Дневник (1898-1903) - 57

25 февр. 1901

Новое письмо из Харькова, на этот раз мне от И. П. Б., {И. П. Белоконский -- писатель, революционер, знакомый В. Г. со времени ссыльных скитаний.} очевидца.

Кто наблюдал за общественной жизнью в Харькове, не мог не заметить, что брожение среди молодежи началось после первых-же слухов о "киевских безобразиях" {В декабре 1900 г. в Киевском унив-те собралась ночная сходка для выяснения причин исключения двух студентов. За эту сходку было снова исключено несколько человек. После этого студенты произвели сочувственную демонстрацию, в результате которой 183 студента были отданы в солдаты на основании "временных правил 29 июля 1899 г." ("за учинение скопом беспорядков"). Ответом на это явились выстрел Карповича и студенческие демонстрации почти во всех университетских городах. После этого "временные правила" фактически перестали применяться.}... Наибольшая нервность проявилась, конечно, среди студентов, из которых тогда же были удалены кажется 25 челов. (среди них несколько ветеринаров). Не знаю почему "настроение" достигло своего апогея 19 февр.-- повидимому самый день 40-летия освобождения крестьян играл здесь и самостоятельную роль, помимо предшествовавших обстоятельств. В этот день студенты собрались на площади перед кафедральным собором и, по окончании официальной литургии, задумали сжечь плеть на площади, "дабы уничтожить символ рабства", а затем стали петь дубинушку. Вдруг, откуда не возьмись,-- казаки! Окружили и погнали в полицию, захватив и часть публики, стоявшую поближе к демонстрантам. Не захваченные студенты и публика отправилась вслед за печальной процессией, причем незабранная молодежь решила отправить депутацию к губернатору, которая бы указала на ничем не вызванный (?) {Знаки вопроса и восклицания, проставленные в скобках, принадлежат В. Г.} арест товарищей. Когда они достигли полицейского управления, кто-то сказал, что губернатор сейчас здесь, причем полиция любезно предложила студентам войти во двор управления. Тогда "к губернатору" отправились не один депутаты, но и вообще студенты. Но, когда молодежь вошла во двор, ей об'явили, что губернатора нет, а ее не выпустят. Это в городе называют "вторым уловом", совершенным, очевидно, обманным образом. Эти "два улова" дали до 150 человек студентов, среди которых были и ветеринары и технологи. Этим, собственно, день 19 февр. и закончился, но вечер ознаменовался такою демонстрацией, какой мне во всю жизнь видеть не приходилось, да, полагаю, н вы не видели, а посему и опишу ее возможно подробнее, так как сам был свидетелем ее от начала до конца. Прежде всего план {В этом месте дневника набросан план той части города, в которой произошла демонстрация.}.

Вечером, часов около 7, в пространстве между драматическим театром и сквером, в самом сквере и в проездах собралась толпа тысяч в десять (?!), состоявшая главным образом из рабочих и молодежи, а также из самых разнообразных элементов города. Сосредоточились они именно в этом пространстве потому, что по линии от государственного банка и до театрального переулка с одной стороны, и по линии от лавки экономич. о-ва и до другого театр. пер. с другой, стояли казаки и не пускали толпу на Сумскую улицу, ни направо, ни налево. Толпа свистела, кричала "ура", а больше всего пела песни "Ах ты, воля, моя воля!" и "Дубинушку". Говорят, будто бы пелись и запрещенные песни, слышались, яко-бы и ругательства по адресу лиц из высшего правительства, но я этого лично не слышал, как не слышал и ругательств, направленных по адресу казаков ("опричники"!), и выстрелов, сделанных будто бы, "каким-то студентом". Теснота и давка была ужасная, но конки, извозчики и публика свободно пропускались. Казаки и полиция никого не трогали. Так дело продолжалось часов до 8, и к тому времени толпа сама собой уменьшилась тысяч до пяти, а может и до 4-х. В 8 час. вечера казаки, сопровождаемые страшным свистом, неожиданно удалились, и громадная толпа тотчас-же двинулась вверх по Сумской улице, к ... редакции "Южного Края" {"Южный Край" -- газета реакционного направления (в духе "Нов. Времени"), издавалась А. А. Юзефовичем.}... Пойдем праздновать победу (!) в "Южный Край" -- раздавались голоса. Это подтверждается очень и очень многими лицами, и лично я слышал один такой возглас. Но лишь только процессия завернула за угол (см. план), как вдруг с ужасом шарахнулась назад. а в воздухе, освещенные электрическим светом, засверкали обнаженные шашки казаков, которые (на лошадях) ворвались в толпу, направо и налево размахивая оружием. Говорят, что били они плашмя, но и этих ударов, кому они достались, было достаточно. Впоследствии оказалось, что во дворе редакции "Южного Края" сделана была засада из казаков, которых кормил редактор Юзефович... После этой "битвы" толпа опять втиснута была в вышеочерченные рамки, казаки опять стали на ранее занимаемых местах, закрыв доступ на Сумскую улицу. Демонстранты продолжали прежнее свое поведение, т. е. пели "Волю", "Дубинушку", кричали "ура". Кроме того, прибавилась "процесия": мальчишки, которых было громадное количество, разобрали колья из театрального сквера, которыми подперты были деревья, навешали на них бумажек, тряпок, а один мальчишка снял свою рубашонку для знамени, и с этими знаменами, подняв их высоко, начали ходить среди толпы от банка до экономического общества и обратно, причем малыши садились друг на друга и изображали казаков с пиками и их лошадей. Под'езжая к казакам, они гикали, кричали, свистели и делали вид, что нападают на казаков, а потом возвращались обратно. Подражая казакам, они кричали на толпу и шутливо стегали ближайших веревочными кнутиками.

Так дело продолжалось до 10 часов, когда неожиданно, как из под земли (?) появилось множество казаков, раздалась команда, и казаки погнали всю толпу по направлению за сквер, к Пушкинской ул., причем правых и виноватых хлестали нагайками, не разбирая ни пола, ни возраста, ни положения. Некоторых избили очень сильно и вообще досталось всем, кто случайно был в толпе, что у сквера, или, ничего не видя, шел со стороны Пушкинской ул., к театру.

Вот и все наше "событие". Арестованных студентов, за исключением 12-ти, всех вчера освободили, но есть слух, что их будут "судить". Сегодня ветеринарный институт был окружен солдатами. Вообще в воздухе носятся "солдатчина", "нагайка", "козак", "аресты"... Публика чувствует себя отвратительно, нервы расстроены до последней степени, несчастная молодежь мечется, как угорелая... Тюрьма давно набита, так что неизвестно, куда будут помещать новых пленников, которых, конечно, найдут в достаточном количестве.

Здесь нет подтверждения слуха, будто утром был убит студент технолог, как передавали здесь, в Полтаве, приезжие из Харькова. Вообще, повидимоыу, полиция и войска, по российской мерке, вели себя еще довольно умеренно. Нельзя сказать, чтобы арест, или, как его называет мой корреспондент ["улов"] был вполне "беспричинен". Точно так-же и во второй раз, когда толпа двинулась к Юзефовичу,-- конечно, не могли-же власти допустить разгрома. Из всего очевидно только, что у нас начинает вырабатываться некоторая "практика" уличных манифестаций, к которым волей неволей придется относиться более терпимо, чем прежде.

Новое "событие", которое для всей России закроет даже все эти волнения: Л. Н. Толстой "отлучен от церкви". Вчера телеграфное агенство разослало это известие по всей России, вернее по всему миру. Телеграмма эта гласит сице:

С.-Петербург, 24 февраля. Святейший синод в своем попечении о чадах православной церкви, об охранении их от губительного соблазна и о спасении заблуждающихся, имея суждение о графе Льве Толстом и его противохристианском и противоцерковном -- лжеучении, признал благовременным, в предупреждение нарушения мира церковного, обнародовать чрез напечатание в Церковных Ведомостях послание, в коем, перечислив лжеучения графа Толстого, заключает так: граф Лев Толстой все сие проповедует непрерывно, словом и писанием, к соблазну и ужасу всею православного мира и тем неприкровенно, но явно пред всеми, сознательно и намерено отторг себя сам от всякого общения с церковью православною; бывшие же к его вразумлению попытки не увенчались успехом, посему церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею. Посему свидетельствуя об отпадении его от церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяния в разум истины. Молимтися, милосердный Господи, не хотяй смерти грешных, услышати и помилуй и обрати его ко святой Твоей церкви. Аминь.

Подписали: Антоний, Митрополит Петербургский и Ладожский, Феогност, Митрополит Киевский и Галицкий, Владимир, Митрополит Московский и Коломенский, Иероним, Архиепископ Холмский и Варшавский, Иаков, Епископ Кишеневский и Хотинский, Маркелл, Епископ, Борис, Епископ {В конце тетради вклеен В. Г-чем полный текст отлучения.}.

Акт беспримерный в новейшей русской истории! Правда, беспримерны также сила и значение писателя, который, оставаясь на русской почве, огражденный только обаянием великого имени и гения -- так беспощадно и смело громил-бы "китов" русского строя: самодержавный порядок и господствующую церковь. Мрачная анафема семи российских "святителей", звучащая отголосками мрачных веков гонения,-- несется навстречу несомненно новому явлению, знаменующему огромный рост свободной русской мысли.

Российское "миссионерство" ожесточается все более: то и дело слышишь о том, что толпа избивает сектантов по прямому наущению изуверов-попов. Очень вероятно, что "отлучение" Толстого есть первый натиск на интеллигентное свободомыслие, и вскоре нужно ждать усиления полицейского и поповского надзора за совестями и душами. Все это характерно и знаменательно, и все это можно охарактеризовать словом "обострение". Обострение вопроса политического и вопроса церковного. Стачки рабочих, всё возрастающие "сопротивления" крестьян, указывают на глухое брожение в народе. Массовая война с властями учащейся молодежи начинает вовлекать и общество. Отлучение Толстого отзовется во всем народе: многочисленные, тоже гонимые и часто истязуемые сектанты рационалисты увидят такого-же гонимого и отлучаемого человека на вершинах русской литературы! Наконец, наше нейтральное интеллигентное двоеверие, неверие или религиозный индиферентизм, если его действительно затронут гонением,-- сконцентрируется, углубится и выработается тоже в исповедание -- рационализма или свободомыслия, во всяком случае не безразличия. На вопросе о свободе совести и борьбе с притязаниями религиозной полиции интеллигентные слои русского общества могут встретиться с миллионами русских сектантов... Медленно, но неуклонно наростают понемногу и собираются великие силы будущей борьбы. Нашим детям предстоит жить в очень драматическое, но и интересное время.