За южной околицей деревни увалы были выше, но с пологими склонами, не более 35-ти градусов, на моих лыжах там кататься было нельзя, мала скорость спуска. Творческая мысль не стояла на месте. Рядом со школой стоял школьный туалет, единственный во всей деревне. Сельчане считали эти сооружения никчёмными излишествами, и все нужды справляли на огородах, обычно недалеко от хлева. Так вот, крыша этого экзотического сооружения была крыта длинными и толстыми досками, а ширина одной доски позволяла сделать пару лыж нормального размера. Назревала криминальная ситуация. Доску можно было только …украсть. Всё, как и подобает в таких ситуациях, в кромешной темноте, я незаметно выскользнул из избы, до туалета было всего 30 метров, из гуманистических соображений взял, самую крайнюю, заранее отбитую доску и спрятал её на время в дровах за хлевом. Доска оказалась берёзовой и тяжеленной как железная. Теперь опять требовался инструмент в виде лучковой пилы, которая позволяла распиливать доски вдоль. Я видимо приглянулся деду бабы Маши своей склонностью к всякого рода рукоделию. И пила такая у него оказалась. Два дня мне потребовалось, чтобы незаметно даже для домашних, распилить эту дровину на две равные половины. Теперь надо было топором вытесать из этих двух досок форменные лыжи, какие были у меня в Москве. Топор у меня был отточен как бритва. Топором я владел неплохо. И всё это я подглядел, в своё время, у своего деда. Опять же, в тайне от всех, когда Борька был в школе, а взрослые на работе, я, в поте лица, занимался изготовлением лыж. Лыжи получились отличные, но немного тяжеловаты и длинноваты. Тяжёлые получились за счёт берёзовой древесины, а длину просто не рассчитал. За счёт толщины доски, удалось вытесать даже что-то вроде загиба носков. По равнинной лыжне их с места не сдвинуть бы, а скатываться с горы, самый раз. На этих лыжах я катался по пологим спускам. Все ребята мне завидовали.