4 марта 1901
2 марта днем Боголепов умер. Носятся слухи, будто получили "предостережение" от террористического комитета министр вн. дел Сипягин и попечитель петерб. округа Сонин. Последний -- пошляк, державший себя все время самым вызывающим образом и между прочим отпустивший ходячую теперь пошлость о "сверх - студентах" (в официальном "об'явлении"!). Мне писали, что это глупое об'явление даже покойного Боголепова возмутило, и он приказал снять его.
Комическое интермеццо к "отлучению" Толстого от церкви. С этим мрачным эпизодом случайно совпал реферат Мережковского {Д. С. Мережковский (род. в 1862 г.) -- поэт, критик, беллетрист.} в философском обществе. Синод апеллирует к прошлому, к тысячелетиям, лежащим назади... Мережковский прилагает мерку своей "декадентской" веры, родившейся вчера и завтра готовой переродиться бог еще знает во что. Тон Мережковского -- приподнятый, напыщенный, крикливый.
"Толстой -- смесь Акима (из "Власти Тьмы") и дяди Ерошки. Он сводит религию к тому, чтобы жить по правде, по любви, по разуму. Догмат этот ложен, из него нельзя вывести нравственных правил. Это дорога к религиозному опошлению... Барскую брезгливость к вере простого народа Толстой сочетал с изуверством (?) {Здесь и далее знаки вопроса и восклицания, взятые в скобки принадлежат В. Г.} санкюлотов. Разум добрая вещь, однако есть области, куда его можно пускать только подчищать и прислуживать, отворять и затворять двери, но нельзя ему, с его мещански-лакейским лицом давать в этих областях место барина. В "Братьях Карамазовых" благочестивый Григорий дал пощечину Смердякову. Славная пощечина! К мрази -- будущего (?!) логически приводит механически-позитивное (?) бесстыдно-полезное христианство Толстого. Природа отмщает за богохульство: Ницше она наказала безумием, Толстого сделала смешным -- пошлостию его рассуждений {См. "Северн. Край" 27 февр. 1901 г. (примеч. В. Г.).}".
Много, конечно, можно сказать против "религии" Толстого, но этот взвизгивающий лай -- истинное самоубийство. Интересно, что Мережковскому возражал -- молодой священник Григорий Петров {Г. С. Петров, известн. священник-публицист, позднее снявший с себя рясу.}, говоривший на тему о том, что "есть два типа работников: одни не признают в принципе авторитета отцовской власти, но веления ее исполняют на деле, другие -- внешне признают христианство, но на деле его не выполняют".
Достанется теперь, должно быть, бедняге.
Недавно я познакомился здесь с "толстовцами". Впечатление грусти и чего-то... все таки "ненастоящего". Т. С. Д., -- человек под 40, на вид -- развитой крестьянин {Неверно -- бывший офицер? (позднейшее прим. В. Г.).}. Его жена -- бывшая, кажется модистка, остриженная и в городском платье {Оказалась настоящим хорошим человеком. (Прим. В. Г.).}; девочка лет 15--16 Женя, приемыш. Маленькая, неуютная и тесная избушка, под горой, в Куликах. 3 дес. земли, лошадь, три коровы... На стенах надписи на бумаге, выведенные очевидно с большим старанием печатными буквами от руки: "Кто живет, не трудясь, тот кого нибудь заставляет умирать с голоду" и другая: "Никто не может быть счастлив, пока на земле есть хоть один несчастный". В доме все неуютно, нехозяйственно, на дворике, под глинистыми обрывами, тесно и грязно. Когда, прижимаясь к стенкам или ступая в глубокую грязь, мы подошли к тесному хлеву,-- Д. с гордостью сказал: "У меня тут на немецкий лад". Я с удивлением взглянул на него. "Да вот,-- указал он на потолок с отверстием в хлеву, где сложен корм. -- Отсюда прямо кидаю, сверху"... Переписывается с Тверским (Дементьевым {П. А. Дементьев, тверской помещик, переселившийся в Америку корреспондировал (под псевдонимом Тверской) в "Вестн. Европы" и "Неделе". О встрече с ним В. Г. в 1893 г. на всемирной выставке в Чикаго см. "Дневник" т. II.}) в Америке и мечтает о переселении к духоборам {Духоборы -- русская религиозная секта; жестоко гонимые правительством духоборы переселились в 1898--1899 г. в количестве 7.400 человек в Канаду. Переселение это произошло при активном содействии Л. Н. Толстого, отдавшего на это дело весь гонорар за роман "Воскресенье".}. Жена -- явно против.
-- Вы поедете тоже? -- спросил я у нее, случайно -- когда Д. вышел из избы.
-- Нет, я останусь! Не поеду.
-- А вы, Женя, разве не хотите повидать Америку, уехать отсюда?
-- Не хочу.
-- Она,-- где я буду. Она со мной,-- сказала женщина, любовно кладя руку ей на плечо.
Предо мной как бы вскрылась маленькая драма этой крохотной избушки. Для чего -- устраивать дом, для чего с любовью сажать кругом деревья,-- если мечтаешь о том, чтобы сняться и опять ехать куда-то?..
Поздно вечером, по страшной весенней грязи я подымался на гору от Куликов, среди слякоти и тумана... Где то высоко в этом тумане неопределенными столбами расплывался свет из окон институтских зданий на горе... На душе у меня была какая то особенная печаль не то от этой мглы и тяжелой грязной дороги, не то от этой "нежилой" избушки с людьми, которые все только идут куда-то, плохо, кажется, видя, куда именно... Среди темноты слышалось журчание весенних ручьев, роющих себе новые дорожки в темной отмерзающей земле и тоже все бегущих куда-то к неведомой цели... В стороне какой-то говор. Где-то, невидимые, под обрывами ютятся избушки, где то тоже пробираются люди, о чем то говорят, вдумчиво, невнятно и тихо... Да -- жизнь темный путь -- с слабым мерцанием впереди...
NB. Может быть, самое характерное тут -- это стремление... не в Америку собственно, а к духоборам... Маленькая религиозная струйка из интеллигенции, слабая и бессильная -- как ручеек стремится к морю сильной народной веры...