Я уже писал, что, несмотря на нехватку времени из-за экзаменов, мы с Любочкой много и подолгу гуляли по улицам и набережным Ленинграда, разговаривая на любые темы, избегая, правда, говорить о чувствах. Как-то незаметно наши разговоры становились все более и более откровенными, и Любочка стала слегка касаться ее взаимоотношений с мужчиной, с которым она познакомилась летом 1955 года в Харькове. Его звали Валерием, он окончил то ли школу милиции, то ли какой-то институт, готовивший милиционеров, и я для себя уже его иначе и не называл, как «милиционер». Не знаю, как далеко зашли их отношения, я об этом никогда не спрашивал, но, видимо, Любочка строила какие-то планы на свою жизнь с ним.
В начале мая я заметил какое-то беспокойство в ее поведении. Оказалось, что от Валерия перестали приходить письма. Он по распределению уехал работать в Курск и вскоре перестал писать.
Когда по скупым фразам, услышанным мною, я понял, что Валерий как бы пропал, я стал говорить Любочке, что только я – ее надежный друг, который не способен так вот просто бросить человека и по сути предать его. О Валерии Любочка не хотела вообще говорить, те более, что тем для разговора было у нас много. Я так соскучился по ней за время разлуки, что не мог наговориться. Правда, она, пожалуй, говорила еще больше. Собеседник она была замечательный.
Подходило время ее преддипломной практики и декан факультета предложил ей практику на какой-то фармзавод в Курске, зная, что там у нее «жених». Любочка категорически отказалась от этого предложения, попросив послать ее в Москву.
В июне она была на практике на заводе в Москве, а в августе поехала к родителям в Батуми, сделав остановку в Харькове. Там жила мать Валерия, и Любочка узнала от нее, что Валерий женился на другой женщине. Конечно, это было для Любочки ударом, но, вероятно, она была к чему-либо подобному готова. Да я и не уверен, что там была любовь. Впрочем, судить мне об этом трудно, Любочка никогда не характеризовала Валерия в разговорах со мной как человека, и тем более не говорила о чувствах.
Родители Любочки в это время жили на Зеленом мысу, рядом с Батумским ботаническим садом на высоком берегу, по сути на горе. Далеко внизу плескалось море, рядом огромный тенистый сад, недалеко танцплощадка, – все условия для того, чтобы пережить горечь расставания с человеком, которого еще недавно считал близким, и который совершил предательство.
То ли Любочка мне все это рассказала, то ли я угадал или почувствовал ее состояние, сегодня я уже не помню, но в июле и августе я писал ей письма, в которых пылко описывал ей свои дружеские чувства (только дружеские) и находил искренние слова утешения. Ответные письма позволяли мне на что-то надеяться...
Свободное копирование
