Глава 9
Полет кукушки над гнездом дятлов
Я встретился с Алешей Федосеевым и мы зашли в клубный ресторан Дома Кино на Васильевской. Алеша окончил МАДИ, где преподавал Николай Сергеевич Кузнецов. Он прекрасно знал английский и постоянно был углублен в заморскую книжку в мягкой обложке. Он жил на Старом Арбате с отцом – главным теоретиком соцлагеря, академиком, профессором, автором учебников для ВУЗов и директором Института Марксизма-Ленинизма, располагавшегося в 3-м Сельскохозяйственном проезде, аккурат напротив ВГИКа. Вести хозяйство им помогала Римма – прислуга выучки времен “железного Феликса”. Алеша часто бывал у меня, но никогда не приглашал в гости и для этого, наверняка, были причины. Их могло быть множество, но меня они не интересовали.
В студенческие годы мой волчий аппетит иногда натыкался на запасы в духе старого папы Карло: пара луковиц, болгарский перец… В такие времена Алеша приглашал меня в ресторан и великодушно подкармливал.
Я был для него веселым чичероне в волнующем мире московских лабиринтов, о которых он имел весьма смутное представление. Первое время он даже стеснялся платить официантам, передавал мне деньги и просил взять на себя эту процедуру, с которой никогда не сталкивался.
Самые обычные вещи казались ему экзотикой и представления о советской реальности были, как у представителя внеземной цивилизации. Наверно, в то время мы могли быть иллюстрацией к повести Марк Твена “Принц и нищий” , где я не раз был в роли нищего, что меня нисколько не смущало, так как голод не тетка, а из комплексов я признавал только манию величия.
С Алешей я познакомился [приблизительно] в 1967 году, когда мама подарила мне путевку в Дом Творчества Литфонда в Дубулты (Латвия) на пару недель зимних каникул. Побережье Балтийского моря в это время, представляло иллюстрацию к повести казахского писателя о долгой поездке зимой, на серой кобыле, старого Ергена к дочери Алтынай в урочище Кизяк-Шайтан. Если такой повести не существует, ее обязательно нужно написать.
В почти пустом Доме Творчества оказалась компания московской “золотой” молодежи - столичных студентов. Среди них Алеша Полевой – студент-медик, сын главного редактора журнала “Юность” Бориса Полевого, симпатичная, наивная 17- летняя Наташа Вергелис – дочь Арона Вергелиса, главного редактора еврейского журнала на идиш “Советише Геймланд” (“Советская Родина”), Зеленский – сын одного из советских критиков и первокурсник МАДИ 18- летний Алеша Федосеев. Мне тихо сказали, что он недавно остался сиротой - умерла мать. Вид у него был потерянный и несчастный. Я всегда лояльно относился к сокамерникам и, уезжая, дал ему свой телефон и предложил встретиться в Москве - я хотел его немного встряхнуть.
Сейчас, допивая жизнь на краю могилы, я понимаю, что для обычного человека это было подобно катанию на американских горках в славянских шкафах или затяжным прыжкам с рюкзаком, набитым водкой вместо парашюта.
До института я подрабатывал в колхозах объезжая ненормальных лошадей, которые отправили в могилу одного-двух пейзан, ходил по городу с огромной и вечно голодной азиатской овчаркой Беком, которая внимательно смотрела на встречных кровавыми глазами вампира и иногда на меня бросалась, носил под пиджаком трофейный немецкий кинжал со свастикой на рукоятке, дрался на дуэлях за честь публичных женщин и пил как лошадь, полагая, что лучше я переживу свою печень, чем она меня.
В городе я давно был местной достопримечательностью, все сирые и убогие обращались ко мне за помощью, зная, что я отдам последний грош и способен броситься в драку не задумываясь и даже неясно представляя с кем и из-за чего. Родители удивлялись каждому дню, к концу которого я оставался жив и были уверены, что у меня что-то с головой. Когда меня очередной раз арестовывали, милиционеры впадали в ступор, обнаружив, что меня вызволяют знаменитые адвокаты, а однажды я разогнал целое отделение приехав к ним на необъезженной лошади, чтобы предъявить им справку, что она лошадь.
За всю историю Н-Тагильской колонии с особым режимом я был единственным, кто вернулся туда без конвоя и попросился "пожить" там еще год.
Когда в 2012 году мне сказали, что моя 4-летняя дочь, рыча, бросилась на мать, я сказал насмерть перепуганной девушке, что все в порядке - это мой ребенок и надо быть осторожней выпуская ее гулять [без намордника].