16 марта
Суворин {Алекс. Серг. Суворин (1834—1912), публицист, ред.-издатель "Нов. Времени".} об убийстве Алексеева:
Умирать, конечно, когда нибудь надо, но тяжко думать, что жизнь выдающихся наших людей зависит от таких маньяков, не стоющих и Божьего солнца, которым пользуются все твари земные!...
Но он жалкий сумасшедший, скажут мне. Однако, он не бросился с выстрелом на такое же ничтожное бревно, как он сам. Он выбирал, подготовлялся к своему преступлению, он метил на лицо выдающееся, популярное, он нагло бравирует своим убийством. Этой вменяемости довольно. Но его еще будут испытывать, производить два следствия, адвокаты защищать, прокуроры обвинять, интеллигенция научная, судебная, административная займутся этой презренной особой, этой поврежденной или мелкой душонкой, стоящей ниже в порядке Божьего создания того муравья, которого вы давите без сожаления ногой.
Как подумаешь, удивительно создал сам себя человек! Ведь еслиб оценить все горе, которое принес этот новохоперский мещанин, еслиб оценить усилия ума, знания, какие ему будут посвящены, еслиб оценить все то время, которое возьмет он у суда, у следователей, у присяжных, у врачей и проч., еслиб оценить все это, то получилась бы такая сумма, которая спасла бы от нищеты целую сотню полезных и хороших людей... {Курсив всюду В. Г.}
Ничего возмутительнее этой якобы патетической дребедени я, признаюсь, давно уже не читал. И это — руководители общественного мнения! Когда же наше общество поймет, что гарантируя преступнику суд и разбирательство,— оно гарантирует себя от произвола и насилия. Итак — Андрианова надо было тотчас же схватить и убить на месте без суда и следствия! Это — разумно и по христиански! И после этого я — проворовавшийся городской голова (допустим) хватаю с глазу на глаз своего противника, убиваю на месте и провозглашаю, что это было бревно, которое покушалось на мою жизнь. У нас и без того — слишком часто остаются без расследования подобные случаи. Самое покушение сомнительно и странно. А тут редактор-Суворин возмущается, что несчастный в сущности маниак, виновный лишь в том, что его напрасно выпустили из сумасшедшего дома,— еще дышет воздухом (!), что его еще будут исследовать, что около него хлопочут доктора! Как будто это нужно для него, а не для самого общества!
Нов. Время восхищается широкой натурой Алексева. Эта широкая натура побуждала его пренебрегать законными правами думы. "Новое Время" цитирует из "Пет. Газ.":
"Действительно, этот незаурядный, истинно-русский человек, с кипучею энергиею, поразительною смелостью, — даже во врагах своих возбуждал уважение. Враг всякой формальности, не останавливающийся ни перед какими препятствиями, он прямо шел к цели.
"Поэтому, вероятно, самыми нетерпимыми врагами его считались люди теории,— те, что подводят жизнь под те или другие рамки, под указку вычитанной в книжке мысли. Отсюда их борьба с живой деятельностью Н. А. Алексеева, — борьба не всегда победоносная, но доставлявшая не мало неприятных минут московскому городскому голове".
Теория и вычитанные в книжке мысли,— это статьи закона, определяющие права городского головы и думы! Эти господа хотели-бы, чтобы перед широкой натурой тотчас-же, как она будет признана таковой (кем это?), немедленно смолкал всякий протест, всякие ссылки на городовое положение и на права самоуправления!... {На этом записи в тетради заканчиваются. На обеих сторонах последнего листка наклеены две газетные вырезки, не снабженные никакими комментариями В. Г. Первая вырезка заключает цитату, озаглавленную: "Афоризмы Тэна"; вторая — старое правительственное распоражеиие (от 2 июля 1888 г.) "о продлении в некоторых местностях империи срока действия положения об усиленной охране".}
Свободное копирование
