А в кино мы все же ходили. Помню, однажды по городу прошел слух. Группа итальянских кинозвезд впервые в СССР. Встреча со зрителями будет проходить в кинотеатре «Великан». В группе прелестная Джина Лоллобриджида. Несколько студентов, и я в том числе, расположились на полу между первым рядом зала и авансценой. У всех в руках карандаши и альбомы для набросков. Итальянцы, известное дело, на сцене весело щебечут на своем певучем языке. И вдруг Лоллобриджида отделяется от группы и по ступенькам со сцены каблучками по лесенке тук-тук-тук — спускается в партер, идет за нашими спинами, весело переговариваясь со своими. Останавливается позади меня, берет альбом из моих рук, наклоняется и целует меня в щеку, оставляя алый отпечаток своих губ. Когда вернулись в общежитие, у кого-то из ребят нашелся медицинский пластырь, и они старательно заклеили на моей щеке пылающий след итальянской помады. С такой метой я провел ночь. На следующий день в институте обо мне говорили: «Какой счастливчик».
Прошло пятьдесят лет. В Вероне, где я отливал в бронзе свои скульптурные объекты, ко мне в мастерскую заглянул мой итальянский приятель, скульптор Новелло Финотти, и говорит: «Хочешь, познакомлю с Джиной Лоллобриджидой?». Пока пересекали двор, успел в двух словах рассказать ему эту историю. В скульптурной мастерской, куда привел меня Новелло, увидел Джину Лоллобриджиду и был совершенно обескуражен ее узнаваемостью. Такая же осиная талия, над которой возвышается незабываемый сексапильный бюст, глаза, как прежде, подведены черными стрелками вверх.
Во время обеда Джина уверяла, что хорошо помнит случай в Ленинграде. Так ли это — какая важность? Но как мне милы такого рода пересечения, когда разбросанные, якобы, случайности, неожиданно встречаясь, с особой остротой напоминают о нашем присутствии во времени, образуя, по сути, повесть жизни.