Утром, еще солнце не вставало, хозяин разбудил нас. -- Вставайте... пора... Скоро, чай, мужики придут.
Мы встали и пошли к колодцу, умылись. Немного погодя пришли и мужики.
-- Здорово, ребятушки, здорово, милые! -- весело приветствовал их трактирщик, радостный и довольный их приходом, ровно как и ведренным утром, -- спасибо пришли... Погода-то больно хороша... Неохота упустить вёдро...
Утро, действительно, было прекрасное. Солнце еще не взошло, но уже весь восток горел, как в огне. Кое-где разбросанные золотые облачка расстилались по небу и уходили куда-то, словно таяли. В чутко дремлющем утреннем воздухе начинали раздаваться живые звуки: вот где-то вдали послышалось тонкое ржанье жеребенка... вот заблеяли овцы... пастух заиграл на жалейке песню, ясно выговаривая:
Ка-а-ак на зорьке было, на заре,
Да на заре было на утренней...
Та-а-ам девушка коровушку доила.
Влажный ветер набегал волной... Под горой, вдали, дымилась речка... Роса крупными алмазами блестела на траве, тихо шушукались листья; медовый запах шел от цветущей липы: над этой липой уже кружились и гудели пчелы, а с поля доносились крики перепелов и пение жаворонков.
-- Ну, братцы, идемте, -- сказал трактирщик, -- пора... Сейчас, гляди, и солнышко выглянет.
Он пошел впереди... Мужики и мы, брякая брусками, гуськом потянулись следом. Итти до лужка, как оказалось, было с версту. Трактирщик повел нас, чтобы сократить путь, не по дороге, а межой, через овес...
Зеленой чертой ложились наши следы по росистой траве. На меже росли полынь, кашка, мята, издававшая сильный запах. В овсе по сторонам кричали перепела; жаворонки то и дело взвивались кверху и быстро падали опять, точно камушки. Заяц-русак, весь мокрый от росы, выскочил из овса на межу, увидал нас и присел; послушал, шевеля ушами, и пустился бежать по меже, вскидывая задом.
-- Держи! -- крикнул идущий впереди трактирщик.
-- Держи! -- звонко раздался его голос в соседнем лесу. Придя на место, трактирщик остановился, достал из кармана пиджака платок, утер лицо и сказал:
-- Ну, вот, Прохор, начинайте... Вон до энтого места, до барской канавы... Ты передом-то пойдешь?
-- Да все одно, чай...
-- Нет уж, сделай милость, иди ты... Уж я тебя знаю... им противу тебя не выстоять...
-- Конфузишь, Илья Михайлыч, -- отозвались мужики. -- Нешто мы косить не умеем, аль не кашивали?
-- Ну, ладно... передом, так передом, -- сказал мужик, которого трактирщик назвал Прохором, и стал точить косу.
Мы все последовали его примеру. Звучное лязганье далеко понеслось по чуткому утреннему воздуху.
-- А и прокосы длинны будут! -- сказал Прохор, отточив косу и сунув брусок в брусочницу. -- Так до канавы, говоришь?..
-- До канавы... до самой канавы.
-- Ладно... Ну, ребята, не отставать... Прокоса по три до завтрака отмахнем... Господи, благослови!
Он поплевал на ладони, отставил немного вперед левую ногу, взмахнул косой и пошел. Худой мужик, тощий и длинный, подождал немного, дал ему отойти и тоже пошел.
Пройдя шагов двадцать, идущий впереди мужик остановился, нагнулся, поднял горсть травы, обтер косу, поточил ее и, подождав, когда мы сделаем то же, опять пошел. Казалось, он не косил, а играл. Коса у него не резала, а, как говорят мужики, "мылила". Тщедушный, длинный мужик, идущий за ним, торопливо махал со всего плеча, "тяпал", стараясь не отставать.
Дойдя до канавы, мужик повернулся, поточил и начал делать свальник. Густой, высокий вал ложился позади его.
-- Ну и трава! -- громко сказал он подошедшему хозяину.
-- А что... хороша? -- радостно спросил тот.
-- Малина!.. Не сено будет, а свинина! В каждом возу пуд меду. Вишь, не прорежешь... кашка... пырей... Зародит же господь!
-- Ха-ха-ха! -- радостно засмеялся трактирщик. -- И то хороша!
-- А, чай, дарма досталось... за много ль взял?
Трактирщик не ответил на вопрос и сказал:
-- Ну, ладно... косите, а я пойду... Закусить там принесу... водочки... Косите!
-- Ступай! -- откликнулись мужики. -- Ступай, не сумлевайся... не подгадим...
Трактирщик ушел... Мы докончили по прокосу и, видя, что трактирщик скрылся из глаз, сели курить...