Через какое-то время Алеша позвонил, мы встретилимсь и стали товарищами на долгие годы. Я показывал ему веселую изнанку богемной жизни времен оттепели, развлекал в минуты грусти, знакомил с симпатичными девушками, которых ловил на лету, как датский дог муху, и безуспешно пытался научить его пить спирт вместо “рислинга”. Постепенно он оттаял, но, к сожалению, так и не научился использовать в общении мат, которым, я думаю, неплохо владел его отец, крестьянский сын. Алеша был среднего роста, ладно сложен с большими выразительными карими глазами и пушистыми ресницами. Он был прекрасно воспитан, скромен и неизменно вежлив.
Когда я окончил институт и начал зарабатывать, то, по возможности, старался, во время наших походов, компенсировать Алеше прежние затраты.
Как-то я сказал ему, что постоянно сталкиваюсь с уродствами системы и наша реальность похожа на социализм не более, чем вокзальная шалава на институтку. Кругом мафиозные разборки, КГБ не ловит мышей, а ловит осмелившихся открыть рот. Я попросил Алешу поговорить с отцом и спросить его мнение о ситуации а стране. Алеша, после МАДИ, работал в “Автоэкспорте”.
С меланхоличной британской иронией как-то за обедом он рассказал о неожиданных успехах “Жигулей” на Западе: во Франции женщины брали машину нарасхват, чтобы невзначай сказать, что недорого купили русского “жиголо” (мужчина-проститут или содержанец), а по-фински это вообще оказалось непечатным названием женских половых органов и медлительные финны вдруг стали раскупать советские машины, как горячие пончики, ради удовольствия небрежно бросить в баре, что приехал на русской п-зде или просто прибыл в п...
Такая бешеная популярность этой консервной банки сначала очень обрадовала советских чиновников, но когда сотрудники внешней разведки стали слать в Центр истерические шифровки о страшном позоре, началась жуткая паника и машину срочно назвали “Ладой”, убив в зародыше гениальный маркетинговый ход.