она сварит ему утром, и которую брат любит с детства. Брат остался, автобус не пришел. Другой случай. Я собрался жениться на красивой девушке, однокурснице, представил ее брату и получил одобрение. К сожалению, мой брак был не долгим и я много лет ходил в недоумении, почему брат не смог предвидеть такое развитие ситуации. Но сейчас думаю по-другому. От первого брака у меня есть сын, с которым я поддерживаю искренние отношения, и он радует меня своими успехами. Он защитил диссертацию в Московском университете и успешно трудится в своем научном направлении. Так что этот брак, по своим результатам, можно считать удачным. Кроме того, в течение нескольких лет я жил с красивой женщиной, это тоже очень важно. Так что считаю, что и здесь интуиция брата не подвела.

 В случае же с театром я понял, что нашему тщательно спланированному походу формируется серьезная угроза, которую пока не видит никто, но брат ее чувствует. Он выглянул в окно и встрепенулся. Мы с его женой тоже подошли к окну. На наших глазах около забора какой-то мужчина из последних сил старался сохранить вертикальное положение, еще несколько секунд, и силы оставили его. Он рухнул на землю. Брат раздумывал не долго: - Я сейчас вернусь, - и вышел из квартиры. Через несколько минут на плечах он внес бесчувственное тело и бережно уложил его на ковер. Но то ли от сотрясения, то ли от смены положения тело начало безудержно рвать, прямо на ковер.

 Брат велел нам идти в театр, а сам остался с человеком.

 Мы сидели в ложе рядом с пустым местом, и жена брата переводила мне реплики актеров. Пьеса была крайне напряженная, герои, а это были одни сплошные женщины разных поколений из одной семьи, истязали друг друга взаимными упреками и недобрым словом вспоминали мужчин, с которыми они когда-то общались. Может быть, за эту пьесу, начисто лишенную социального оптимизма, генерал Франко сослал Гарсиа Лорку на Канарские острова. Я еще не знал, что когда-нибудь увижу эти острова. Райский уголок, прекрасное место для отдыха, что, конечно, не говорит о том, что Лорке там было хорошо. Изгнание, невозможность жить в любимой Испании, наверняка тяготило великого человека.

 После просмотра положено хоть немного, для полноты впечатлений, обсудить пьесу, игру актеров. Но я думал о том, что ее ждет дома. Не нужно ходит к бабке, гадать, она думала о том же. Мы расстались, я даже не проводил ее до дома.

ххх

 Поведение брата в истории с походом в театр полностью укладывается в морской кодекс чести.

Еще Суворов сформулировал существующее и до него правило: сам погибай, а товарищей выручай. И это правило, имеющее свои выверты, многих спасало, а другим приносило большие неприятности. Это правило действует не только в море, но и на берегу. Малейшее нарушение, отступление от этого правила, как и многих других, неизбежно ведет к потери авторитета. Да об авторитете никто и не думает, просто неукоснительно следуют правилам. Конечно, не все, но настоящие моряки следуют.

 Ко времени моего появления в морях в начале и в конце семидесятых годов известность брата на флоте была настолько значительной, что многие люди узнавали мою фамилию и подходили ко мне, чтобы выразить свое уважение к нему и передать привет. Капитан плавбазы устроил прием в мою честь, вернее сказать, в честь брата. Надел парадный мундир, с помощью буфетчицы накрыл богатый стол, представил меня замполиту и старпому, а потом, налив им по рюмке водки, отпустил. Всю ночь он рассказывал мне о мореходке, о себе, о моем брате, при этом беспрерывно курил трубку, набивая ее «капитанским табаком», пил водку и запивал ее крепким натуральным ангольским кофе, от чашки которого я не мог спать по двое суток.

 Среди прочего он поделился со мной некоторыми своими думами и переживаниями. Дело в том, что его старший брат-генерал командует военным округом, а сестра, доктор биологических наук, заведует семеноводческой станцией на Кубани, выводит новые сорта пшеницы и с их помощью пытается решить продовольственную проблему, из которой никак не может вырваться наше государство. Достоин ли он, простой советский капитан, своих ближайших и любимых родственников? Я напомнил капитану, что он не просто капитан, а капитан-директор большого рыбоперерабатывающего завода на плаву, и если подумать хорошенько, то еще не известно, кто в большей степени решает продовольственную проблему, он, который дает готовую продукцию, или сестра, научные результаты которой могут не дойти до практического применения, и будут загублены в корне. А что касается брата-генерала, то надо гордится таким братом. Не каждому офицеру судьба оказывает такую честь и налагает такую ответственность. На всех военных округов не хватает. Капитан-директор отпустил меня в шесть часов утра, а уже в семь ко мне в каюту вошел встревоженный старший врач и строго спросил, что я сделал с капитаном. Его пришлось «откачивать» всей медицинской бригадой.

 В другой раз я прибыл на большой морозильный рыболовный траулер, представился старпому, судовому врачу и поселился в каюте. Потом пошел в библиотеку. Я поднял глаза и увидел перед собой улыбающегося крупного спортивного вида мужчину. - Здорово, Вовка! – сказал он. – Ты что меня не узнаешь? – Не узнаю, - ответил я. – А фамилию мою помнишь? – Фамилию помню, но Вас не узнаю. - Это был один из друзей брата по УЭЛу, один из бичей, который стал капитаном, но которого я не видел много лет. Когда-то он был частым гостем в нашем доме. Последовал также вечерний прием, к счастью, без тяжелых последствий. Я не узнал его потому, что помнил его молодым, я еще не осознавал того, что люди стареют, меняются. Мне казалось, что бичи всегда будут молодыми, красивыми, сильными, умными. Они будут до бесконечности рассказывать морские истории, читать стихи, спорить об историческом предназначении России и будут пить чай и даже какао с молоком, что меня удивляло. Я думал, что водку они пьют для того, чтобы быть мужественными. Но мужества в необходимой степени им еще не хватало, поэтому иногда им становилось плохо от водки. Они как бы принимали дозу яда и усилием воли противостояли его вредоносному воздействию. И их воля год от года становилась все сильнее.

 После университета я начал работать учителем физики в средней школе. Не прошло и месяца, как в нашей школе, по заданию Областного отдела народного образования появилась с проверкой университетская преподавательница по психологии. В учительской она услышала мою фамилию и подошла ко мне: - Действительно ли Опекунов Винер Васильевич ваш брат? – Я подтвердил. Она рассыпалась в похвалах, говорила, что мой брат очень талантливый человек, прекрасно разбирается в психологии, и она предлагает ему поступить в ее аспирантуру, и это приглашение будет действовать всегда. Ему достаточно подойти к ней, и она решит все проблемы с поступлением.

Целый день она провела около меня, сидела на моих уроках, на переменах продолжала говорить о брате, а через несколько дней опубликовала в областной газете хвалебную статью обо мне. Я думал, что мои коллеги будут благодарны мне, что я взял на грудь проверяющую, но они выразили крайнее неудовольствие. Человек без году неделя в учительском деле, а ему уже поют дифирамбы. Ведь так и испортить человека можно. Не буду же я делиться с ними своими соображениями, что психолог писала обо мне, а думала о брате.

 Мне потребовалась характеристика для поступления в аспирантуру. Директор школы моряков в молодости более десяти лет проработал в Китае преподавателем русского языка. Видимо, там он приобрел исключительную осторожность, а, может быть, это у него было от старости, ему шел восьмой десяток лет, а, может быть, вся наша жизнь его сделала таким, но он отказался выдать мне характеристику. Дело было срочное, вопрос в университет был решен, требовалась формальность, какая-то бумажка. Но она превратилась в большую проблему. Не понятно было его отношение к характеристике. У меня были благодарности и прочее, кроме того, мы были в хороших личных отношениях. Когда я работал на берегу и вел уроки, он посылал ко мне секретаршу, и та шепотом говорила: дайте ученикам самостоятельную работу и идите к директору, он Вас вызывает. Директор плотно прикрывал за мной дверь, чтобы секретарша не подслушивала, задавал какой-нибудь пустяковый вопрос по учебному процессу, а потом продолжал свои рассказы о китайцах. Да только за то, что я слушал его рассказы, он должен был дать мне хорошую характеристику. Рассказы, надо сказать, были довольно интересными. И построены были очень правильно, имели завязку, кульминацию и развязку. Директор был неплохим преподавателем, да дураков в Китай не посылали, ну если только по блату. Чувствуя, что нарушаются мои права, я обратился к прокурору. Он меня послал к другому прокурору, второй – к третьему. Все бесполезно. У третьего прокурора в кабинете сидел серьезный мужчина, который слышал наш разговор. Он вышел вслед за мной и объяснил ситуацию. Такие вопросы решаются в ведомственном порядке. Идите к начальнику Вашего начальника и поговорите с ним. Если и он не поможет, попросите своего профессора, чтобы он сам обратился к директору школы. Звонок из университета подействует. У нас еще никто не отменял телефонное право. Я учился с Вашим братом на юридическом факультет в одной группе, замечательный человек, передавайте ему привет, скажите, от однокурсника. Этого достаточно. Я хочу Вам помочь из уважения к Вашему брату. Дело не в умственных способностях прокуроров, может быть, они и не дураки, просто система такая.

 В девяностых годах писали, что сущностью нашего государства является причинение максимального вреда, или, если это не удается, максимальных неудобств своим гражданам и всему человечеству. Но в семидесятых годах об этом говорили только самые горячие головы. Жена брата частенько развивала передо мной свои антисоветские и антирусские настроения, но брат всегда ее резко останавливал: ты хочешь, чтобы меня визы лишили? – Да и сама она, будучи в гостях у польских родственников активно отстаивала интересы нашей Родины, на что поляки возмущались и называли ее «московиткой». Но терпели и любили.

 Вопрос с характеристикой решился на уровне Областного отдела народного образования, и просить профессора не пришлось. Характеристика была блестящей.

ххх

 Брат учился в университете заочно. Это были весьма трудные годы для него. Две годичных командировки в Индонезию и на Цейлон. И два академических отпуска. Это время он определяет фразой: выпить спокойно нельзя, сразу вспоминаются зачеты и экзамены. На стене висело расписание занятий, установочные лекции, семинары, зачеты. На книжной полке стояли учебники, которыми брат иногда потрясал передо мной, как будто я их написал, и громко возмущался, разве можно писать такую галиматью. Я понимал это так, что он слишком внимательно относился к их содержанию.

 Получив диплом юриста, брат решил закрепить полученные знания практическим трудом, устроился инспектором таможни, благодаря чему, по его словам, впал в «крайнюю нищету», из-за чего, а также под угрозой призыва на военную службу в качестве рулевого матроса, вынужден был вернуться к своему основному капитанскому делу. Изучив таможенное законодательство и строго следуя правилам, возвращаясь из Сингапура во Владивосток, брат предъявил на таможне ввозимые им вещи. В нарушение правил, которые таможенники не знали, они их задержали.

 В течение двух лет брат провел сложный судебный процесс с несколькими судебными заседаниями, выступая, как Фидель Кастро, своим собственным адвокатом, вернул часть вещей и получил денежную компенсацию за потерянные и украденные на таможне вещи. Если не считать расходов на переезды и перелеты, потерянные дни отпусков и потрепанные нервы, справедливость восторжествовала. – Трудно, но, в принципе, можно добиться правды даже у нас, - говорил брат со сдержанным оптимизмом.

 Нечто подобное сложилось и с его английским языком. Во время работы на Цейлоне брат активно общался с англоговорящими цейлонцами, читал газеты и книги, ходил в кино. А, узнав, что по закону о специалистах он имеет право на доплату за знание иностранного языка, обратился в бухгалтерию. Там ему сказали, что они не сомневаются в его знаниях, но начислять надбавку они могут только на основании каких-то документов. Диплом государственного образца их вполне устроит. Брат три года отправлял в Москву свои работы на Всесоюзные курсы иностранных языков, сдал все зачеты и экзамены, получил диплом и принес его в бухгалтерию. - Хороший диплом, - сказали в бухгалтерии, он нас вполне устраивает, но дело в том, что Вы – капитан, а капитан дальнего плавания обязан знать английский язык, это одна из его прямых обязанностей. И начислять Вам надбавку за одну лишь из многих обязанностей мы не можем. Если мы будем начислять Вам надбавки за все Ваши обязанности, у нас просто денег не хватит.

ххх

 Если я видел только уважение со стороны друзей и знакомых брата, то брат прочувствовал более полный спектр отношений с моей стороны.

 Как-то брат решил твердо встать на тропу длительного воздержания от алкоголя, и в самом начале этой тропы в поезде из Питера его увидел мой друг, который к этому времени уже сидел за столиком вагона-ресторана и успел принять несколько рюмок водки. Друг пришел в восторг от появления брата и стал во всеуслышание выражать ему свое доброе отношение, а потом стал настаивать на том, чтобы брат выпил с ним. Чтобы не создавать шума, брат согласился, но потом попросил меня передать моему другу благодарность и просьбу, чтобы он больше так никогда не делал. Было еще хуже. Один мой знакомый неоднократно оказывал мне услуги по ремонту автомобиля и каким-то образом, а, может быть, в это время, познакомился с Винером. Он подсел к нему в электричке, представил себя лучшим другом Володи, которому он помог решить много его проблем, в чем присутствует доля истины, если не считать, что часть их он мне и создал. Представился также большим специалистом в решении всяких других проблем, которыми он занимается почти бескорыстно, так как не может жить без совершения добрых поступков. Попросил брата, чтобы он предложил ему какую-нибудь проблему. Брат задумался. Он привык сам решать свои проблемы, мало того, решал проблемы многих других людей, включая мои, и многие, зная это, валили на него все, что можно, а потом возмущались, если брат задерживался с выполнением. Но брату не хотелось, чтобы добрый человек, оказавшись без проблем, прекратил свое существование. Он вспомнил о бетонной трубе, которая нужна была ему, чтобы сделать мост через канаву при въезде на дачный участок. Доброжелатель обрадовался ясно поставленной цели и сообщил, что в его распоряжении имеется такая труба. Она ему не нужна, и он готов ее уступить за символическую цену, но на транспорт и кран для погрузки и разгрузки придется потратиться. Брат тут же выдал ему нужную сумму. С тех пор ни брат, ни я доброжелателя не видели. Но я уверен, что он мошенник не на все сто процентов, а всего процентов на девяносто. Случись нам прижать его к стенке, он, вероятнее всего, эту трубу достанет, хотя она уже давно больше не нужна, так как у брата уже нет этого участка. Некий Неуловимый Джон, герой анекдотов и вестернов. Как-то случайно мне довелось прочитать подлинную историю Неуловимого Джо. На Диком Западе он убил 28 человек. Когда его все-таки поймали и пристрелили, ему было всего 18 лет. Надеюсь, что судьба Неуловимого Джона не постигнет специалиста по ремонту автомобилей и решению других разнообразных проблем.

ххх

 Брат был капитаном СРТ «Углич». Мне было тогда десять лет. Он взял меня на судно, чтобы показать настоящий корабль. До этого я видел только бумажные кораблики, которые делал сам и пускал их по лужам. По дороге брат объяснил мне, что сейчас кораблями называют только военные суда. Судно стояло почему-то в двух метрах от стенки. С берега на борт был перекинут дощатый упругий трап, который изгибался под проходящими людьми и не имел никакого ограждения. Я побоялся ступить на него, и брат перенес меня на руках. Поставил посреди палубы. К нему тут же подошел боцман и доложил обстановку. Удивительно, но я до сих пор помню слова боцмана: Винер Васильевич, изоляторы привезли, будем устанавливать? – Устанавливайте, - сказал брат. Он назвал боцмана по имени и отчеству. Такой подход к брату как к начальнику вызвал во мне чувство гордости, как будто не брат, а я сам являюсь капитаном этого судна. Не смотря на внешнюю мягкость и интеллигентность, отношение брата к профессиональной деятельности очень строгое и его требования к квалификации работников очень высоки. - Профессиональные знания и опыт работы, английский язык и компьютер – вот три кита, на которых должен стоять современный специалист, - учил он моих детей.

 Как-то брат в присутствии нашего племянника, кандидата наук, проговорился, что настоящий ученый должен быть доктором наук. Племянник собрал все свои научные труды, патенты и авторские свидетельства и без подготовки диссертации прошел сложную, изнурительную, душеизматывающую процедуру присвоения ученого звания доктора наук. Он показал мне диплом: - Скажи дяде Вене, что он не прав, когда говорит, что настоящий ученый должен быть доктором наук. Вот я, к примеру, стал доктором наук, но как ученый я стал хуже. Раньше я все держал в своей голове, а теперь обращаюсь к справочникам. Хватка уже не та.

 Интересное для себя наблюдение я сделал при участии другого нашего племянника. Принимая нас в своем городе, он повез нас в какой-то удаленный, но чем-то интересный магазин. В маршрутном такси он растерялся от неуверенности, правильно ли мы едем, хоть теряться ему нельзя - в прошлом он офицер. Обращение к другим пассажирам ничего не добавило. Возникло состояние замешательства. Тогда Винер встал и ясным громким голосом обратился ко всем пассажирам. Все молчали. Последнее обращение было к водителю, как к должностному лицу. Все притихли, а водитель почему-то испуганно подтвердил правильность нашего движения. Я понял, что брат даже во время некоторого расслабления не теряет контроля над ситуацией. Настоящий капитан дальнего плавания. – Профессионализм не пропьешь, - говорит народная мудрость.

ххх

 Мне надо все же держаться ближе к авторскому тексту и, рассказывая об авторе, не забывать о предмете. Возьмем, к примеру, приведенный им анекдот о капитане, который предпочитает «Шипр» «Тройному» одеколону. За этим анекдотом стоит целое явление или даже, если хотите, морская традиция. По мере развития знакомства с моряками на судне встает вопрос: ты парфюм пьешь? Под парфюмом понимаются спиртосодержащие парфюмерные составы вроде одеколонов и лосьенов. Потребление одеколона «Огни Москвы» называлось «тушить огни». А лосьен «Огуречный» ценился как выпивка и закуска в одном стакане. Я не буду говорить читателям, пил ли я сам парфюм, так как это не моя книга, а книга брата, а что касается его самого, то спросите у него сами. Но дело это деликатное, почти интимное. Приведу пример.

 При возвращении в порт из одного из своих рейсов я подружился с капитаном, и мы частенько коротали с ним время в беседах. Перед приходом он пригласил меня к себе домой, чтобы принять участие в праздничном обеде в его честь в кругу семьи. Надо сказать, что семьей своей он не был особенно довольным, и как-то даже обронил, что они ждут не его, а вещи, которые он везет из-за границы. Я прибыл вовремя. Стол ломился от закусок, водок, коньяков и других не менее благородных напитков. Семья состояла почему-то из немалого множества женщин разных возрастов и комплекций. Мужчин я не помню. Капитан представил меня как брата Винера Васильевича Опекунова и преподавателя физики и математики, который работал на его судне. Все дружно и одобрительно загалдели. Выпили по три рюмки, после чего капитан, обращаясь ко мне, громко сказал: - Идем, профессор, на кухню, покурим. - Я встал из-за стола и пошел за капитаном. Прикрывая дверь, я услышал за собой вопрос, когда одна женщина обратилась к другой: чего привез? – Держи дверь, - сказал капитан. Я навалился плечом на кухонную дверь, а капитан достал откуда-то снизу пузырек с «Тройным» одеколоном и вылил в стакан все его содержимое. Не спеша, выпил. – Вот это по-нашему, по-морскому, - сказал он и без всякой закуски закурил сигарету. – Не люблю я их, - сказал он, - показывая на дверь.

 Мне показалось ужасным его положение. Работать ради тех, кого ты не любишь. Ведь самому ему почти ничего не нужно. В море его кормят, даже свою форму он шьет со скидкой, а вообще говоря, она в море почти не нужна, только в торжественных случаях. Можно ходит в обычной рабочей одежде, на судне выдают все, даже босоножки и тропические шорты. Позднее я прочитал изречение писательницы Татьяны Толстой: счастье – это когда есть, кого кормить. Емкое определение, и в него неявным образом входит любовь к тому, кого кормят.

 Я начал с парфюма, а продолжу любовью к родственникам моряков. Я оказался на одном большом судне и на нем же собирался сделать заход в иностранный порт. Моя работа шла в обычном порядке, без большого напряжения, и я занимался, чем хотел, а в основном сидел в библиотеке и прогуливался по палубам. Капитаном на этом судне был высокий, статный, красивый, очень солидный и совершенно седой человек. Он не закрывался в каюте, не пил, а находился чаще всего в рулевой рубке, куда я в его присутствии не заходил. Не смотря на всю его внешнюю строгость и даже суровость, штурмана и рулевые матросы совершенно не боялись его, счастливые ходили по рубке, а члены команды отзывались о нем не иначе как с восторгом и любовью. Он ходил на мои лекции, которые я читал для членов экипажа, что-нибудь вроде того как «Индийские йоги – кто они», но никогда не задавал мне вопросы и не приглашал к себе. Случайно я встречался с ним на верхних палубах, где он, сидя в жезлонге, читал книги, но видя, что он занят, я раскланивался с ним и уходил. Зачем беспокоить старого человека? Не буду же я лезть к нему со своими глупостями.

 На заходе в Лас-Пальмас на Канарских островах он присутствовал на судне все дни, кроме последнего, когда все моряки сходили в увольнение и потратили свои деньги. Я уже знал, насколько опасной бывает ситуация на судне, когда его оставляет капитан, безобразия начинаются с первой же минуты отсутствия капитана. В парадной форме с портфелем в руках он вышел к трапу и осмотрелся. Кивнул мне. – Вы были в увольнении? – Был. – Не хотите ли еще сходить? – Я назвал его по имени, отчеству и сказал, что все свои деньги в количестве 50 долларов я уже потратил. – Не важно, - сказал капитан, - у меня деньги есть. Приглашаю. – Я начал говорить, что вот неплохо бы переодеться, а то вид у меня какой-то затрапезный, испанцы могут не понять. – Вас это сильно беспокоит? Нет, - сказал я. – Мне важнее Ваше мнение. – Мое мнение такое, что Вы выглядите вполне прилично. Все остальное я беру на себя.

 Мы пошли в ресторан на первом этаже двадцатиэтажного магазина «Америка». Перед швейцаром капитан вручил мне свой портфель, который я и пронес за капитаном внутрь. Видимо, строгий швейцар должен был принять меня за слугу капитана, чем и удовлетворился. Не знаю, удивился ли швейцар, увидев, что хозяин и слуга сели за один стол, но капитан раскрыл меню и без особого напряжения и раздумий сделал заказ подлетевшему официанту. Это были очень дорогие морепродукты: кальмары и осьминоги в разных соусах, омары, русская икра (как будто ее мечут русские люди) и разные напитки. Работали кондиционеры, и мы с капитаном просидели от 12 до 18 часов.

Я догадывался, что такой обед будет стоить очень дорого. Спросил, может быть стоит быть более экономными и привезти домой, семье, кое-какие вещи. Капитан не купил себе еще ничего, все судно знает об этом. – У них все есть, - сказал капитан. – Им больше ничего не нужно. – Но я-то знаю, что так не бывает. Чем больше у человека есть, тем больше ему надо. Если у жены капитана есть норковая шуба, то ей надо, чтобы было две. Если на стенах висит три ковра, то надо, чтобы висело пять.

 Капитан заплатил за обед около 200 долларов. На эти деньги можно было купить пять ковров и продать их в Союзе за пять тысяч рублей. Это стоимость двухкомнатной кооперативной квартиры.

Правда, влезть в такой кооператив было большой проблемой. Я не обольщаюсь вниманием, которое он оказал мне, не думаю, что это из-за лекций. Мне казалось, что у него не было выбора. По действующим тогда правилам он не мог идти в увольнение один. Должно быть не менее трех человек, чтобы не знать, кто заложил, как говорили в средней мореходке. Я должен был играть роль смотрящего. И на эту роль он не взял ни старпома, ни замполита. Наверное, это был очень одинокий человек, и мне он был чрезвычайно интересен. Ему было что рассказать. Все время нахождения на его судне мне хотелось побеседовать с ним. Возможность представилась, но я пил наравне с ним, имея массу в два раза меньше, и ничего не помню из нашей беседы. Помню только доброжелательное отношение ко мне. Я благодарен ему за обед и внимание. Среди капитанов бывают очень умные и внимательные люди, может быть он догадывался, что мне хочется с ним пообщаться.