12.15 Лето 1956 года - поездка в Москву

Еще зимой у меня возникло желание организовать поездку группы студентов в Москву, чтобы познакомиться со столицей, ее памятными местами, музеями, побывать в театрах. Дело было новое, таких поездок раньше не было, и мне пришлось все организовывать от начала и до конца.

Я позвонил в комитет комсомола Московского Энергетического института и договорился, что можно будет остановиться в их студенческом общежитии. С железнодорожными билетами было несложно, а с билетами в театры – еще проще. Желающих поехать в Москву было много, но мы отбирали комсомольских активистов, рассматривая эту поездку как поощрение за активную общественную работу.

Мы приехали на поезде в Москву, поселились в общежитии. Все было прекрасно. Я ходил вместе со всеми на экскурсии по Москве, день провел в Третьяковской галерее, еще день – в Музее изобразительного искусства им. Пушкина. Послушал оперу «Иван Сусанин» в Большом театре. Сусаниным был замечательный бас Михайлов.

У меня хватило времени посетить моих родных. Я был в гостях у дяди Миши и его жены Веры. Его дочка Наташа уже подросла и училась в школе. Летом обычно Вера с Наташей жили на даче у Муры, бывшей жены маминого брата Золи. В воскресенье мы все туда поехали, и я познакомился с Мурой, ее матерью Амбой (так ее все звали), и двумя моими двоюродными сестрами Леной, старше меня на два года и Татой, моей ровесницей. Амба бурно выразила восторг по моему поводу и все время спрашивала меня про что-то, что я делал и что она говорила, когда мне было года два-три, когда они жили в Ленинграде. Но я ничего не помнил и только улыбался ей в ответ на ее воспоминания.

Побывал я и у моего двоюродного брата Миши Качана на Краснопресненской ул. У него подросли две прелестные дочки – Аллочка и Иринка. Миша со своей женой Геней устроили ужин, куда пришла также ее сестра Бетя с мужем. Миша работал в каком-то научно-исследовательском институте главным специалистом, и был доволен работой, но жаловался на постоянную боль в ноге, последствия ранения на фронте.

Все было замечательно до телефонного звонка. Вахтер общежития передал мне, что кто-то звонил из Ленинграда и оставил номер телефона. Когда я позвонил, оказалось, что звонила Эмма Повзикова.

Эмму я знал еще со времен школы. Она училась в соседней школе, была отличницей, слыла весьма тонким интеллектуальным человеком. Хорошо знала стихи и литературу, как классиков, так и современных писателей. Но поступила она почему-то, как и я, на мехмаш. Она училась в другой группе, общественной работой не занималась, и я с ней контактировал на уровне «здравствуй-до свидания». На вечеринках, которые устраивала Люда Механикова, она тоже никогда не бывала, на институтских вечерах я ее тоже никогда не видел. Может быть, она стеснялась, потому что она покашливала в платок, а руки у нее всегда были потные. Мне казалось, что она постоянно недомогает.

Так вот, Эмма Повзикова позвонила мне и рассказала, что она услышала о том, что у меня какие-то неприятности, связанные с Игорем Виноградским. Что, якобы, я о чем-то сговорился с ним и отдал ему жалобу на него одной женщины, к которой она приложила его письмо к ней с угрозами в ее адрес.. А когда в доказательство его недостойного поведения ему на собрании предъявили это его письмо, он от него отказался, сказав, что он это письмо не писал. Стали проверять, и оказалось, что почерк действительно не его. Но в факультетском бюро была копия, переписанная раньше с письма, когда жалоба только поступила. И между письмом и копией есть некоторые расхождения в словах. Поэтому в факультетском бюро решили, что я дал Виноградскому письмо, чтобы оно было переписано другим человеком, и тогда он сможет от него отказаться. Так бы и было, если бы письмо было переписано более тщательно. Теперь, - говорила Эмма, - в комитете комсомола собираются разбираться с тобой, а Виноградского уже исключили из комсомола.

Я не стал спрашивать, как она все это узнала и почему именно она звонит мне. Я подумал, что это идет от Володи Меркина, который сам звонить не захотел. И почему-то позвонил Эмме. И я первым делом ему и позвонил. Он ведь тоже участвовал при моей встрече с Виноградским и видел, зачем я дал ему это письмо. Именно он с Ариком Якубовым и привели ко мне Виноградского.

Володя подтвердил, что все обстоит именно так, как рассказала Эмма. Только Виноградского пока не исключили, потому что кворум не собрать, а то собрание, где его разбирали и где он заявил, что письмо не им написано, было не закончено, чтобы выяснить, как обстоят дела на самом деле. Они собираются продолжить, когда всё станет ясно.

– Приезжай, не приезжай, – сказал он, – все равно все разъехались. До осени никто разбираться не будет.

Меня никто официально из Комитета комсомола не вызвал, даже Веня Извеков не позвонил, хотя знал, как меня можно найти. И я остался с группой до конца поездки. Я делал вид, что все в порядке, и сохранял внешне спокойный вид, но на душе у меня «кошки скребли». Я понимал, что выглядит вся эта история скверно, но ведь никакого умысла у меня не было, а была дурацкая наивность и неоправданная доверчивость. А уж сговора точно не было, и это могут все присутствовавшие – Меркин, Якубов, Нахапетов, да и сам Виноградский – подтвердить.