Хозяин долго еще "бушевал", не давая нам покоя. Наконец, он стих, и мы все уснули.
Утром хозяйка разбудила нас, как только начало рассветать. Она, пока мы спали, успела развести самовар: большой и грязный, он стоял на столе, клокоча и выпуская под потолок клубы пара.
-- Вставайте чай пить... Самовар поспел.
Мы встали, умылись над лоханкой и сели за стол. Хозяйка сходила в лавку и принесла два фунта сухих, твердых, как железо, дешевых баранок.
Пока мы, не торопясь, пили чай, проснулся хозяин. Он открыл глаза и долго лежал, молча глядя на нас.
-- Распутайте! -- тихо и хрипло произнес он, наконец.
-- Лежи, лежи, разбойник! -- сказала хозяйка. -- Лежи, подыхай!..
-- Да ну уж! -- произнес он. -- Буде... распутайте...
Мы вопросительно взглянули на хозяйку. Она промолчала.
-- Тереха, распутай, встань! -- сказал дядя Юфим.
-- Боюсь я, дяденька, а ну как он по-вчерашнему.
-- Ну, дурак... Рязань косопузая! Ему дело, а он: собака бела.
Тереха вышел из-за стола, развязал хозяина и снова сел на свое место. Хозяин потянулся, расправляя онемевшие члены, сел на лавку, обхватил голову руками и произнес протяжно:
-- Фу-у-ты!..
-- Чердак трещит? -- спросил Малинкин.
Хозяин повернулся, молча посмотрел на него и опять схватился за голову.
-- А жена где? -- спросил он, помолчав и не поднимая головы.
-- Где!.. Известно где, -- ответила хозяйка, -- одно место... Разбойник, пьяница!.. Доколь ты нас мучить станешь?
-- Фу-у-у! -- снова тяжело вздохнул хозяин и вдруг, подняв голову и глядя на нас исподлобья, спросил:
-- Хорош мальчик, а?
-- На что уж лучше,-- с усмешкой ответил дядя Юфим.-- А помнишь что?
-- Нет.
-- Вре?
-- Не помню.
-- Н-да, -- произнес дядя Юфим, покачивая головой, -- этак ты можешь делов во каких натворить... Ты бы, купец, оставлял замычку-то эту... Не в обиду будь тебе сказано: у тебя ведь дети... Мы и сами пьем, все грешны, что говорить... Ну, а все-таки... того... полегче надо... Нехорошо... Будь один,-- наплевать, а то -- дети...
-- Фу-у-у! -- опять протянул хозяин и вздрогнул всем телом.
-- Ангельские-то душеньки за что терпят?.. Какой пример от родителя? -- вмешалась и хозяйка.
-- Что уж, -- поддержал ее дядя Юфим, -- вырастут, уваженья не жди... А то и по затылку попадать будет... Бывает родительскому сердцу прискорбно, а ничего в те поры не попишешь. Сам виноват... за дело, стоит...
-- Ты не сердись на меня, -- ласково продолжал Юфим, видя, что хозяин молчит, -- я постарше тебя... Не в обиду тебе говорю, не в укор, жалеючи говорю... Спокаешься, да уж поздно: близок локоть-то, а не укусишь, зарубку, купец, знать надо. Человек ты молодой, в силе... Нехорошо!
-- Отстань! -- сказал хозяин, махнув рукой. -- Своих детей учи, а я учен.
-- Твое дело, тебе виднее, -- сухо произнес дядя Юфим, принимаясь пить чай.
В это время в сенях послышался шум, и в кухню, осторожно отворив дверь и пропустив вперед себя детей, вошла молодая. Увидя сидящего в растерзанном виде мужа и подумав, вероятно, что он пьян, она, с выражением ужаса в глазах, попятилась назад. Дети испуганно прижались к ней.
Хозяин поднял голову, посмотрел на нее и на детей. Какая-то жалкая, робкая улыбка скривила его рот, и он тихо сказал:
-- Пришла... беглая...
Молодая отошла от двери, села и, закрыв лицо руками, заплакала.
Хозяин молча встал и куда-то вышел... Минут через пять он возвратился назад, с бумажным пакетом.
-- Подьте сюда! -- поманил он рукой детей, усевшись на прежнее место,
Дети не шли и жались к коленкам матери.
-- Райка! -- продолжал отец, обращаясь к старшей девочке. -- Подь, глупая, не бойся... Что я тебе дам-то. Эва, гляди-ка, гляди сюда... У, глупая!..
Старшая девочка отделилась от матери и робко подошла, глядя на отца боязливыми, недоверчивыми глазенками.
-- Держи подол! -- он достал из пакета пряников и дал ей. -- Глупая ты, глупая!.. А что надо сказать, а? Что тятеньке сказать надо, а?
Девочка вдруг доверчиво прижалась к нему.
-- "Покорно благодарю, тятенька", сказать надо, -- объяснил он, -- "покорно блага-блага...", -- голос его вдруг задрожал и осекся. Он порывисто обнял девочку и нагнулся, пряча свое лицо у ней на груди...
-- Вставай, ребята! -- вдруг как-то чудно и неожиданно, срываясь с места, крикнул дядя Юфим. -- Неча прохлаждаться-то... сряжайся!