Отец Зосима, к которому мы на другой день утром направились, поджидал нас (отец Пимен предупредил его), сидя на ступеньках крылечка у входа в кельи, где жили монахи.
Человек этот, маленького роста, кряжистый, похожий на корявый обрубок корельской березы (отец Зосима тоже был из корел), с длинной, клинообразной бородой, с щетинистыми, как у николаевского солдата, усами, с лицом, похожим на старинный пятак, с маленькими глазками, над которыми нависали седые длинные брови, придававшие лицу отца Зо-симы вместе и смешной и суровый вид.
Он еще издали увидал нас, но зачем-то начал усердно ковырять палочкой в песке, делая вид, что не замечает нас.
Около его ног бродили голуби... Солнышко ярко освещало и его, и его длинную белую бороду, и голубей, и растущие около душистые тополя, и все крыльцо, где он сидел...
Подойдя, мы остановились и поздоровались.
Он поднял голову, посмотрел на нас как-то смешно, желая, вероятно, показать свою важность, нахмурился, отчего его глаза стали еще меньше, и сказал:
-- Вы что, рабы божие?
-- Да вот, отец, к твоей милости, -- ответил дядя Юфим,-- насчет, значит, работенки. Сказывали нам: дровишки резать... Аль там косить мы можем... Мы...
-- Сказывали!-- перебил его, передразнив, отец Зосима. -- Кто сказывал?.. Никто не знает... Я хозяин! -- вдруг ткнув себя пальцем в грудь, важно надувшись, произнес он и, глядя на нас и хмуря брови, еще раз сказал: -- Я хозяин.
-- Вот мы к вашей милости и пришли, -- сказал дядя Юфим, переходя с ты на вы, -- нас к вашей, отец, милости и наладили.
-- Кто наладил? Никто не может наладить... Я хозяин. А пачпорта при вас? -- еще больше надуваясь, спросил он.
-- Вид при нас,-- ответил дядя Юфим.
-- Да вы можете ль работать-то, а? Может, вы только монастырскую кашу умеете есть?..
-- Ну, вот, -- усмехнулся дядя Юфим, -- чай, мы не господа... мы крестьяне... дарма хлеба не едим. -- И, немного помолчав и сделав на своем лице какую-то смешную улыбку, тихо добавил: -- Мы вашей милости гостинчик принесли, не обессудьте... вот...
Он запустил руку в карман и осторожно, оглянувшись по сторонам, вытащил "половинку" и сейчас же снова спрятал ее.
Отец Зосима широко улыбнулся, причем вся его суровость сразу пропала, и лицо точно расцвело.
-- Ну, -- сказал он, поднимаясь с места, -- пойдемте в келью... Пачпорта отберу у вас.
Он взошел на крыльцо и, отворив дверь, сказал:
-- Идите!
Мы вошли в полутемный, длинный коридор, в котором пахло чем-то похожим на запах испорченной кислой капусты, и пошли по этому коридору вслед за отцом Зосимой в самый дальний конец.
В коридоре было мертвенно тихо, сыро и как-то жутко, по бокам были двери, ведущие в кельи... В конце коридора, у самой крайней двери, отец Зосима остановился и, достав из кармана большой ключ, сунул его в замок и повернул... Раздался гулкий, звенящий звук... Отец Зосима толкнул дверь и, пропустив сперва нас, вошел сам, захлопнул за собой дверь и запер ее.
Келья, куда мы вошли, была узенькая, с сводчатым потолком, похожая на склеп, куда ставят мертвецов. Налево от двери помещалась изразцовая печь с узенькой лежанкой. Кровати в келье не было, и поэтому можно было предположить, что отец Зосима спал на этой лежанке и зиму и лето.
Небольшое окно с решеткой, сделанное в толстой стене, выходило за монастырскую ограду, и сквозь него видны были речка, поле, синева неба...
В переднем углу висели иконы, под ними -- столик с книгами, шкафчик, табуретка.
Отец Зосима пододвинул к столу табуретку и сел на нее... Мы все четверо стояли около двери... Водворилось какое-то неловкое молчание... Наконец, отец Зосима, достав из кармана берестовую тавлинку и понюхав из нее табачку, сказал:
-- Та-а-ак, значит! -- и, помолчав, опять протянул: -- Та-а-ак!..
Стоявший впереди нас дядя Юфим торопливо достал "половинку" и молча поставил ее на стол. Отец Зосима мотнул головой, взял ее, посмотрел на свет, встряхнул и вымолвил:
-- Казенка пошла... Доходная статья, и вино много лучше. А где брали-то?
-- Ваша, здешняя, в обители брали. -- ответил дядя Юфим.
-- Та-а-ак! -- отец Зосима, потянувшись через стол, снял с гвоздика висевшие на нем ножницы. -- Та-а-ак, -- повторил он опять, отковыривая ножницами сургуч. -- Дорога здесь-то... четвертак, небось, а?..
Мы промолчали.
-- Ну, я попробую, -- продолжал он, выковыривая этими же ножницами пробку. -- Не знаю, закусить-то у меня есть ли?
Он отворил шкафчик и, нагнувшись, стал там шарить.
-- Нету, -- сказал он, ставя на стол чайную чашку, -- нечем закусить... Ну, я так... языком... А, рабы божьи, языком?..
Он потихоньку захихикал, завторили ему и мы.
-- Кушай, отец! -- сказал дядя Юфим, снова лереходя на ты. -- Кушай на здоровье... А там и потолкуем.
-- Чего толковать, толковать нечего... работайте! -- сказал отец Зосима, выпивая водки. -- Я хозяин...
-- У нас, отец, вишь ты какое дело... струменту-то своего нет.
-- Гм! Как же это вы... без струменту? -- принимая опять такой же важно-надутый вид, как и давеча на крылечке, спросил отец Зосима.
-- Да мы, признаться, на местах жили, в имении одном, в рабочих. Ну, взяли расчет, ушли. Аткода ж у нас струменту быть?.. Ходим, вот пока что работенки ищем... где кака придется... Мы, признаться, шли сюда, думали на покос попасть, ан дело-то, вишь ты: косить-то не начинали... Сказывают, на этой неделе начнут.
-- Сказывают! -- рассердившись, опять передразнил его отец Зосима. -- Кто сказывает?.. Никто ничего не знает... Я хозяин!..
-- Да я так, -- спохватился Юфим.
-- То-то, так... Я хозяин!..
Он вылил в чашку остатки и допил все.
-- Ну, а каку же ты, отец, цену положишь? -- спросил дядя Юфим.
-- Не обижу.
-- Ну, а все-таки?
-- Да каку цену?.. У меня, вон, работают юхновцы... Им цена настоящая: у них и струмент и все... Они привыкши, харч у них свой... Где вам до них! Вы вот что, ребята, я вам скажу: беритесь поденно. По тридцать монет дам.. Ну, известно: харчи наши, фатера, струмент дам... Струмент, надо правду говорить, неважный, много им не наделаешь... Ну, а вот ежели поденно, таковский. Пили да пили...
Дядя Юфим почесал затылок.
-- Возьмись поденно, а ты, отец, и будешь над душой стоять, не отойдешь... За тридцать-то копеек заездишь!..
-- Эва сказал! -- воскликнул отец Зосима. -- Буду я над душой стоять!.. Да я в лес-то в неделю раз хожу... Я, друг, не люблю эдак... Я на совесть... У меня этого нет, чтобы, значит, человека изводить... У преподобного на всех хватит.
-- Как же, ребята, скажете? -- обернулся к нам дядя Юфим. -- Думайте, как лучше.
-- Думай не думай... оставаться надо, -- ответил Малинкин. -- Глухое время, куда денешься.
-- Ну, вот и ладно, -- ответил отец Зосима, поднимаясь с места, -- ступайте в рабочую покеда, на конный двор... К обеду позвонят, обедать на трапезну приходите... Я приду ужо, струмент принесу... Ноне праздник... работать грех. Завтра поутру поставлю вас... Идите со Христом... За водку спасибо, утешенье мне, старику... Спаси Христос!
Свободное копирование
